Сам Фрейд очень хорошо осознавал этот факт, и он иногда заявлял, что он, в сущности, не ученый, а конкистадор. Раздор в этом вопросе, впрочем, глубоко укоренился в его сознании, и он часто говорил противоречивые вещи о степени научности своего творчества, как и психоанализа вообще. Эти сомнения еще нужно будет подробно обсудить ниже; здесь мы хотим только подчеркнуть, что психоанализ знаменательным, даже фундаментальным способом отклоняется от принципов чистой науки. «Тем хуже для науки!», так тоже снова и снова говорилось. «Что же в ней настолько неопровержимо, что можно было бы так просто отвергнуть чудесную проницательность такого мыслителя и пророка!» Такая позиция даже часто проявляется самими психоаналитиками, которые хотели бы видеть понятие «наука» интерпретируемым по-новому, так, чтобы это понятие включало в себя и психоанализ. Но и с этим Фрейд, несомненно, не согласился бы. Он хотел, чтобы психоанализ понимался как наука в традиционном смысле, и подобные стремления показались бы ему только некомпетентными переистолкованиями труда всей его жизни. Для него психоанализ был либо чистой наукой, либо же он был просто ничем. Мы также рассмотрим этот вопрос еще раз – в последней главе. Но, забегая вперед, мы уже хотели бы сказать, что мы в этой книге хотим подробно проанализировать как раз претензии ортодоксального психоанализа на научность. При этом мы используем слово «наука» в строгом смысле, а именно как естественную науку, а не как гуманитарную науку. Как известно, эти оба термина традиционно используются в немецкоязычном пространстве для различения между естественнонаучными исследованиями, с одной стороны, и литературными и историческими исследованиями, с другой, в то время как понятие «наука» обозначает в равной мере оба вида академического исследования. [Англосаксонская традиция, напротив, говорит только о «Science».]
Зигмунд Фрейд (Фройд) родился 6 мая 1856 года в маленьком городе Фрайберг в австрийской в те времена Моравии – примерно в 250 километрах к северо-востоку от Вены (сегодня эта область принадлежит Чехословакии). Его мать была третьей женой торговца сукном, и Зигмунд был ее первым ребенком, в то время как у отца было уже два взрослых сына от первого брака. Молодая женщина, которая была на двадцать лет младше своего мужа, родила ему еще семерых детей; все же, Зигмунд был и оставался ее «бесспорным любимцем», тем более что никто из его братьев и сестер не мог сравниться с ним. Это предпочтение со стороны матери позволило Фрейду позже говорить, что его стойкость по отношению к бесчисленным проявлениям враждебности происходила как раз из этого опыта, мамина любимца. Кстати, семья была еврейской, хотя и не ортодоксальной.
Когда Зигмунду было четыре года, бизнес его отца начал приходить в упадок, и, наконец, семья переселилась в Вену. Там он мог посещать гимназию Шперля, где он проявил себя хорошим учеником. Семь лет он был первым учеником в классе. Особенных успехов он добился в языках. Он владел латынью и греческим языком и скоро также мог читать свободно на английском и французском языке; кроме того, он позже выучил еще испанский язык и итальянский язык. Больше всего он интересовался такими предметами, как немецкий язык и философия. Но когда в семнадцатилетнем возрасте он поступил в Венский университет, он выбрал изучение медицины. До получения университетского диплома прошло восемь лет, после чего он сначала предался своим склонностям к химии и зоологии. Затем он учился и шесть лет занимался исследованиями в физиологической лаборатории Эрнста Вильгельма Риттера фон Брюкке и опубликовал в специальных журналах несколько статей о своей работе там. Из-за необходимости самостоятельно зарабатывать себе на жизнь он сдал, наконец, экзамен по медицине и в 1882 году стал работать младшим ординатором в Общей больнице в Вене. Там он мог и дальше заниматься интересовавшими его исследованиями, которые вели его теперь в область анатомии мозга. Он все-таки занимался неврологией до достижения сорокаоднолетнего возраста и опубликовал многочисленные монографии об афазии (утрате способности речи) и церебральных параличах у детей и пр.
В возрасте 29 лет он был назначен приват-доцентом невропатологии. Кроме того, он получил стипендию для учебной поездки, которая позволила ему пятимесячное пребывание с учебной целью у Шарко в Париже. Шарко прославился своей демонстраций техники гипноза, и действительно, собственно, именно эта связь с Шарко окончательно отвлекла внимание Фрейда от (нейро-) физиологии и направила его интерес на чисто психологические проблемы. После своего возвращения из Франции он женился и открыл неврологическую частную практику. Но его целью все равно было и оставалось достижение научной славы. Для этого он на основании своих наблюдений за пациентами разрабатывал теорию, которая, как он утверждал, не только могла объяснить невротические расстройства, но и, кажется, одновременно позволяла ему добиться излечения, что многие из его коллег до сих пор напрасно пытались.
Без сомнения, честолюбие играло в жизни Фрейда большую роль; еще студентом он писал своей невесте о своих «будущих биографах». Одна такая ранняя попытка добиться известности с помощью открытия привела его к исследованию потенциального применения кокаина. При этом основной интерес Фрейда касался болеутоляющих и в то же время вызывающих эйфорию качеств кокаина, все же, он узнал, что это средство могло помочь ему самому преодолевать периодические приступы депрессии и апатии, которые часто прерывали его работу и угрожали парализовать его в духовном плане. К несчастью, он не уделил внимания вызывающему зависимость компоненту кокаина, так что он действительно беспечно и без разбора рекомендовал это вещество в семье и в кругу друзей, и даже выступал за его применение вообще в одной статье. Как мы еще увидим позже, в развитии Фрейда кокаин сыграл решающую роль.
Следуя за Шарко, Фрейд применял гипноз у частных пациентов своей неврологической клиники, но был, тем не менее, разочарован полученными результатами. Вместо этого он начал интересоваться новым методом лечения истерии, с которым его познакомил его старый друг, невропатолог Йозеф Брейер (Бройер). Истерия была одним из самых частых нервных заболеваний того времени. Эта болезнь сопровождается параличами и другими физическими расстройствами, которые происходят без узнаваемых органических причин. Сегодня эта, по-видимому, сильно зависимая от культуры болезнь исчезла почти полностью. Когда один из моих докторантов захотел провести исследование о способности истериков развивать условные рефлексы, он на протяжении многих лет смог разыскать лишь совсем небольшое число пациентов, у которых были, по крайней мере, частично симптомы этого классического нервного заболевания.
Одной из тогдашних пациенток Брейера была Берта Паппенгейм (Паппенхайм), одаренная молодая дама из хорошей семьи, случай болезни которой был опубликован позже под псевдонимом Анна О. Брейер под гипнозом вводил ее в расслабленное состояние и просил ее высказывать открыто все, что приходило ей на ум – это «лечение речью» (катарсический метод), кажется, был истоком всей более поздней так называемой «(психо-) терапии с помощью беседы». И вот, во время этих сеансов пациентка вскоре вспомнила определенные подробности произошедшей давно сильной эмоциональной реакции на некий мучительный инцидент, который она вытеснила, очевидно, из своего сознания; это говорение подействовало как «катарсис» – очищение – и как последствие ее симптомы исчезли. Мы еще увидим, что это заключение, содержащееся в опубликованных совместно Фрейдом и Брейером в 1895 году Очерках об истерии, было коренным образом неправильным. В действительности девушка вообще страдала не от невроза, а от тяжелой физической болезни – и она также вовсе не была «излечена» примененным к ней катарсическим (катартическим) методом. Здесь, как и во многих других опубликованных Фрейдом случаях, медицинское заключение совершенно не соответствовало фактам.
Как бы то ни было, во время этого лечения возникли осложнения вследствие того, что между Брейером и его привлекательной пациенткой развилась сильная эмоциональная связь, что вызвало ревность жены Брейера, и он прекратил лечение, чтобы уехать с нею во второе свадебное путешествие в Венецию. Фрейд, со своей стороны, перенявший метод лечения Брейера, заменил гипноз методом свободных ассоциаций. При этом он выбрал в качестве исходной точки определенные события из сновидений своих пациентов, которыми теперь преимущественно были женщины, и поощрял их, чтобы они говорили все, что приходило им в голову об определенных деталях того, что происходило во сне.
Метод свободных ассоциаций как таковой первоначально происходит от сэра Фрэнсиса Гальтона, знаменитого английского натуралиста и одного из основателей Лондонской школы психологии. Он использовал, впрочем, так же, как К.Г. Юнг сорок лет спустя, список из ста слов и просил субъекты исследования (или себя самого) произнести самое первое слово, которое становилось им осознанным; при этом он измерял их время реакции. Он был очень поражен изобилием смыслов ассоциаций и воодушевленно писал об этом в английском специальном журнале Brain:
«Они обнажают сущность человеческой мысли с такой удивительной отчетливостью и открывают анатомию мышления человека с такой живостью и достоверностью, чем он обычно признался бы в этом перед другими..., вероятно, самое сильное впечатление, которое оставляют эти эксперименты, касается разнообразия той работы, которую делает дух в наполовину бессознательном состоянии, а также тот обоснованный аргумент, который они дают для предположения о существовании еще более глубоких, полностью опустившихся под порогом сознания слоев мыслительных процессов и возможно также учитываются феномены мышления, которые не могут быть объяснены по-другому».1
Есть еще и другой показательный отзыв Гальтона об его экспериментах с ассоциациями со словами. Результаты, говорит он,
«... дали мне интересное и неожиданное представление о том количестве операций сознания, и скрытых глубинах, в которых они совершаются, которые я так мало осознавал раньше. Общее впечатление, которое они оставили во мне, походит на то, которое многие из нас испытали, когда подвал нашего дома оказывался в состоянии капитального ремонта, и мы впервые осознавали всю эту сложную систему канализации, газо- и водопроводов, вытяжных труб, проводов и т.д., от которых зависит наш комфорт, но которые обычно скрыты от наших глаз, и чье существование, покуда они хорошо работали, никогда не беспокоило нас».2