– А что, ее украли?
– Нам топор подложили…
– Зачем? Отбиваться от комаров?
– Ты его ни в коем случае не трогай. Он на моих шортах лежит.
– Да пусть лежит. Он мне не мешает. Может, ты сбагришь милого ребенка в сад? Или напомнишь о нем бабушке с дедушкой? На худой конец, дяде Якову.
– Я постараюсь…
Ключ плохо слушался и никак не желал попадать в замочную скважину. Слыша мою возню, дочь посоветовала взять топор и прорубить себе персональный выход. Все равно за Ванечкиными воплями стука топора никто не услышит. Дверь я все-таки ухитрилась открыть цивилизованным путем. Уже на выходе меня поймал тревожный вопрос Алены, откуда в нашей комнате топор. Обернувшись, я увидела, что она внимательно его рассматривает.
– Ма-ам! Он к кому-то капитально прилагался! На шортах кровь! Ты куда?
– Пойду поищу это самое прилагательное. Может, кто-то неудачно пошутил?
– Имея в кармане запасной ключ от нашей комнаты? Я иду с тобой. Сейчас, я быстро.
– Хорошо, одевайся, я снаружи подожду. Не могу смотреть на свои шорты. Честное слово, из этой поездки вернусь нищенкой.
По другую сторону двери моим глазам открылось захватывающее зрелище: весьма довольный Ванечка лихо скатывался по ступенькам лестницы на мягком месте, непроизвольно подскакивая, как на лошади. Сверху за этими скачками с интересом наблюдали Наташка и Дарина. Подруга оглянулась на меня:
– Ир, представляешь, что творит?! Прямо так и тянет попробовать. До этого момента считала, что с лестницы можно только по перилам скатываться.
– Угу, – мрачно промычала я и, не задерживаясь, прошла в комнату к ребятам.
Она была открыта и пуста.
– Все на пляже, – пояснила Дарина. – Надо бы тоже искупаться, но пора отчаливать. В первый раз не горю желанием уезжать. Трудно поверить, что в Москве дожди.
– А ты здесь уже была? – ничуть не сомневаясь в положительном ответе, спросила я.
– В прошлом году. С отцом. Только он эти три дня провел здесь, а я остановилась в Туапсе. В гостинице.
Неслышно подошла Аленка, пожелала всем доброго утра и вопросительно уставилась на меня. Я ободряюще улыбнулась. За спиной резко хлопнула дверь спальни Серафимы Игнатьевны и раздался возмущенный голос Яночки:
– Ванька! Жокей недоделаный! Ты долго будешь меня доставать? Я тебе не бабка, живо вниз по ступенькам лбом съедешь!
Ванечка, в очередной раз достигший подножия лестницы, для начала показал Янке язык. Почему-то синий. Та, недолго думая, высунула в ответ свой. Нормального розового цвета. И тут ребенка понесло… В рекордно-короткий срок он скроил около сотни ни разу не повторяющихся рож, одновременно кривляясь всем телом. Они менялись со скоростью не меньшей, чем скорость слаломиста, лидирующего в соревнованиях по скоростному спуску с горы. Мне даже удалось отвлечься от своих несчастных шорт. Янка ему явно проигрывала. Оба были крайне довольны.
В дом влетела Гала:
– Доброе утречко! Я прямо из церкви. Сейчас будем завтракать. Спускайтеся у столовую. Ванечка, будешь рисовую кашку? – тараторила она, торопливо следуя по коридору.
– Я хочу чипсы! – отвлекшись от основного занятия, заявил Ванечка тоном, не допускающим возражения. Бесшумно появившийся рядом с внуком дорогой дедушка этого не понял и попытался убедить внука, что чипсы – вещь вредная. Особенно на завтрак. За что и поплатился. Мастерским ударом ноги в дедову лодыжку Ванечка на пару дней лишил Александра Иосифовича возможности нормально передвигаться. Покалеченный тоненько взвыл и, подхватив в руки согнутую в колене раненую конечность, попытался прыгать на одной ноге. Это удавалось плохо. Раненая нога все время пыталась вырваться и прийти на помощь здоровой в целях равновесия. Милый ребенок за этим действом с интересом наблюдал. Недолго. Посчитав эксперимент незавершенным, он двинул дедушке по второй ноге. Тот сменил тональность и, заорав благим матом, тут же уселся на пол, качаясь от боли и пытаясь легким поглаживанием смягчить ее. Заспанная Анита Ильинична выглянула было из своей комнаты, но моментально втянула голову обратно. Красноречиво щелкнул замок, стало ясно – дама предпочтет скорее умереть голодной смертью, чем спуститься к завтраку.
– Саша!
В голосе подоспевшей к мужу Бабобабы удивительным образом сочетались деланный испуг, фальшивая забота и подлинное раздражение.
– Что сидишь… качаясь?
– Как юла после завода, да, ба? – радостно завопил внук. И подозрительно уставился на толстые лодыжки бабушки, облаченной в бриджи.
Обутые в массивные сандалеты ноги ребенка нетерпеливо зашаркали по паркету, имитируя движение собаки, с силой отбрасывающей задними лапами землю. Янка довольно хихикнула, предвкушая захватывающее продолжение спектакля.
– Ванька, воздух! – неожиданно гаркнула Наташка.
Потерявший бдительность ребенок задрал физиономию вверх, и в ту же секунду на его голову было мастерски нахлобучено широкое банное полотенце. Он хаотично замахал руками, пытаясь от него отделаться.
– Что ты себе позволяешь?! – побагровев, завопила Бабобаба на Наташку.
– Вот идиотка! – от души веселясь, выдавила из себя Яночка. – Жаль, что тебе повезло… Сидели бы сейчас со своим Сашей на пару, как два китайских болвана! О! Третий, подкованный чуть ранее, неплохо смотрелся бы в середине.
Из своей комнаты, опираясь на палку, величественно шествовала Вероника Георгиевна. Умный Яша, вероятно, не намеревался вылезать, упорно делая вид, что не проснулся.
– Гала!.. Га-а-ала! – проорала вниз Яночка. И, услышав отзыв: «Я туточки!», приказала: – Корми всю эту свору. Им пора собирать манатки. Тетушке я лично помогу спуститься вниз. Завтракать приду позднее.
И, не слушая гневной отповеди Бабобабы, зевнула, смачно потянулась и скрылась в комнате.
Мы тоже отсрочили время завтрака – до возвращения с моря. И не из-за Ванечки. Ребенок был поглощен новым занятием: пытался докинуть до второго этажа Наташкино полотенце. Увы, нашим планам не дано было осуществиться. Открылась входная дверь, и друг за другом вошли Яша с полотенцем через плечо, Лешик с ластами и Славка в маске с воинственно торчащей вбок трубкой для воздуха. За ним дверь и закрылась.
– А где отец? Ребята, где Леонид Сергеевич? – растерянно спросила Дарина.
– Как где? Здесь, наверное, – недоуменно ответил Лешик. – Он вроде рано утром собирался на море пойти. Когда мы встали, комната была открыта, но его в ней уже не было.
– Да он, скорее всего, уже вернулся и спит! – глухо пояснил сын через маску.
– Вызывайте милицию, – устало заявила я, нисколько не сомневаясь, что ее присутствие необходимо. И зажала уши ладонями, опасаясь диких криков. Хотя они, мои уши, можно было уже назвать тренированными.
Криков не последовало. Я видела, как Наташка беззвучно открывает и закрывает рот, Дарина во все глаза смотрит на меня и в волнении теребит ворот своего халатика. Снизу донесся гул голосов. Я тут же дала волю ушам. Бабобаба интересовалась у Славки, давно ли меня выпустили из сумасшедшего дома. До меня, наконец, дошло, что Наташка открывает и закрывает рот не просто так, а со смыслом. Смысл был в вопросе, который она пыталась выдохнуть – где?
– В комнате ужасов – в кабинете, – ответила я, всей душой надеясь, что ошибаюсь. Все, кто туда заглядывает, бывают наказаны. Все, кроме одного…
5
Леонид Сергеевич скорее всего не видел, кто его ударил. Два удара тупым твердым предметом по голове, один из которых оказался смертельным, были нанесены сзади. Потерпевшего увезли в городской морг. В кабинете осталось только очерченное мелом положение его бренного тела. Нас с Аленой прокатили в отделение, где дотошный и нудный следователь долго интересовался у каждой из нас попеременно, почему мы стерли с окровавленного топорика отпечатки своих пальцев и почему сразу же не сообщили в милицию, обнаружив в своей комнате якобы увиденное в первый раз возможное орудие убийства.
Отпустили нас часа через полтора. Весьма неожиданно. Следователь только-только начал сам себе отвечать на новый по содержанию вопрос, почему мы не успели спрятать улику в надежное место. Кажется, он хотел мотивировать это нашей усталостью после убийства Леонида Сергеевича. Но его срочно куда-то вызвали по телефону. Вернулся он совершенно обновленный. Приветливо спросил, не кажется ли нам море холодным, а погода слишком жаркой. И удобно ли мне босиком? При обыске в суматохе я потеряла всю свою обувь, искать ее не было времени – следственная бригада торопилась.
Честно говоря, я не знала, что отвечать, усматривая определенную провокацию в вопросах. Поэтому и молчала, со страхом думая, как ответит дочь. Вдруг ответы будут разные.
Алену ввели в кабинет, не выпроваживая из него меня. «Очная ставка, – мелькнуло у меня. – И без понятых. Ни за что не признаюсь, что она моя дочь. Скажу, что вообще вижу ее впервые». Но Алене задали интересный вопрос: бывал ли у мамы ранее паралич речи на нервной почве? Дочь отрицательно покачала головой и сказала «да». Следователь горько пожаловался на дикую загруженность, пожелал нам полноценно отдохнуть и предусмотрительно встал, дожидаясь, когда два человека – один в милицейской форме, второй в гражданском – выпроводят нас на полноценный отдых. Мы сразу взялись за руки, дав понять, что предпочли бы отдыхать в одной камере. Если это, конечно, возможно.
На улице нас поджидали Наталья с ребятами. И мы не сразу поняли, что слова провожатых «до свидания» означают не смену караула, а нашу полную свободу. И то, что Славка обнимает плачущую сестру и ласково гладит ее по волосам, расценили, как любезно предоставленную возможность проститься с близкими людьми. Словом, меня с трудом стаскивали с крыльца серьезного административного здания. Я упорно мешала работающим в нем сотрудникам ходить, а некоторым – и бегать, по их нелегким делам. А также упорно отказывалась садиться в «десятку» Серафимы Игнатьевны, за рулем которой был муж Галы Степан. Уверяла всех, что это мое действие расценят как попытку побега из-под следствия.