Сектор со столом перевернулся, образовав пустой угол. Так было лучше, правда, не намного. У Маришки наверняка стояла какая-нибудь модная мебель, и Егор забеспокоился, что ей у него не понравится. Вся его обстановка исчерпывалась стандартным комплектом, прилагающимся к жилью бесплатно. У Маришки же одних коробок от квазиинтеллект-блоков было не меньше десятка, а кто пользуется крутыми КИБами, тот на раскладную койку не ляжет.
Эта мысль Егора особенно опечалила.
– Холуй!.. Холуй, привет.
– Привет.
– Во-первых, команда «Холуй, привет» отменяется.
– Отменяется, принято.
– Во-вторых, кто включил монитор?
– Монитор не выключался с утра.
– А я говорю выключался! Кто его трогал?
– Информация недоступна.
– Да что тебе вообще доступно… – пробормотал Егор, подбирая пульт.
Экран работал в режиме мозаики. Кто-то – точно не Егор – разделил поле на пятнадцать ячеек, так, чтоб просматривать все каналы одновременно. Егор со своей нелюбовью к сети и одну-то программу терпел с трудом, а пятнадцать…
Пятнадцать?..
Он заметил, что центральное окошко ничего не показывает. Почти ничего. По темно-зеленому фону бежала строка – настолько мелкая, что прочесть ее можно было, лишь подойдя к стене вплотную. Выставив пульт вперед, Егор увеличил окошко до полного экрана. Светлая ниточка превратилась в текст:
СООБЩИТЕ О ГОТОВНОСТИ ТРЕХКРАТНЫМ НАЖАТИЕМ КНОПКИ «5».
Егор трижды ткнул в «пятерку» и увидел новое сообщение:
ВАШ ДОПУСК ОТСУТСТВУЕТ.
Он снова набрал три пятерки – то же самое. Мало того, что ему совали контрафактную рекламу, они еще смели куда-то его не пускать. В собственном доме.
Егор вернул режим мозаики – монитор показывал четырнадцать программ. Пятнадцатая ячейка постоянно предлагала набрать «555». Похоже, ему перестроили один из каналов. На рекламу. Здорово.
– Холуй, привет! – Рявкнул он.
– «Привет» не обязательно, – сказал Холуй.
– Кто копался с сетью? Кто здесь был?
– Посторонних не было.
– А, что тебя спрашивать!..
Егор попытался разобраться, какой программы его лишили. Кажется, водного спорта. Потеря была невеликой, но принципиально обидной.
В кухонном отсеке негромко тренькнуло – прибыли пирожные. Егор пошел вынимать их из бункера, и тут позвонили в дверь. Он на мгновение замер, решая, что делать сначала, и, выругавшись, метнулся к двери.
– Привет, – сказала Маришка. – Чай готов?
– Чай? – Удивился Егор.
Он с идиотским видом посмотрел на часы – десять минут восьмого. Во рту еще не растаял вкус рыбы, а ее он ел где-то между двумя и тремя…
– Мне уйти? – Насупилась Маришка.
– Что ты! – Испугался Егор. – Заходи, конечно. Я… это…
– Ошалел от счастья, – подсказала она.
– Внимание, освободите почтовый бункер, – подал голос мажордом.
– Холуй, заткнись! – Крикнул Егор.
– Зачем ты? – Спросила Маришка. – Не надо с ним так.
– Как? «Холуй»? Это его имя.
– Я знаю. «Заткнись» говорить не надо. А Холуем ты его сам назвал? И не противно тебе с ним жить? С холуем?
Егор задумался.
– А твоего как зовут?
– Не моего, а мою. Она у меня девица. Присутствие невидимого мужчины – это неудобно. Для меня. А зовут ее Маришка. Мы с ней тезки.
– И вы не путаетесь? – Пошутил Егор. – Ой, что же мы?.. Холуй, меблировка по программе «гости».
На полу сдвинулось несколько сегментов, и из образовавшегося колодца поднялся круглый стол.
– Сколько персон? – Осведомился Холуй.
– Девятнадцать, – кисло ответил Егор. – Ну как с таким уродом общаться?
– А какая ему разница? – Со смехом спросила Маришка.
– Он выясняет, сколько ставить стульев.
– Да ну его, лучше на диване сядем. А насчет Холуя знаешь, что? У меня есть лишний мажордом, на базе двести сорок пятого. Примешь в подарок?
Три тысячи триста таксов, вспомнил Егор. Да, девочка не бедствует.
– Нет, не приму.
– Ну и не надо. – Маришка непринужденно села за стол и закинула ногу на ногу. – Тогда чаем угощай.
– Ах, да!..
Егор бросился к бункеру, достал пирожные, загремел чашками, рассыпал сахар – руки постоянно что-то делали, а голова мучительно соображала, чем бы Маришку развлечь. Он не подозревал, что уже восьмой час, не успел продумать, о чем говорить и как себя вести.
– Представляешь, – сказал он, занося в комнату приборы, – я тебе утром говорил о рекламе. Ну, на работу звали. А теперь отобрали у меня весь пятнадцатый канал. Да еще издеваются, допуск им какой-то нужен.
Егора подмывало рассказать также о страннике и непонятном повторе с приездами в метео, но этого он делать не стал. В противном случае его уход с работы из красивого и в чем-то романтического поступка превратился бы в недоразумение.
– Насчет сети ты что-то путаешь, – сказала Маришка. – Я не знаю, сколько у нас частных студий, но государственных программ всего четырнадцать. Пятнадцатой никогда не было.
Егор начал было возражать, но Маришка его остановила.
– Путаешь, путаешь. Четырнадцать, точно. А вот реклама… Это больше смахивает на приглашение. И зовут не всех, а тебя лично. Я ничего подобного не получала.
– Да, но идет-то это личное сообщение по общему каналу!
– Мало ли, подсоединили… Ты в этом что-нибудь понимаешь? Я тоже. А если нашли твой адрес, значит, ты им нужен. Какая у тебя специальность?
– Э-э… По диплому – сорок слов. Короче, я эксперт по перистым облакам.
– Облака? А при чем тут перья?
– Вот видишь. Кому я нужен? То есть так, чтобы искать, резать кабели и нарываться на неприятности. Возьму да свяжусь с полицией, тогда поглядим, у кого допуск отсутствует, а у кого присутствует.
– Правильно, Егор, свяжись, – поддержала Маришка. – Не с полицией, конечно, а с фирмой, или что у них там. Неужели не любопытно?
– Любопытство – черта сугубо женская. А мне все это не нравится. Это называется вторжением в частную жизнь.
– Какой же ты скучный, – разочарованно произнесла Маришка, и Егор, бросив ложечку в блюдце, схватил пульт.
Он вызвал буфер и, просмотрев сегодняшние послания, убедился, что все они пришли из одного места. Затем откинул на пульте буквенную панель и решительно набрал адрес – нечто длинное и абсолютно бессмысленное.
– Слушаю вас, – сказала молодая женщина, до того похожая на Маришку, что Егор невольно обернулся.
– Это я вас слушаю. – Он проверил, включена ли телекамера, и демонстративно уселся на диван. – Ну?.. Вот, я к вам обратился. Вы довольны? Что дальше?
Женщина на экране похлопала ресницами и покосилась куда-то влево.
– Назовите себя, – попросила она.
– Не валяйте дурака. Вы знаете, кто я.
– Хорошо. Мне придется обратиться к вашему мажордому. Он должен подтвердить, что хозяин квартиры – вы.
– Надо же, какие строгости, – обронила Маришка. – Не ломайся, Егор, скажи ей.
– Не. Пусть у Холуя спросит. Сейчас он ей объяснит…
– Сожалею, – сказала женщина. – Ваша модель мажордома не позволяет…
– Да я это, я! Егор Соловьев.
– Спасибо. С вами свяжутся завтра в десять. Будьте, пожалуйста, дома.
Женщина мгновенно исчезла; экран почернел и через секунду выдал сообщение:
БУФЕР ОЧИЩЕН.
– Кто велел? – Крикнул Егор.
Стертой рекламы ему было не жалко, его возмутило то, как вольно с ним обходились.
– Приказ абонента, – ответил Холуй.
– Здесь приказываю я!
– Оставь его, Егор. Возьми моего, не занудствуй. С Холуем к тебе не то, что в сеть, в квартиру влезать будут. А вообще-то, я заинтригована, – призналась Маришка. – Я уверена, это серьезная фирма. Скорей бы утро.
Егор посмотрел на ее ноги в тугих шортах и вдруг осознал, насколько же нелепо он себя ведет. В кои-то веки осмелился пригласить Маришку в гости, и…
– Нет-нет, мне интересно! – Возразила она, будто он сказал это вслух. – Я немного опасалась, что ты начнешь разводить тары-бары… ну, обычная история. Некоторые мужчины воспринимают женщин исключительно как… ты понимаешь.
– Понимаю, – вякнул Егор.
Теперь с ней будет труднее, отметил он. А ведь он тоже не против, чтобы тары-бары и все такое. Не против обычной истории. За этим, собственно, и звал. А зачем еще?
– Покушай, ты совсем не ешь, – сказала Маришка. – Я уже три штуки слопала, а ты ни одного. Ставишь меня в неудобное положение.
Егор хлебнул чаю. Сладкое он любил, но сегодня что-то не тянуло.
– Тебя как маленького кормить? – Спросила она.
Маришка придвинулась и положила ему руку на плечо. Потом взяла с блюда пирожное и, рассмеявшись, покачала головой. Ее лицо оказалось совсем близко.
Егор удивился, когда это они успели настолько сойтись, чтобы так касаться коленками и вот так смотреть друг другу в глаза.
– Понемножку: я – ты, я – ты.
Она поднесла пирожное к его губам – тем краем, откуда откусила сама. Чтобы не портить игру, надо было есть. Егор раскрыл рот, однако от мысли, что бисквит придется глотать, его замутило.
Он мягко отобрал у Маришки пирожное и прижал ее к спинке. Это был первый случай, когда Холуй понял его без слов. Диван разложился, и они откинулись на узкое, кривоватое ложе.
Язык у Маришки оказался сладкий. И зубы тоже.
– Какой ты быстрый, – с притворным укором сказала она. – Всего два года знакомы, и уже целоваться. Пройдет еще лет пять, и ты, чего доброго, расстегнешь мне вот это.
Она перекатилась на живот и показала «молнию» на маленьких шортах. С застежкой Егор справился не сразу, однако это заняло не пять лет. Гораздо меньше.
А язык у Маришки был все-таки сладкий. И вся она была – сладкая…
Проснулся Егор около четырех. Диван был тесным, поэтому они спали обнявшись. А может, и не поэтому. Маришка дышала ровно и спокойно, и в ее дыхании слышался аромат бисквитов.
Егор осторожно выбрался из-под ее руки и, дойдя до туалета, обхватил унитаз. Это длилось не долго – не так долго, как если бы он ел пирожные сам.