е вопрос. А, не надо… Ну, ладно, завтра.
— Че он хотел? — поинтересовался Попов, когда Быков положил трубку.
— Что-то случилось, говорит, бошку пробили ему, завтра следак вызывал на допрос, как он пойдет в таком состоянии.
Поп разом протрезвел.
— Ну, бывай, — встал и, накинув пиджак, висящий на спинке стула, заторопился он, подозревая, что Зимин опять что-то учудил. — Через Калаша будем связь держать, он в курсах. Скажешь, когда все будет готово, он охрану уберет на это время.
Мирослав с другого конца актового зала увидел, как татарин Ольгу обхаживает. Он подошел, ненавязчиво оттер его в сторону и сказал:
— Оль, не устала?
— Очень, Слав, — вздохнула она.
Тут было все. Усталостьь от мероприятия, от постоянной, словно приклеенной к лицу улыбки, от неприятного собеседника, которого она уже видеть не могла. Скорей бы уйти прочь отсюда!
Ольга ухватилась за руку мужа, как утопающий за соломинку.
— Ильхан Николаевич, мы, пожалуй, поедем, — обратился Мирослав Зимин к хозяину мероприятия. — Попрощайтесь за нас с Большаковым.
— Ну, езжайте.
Ибрагимов прищурился. Пожалуй, его оценка событий была неверной. Что-то произошло, но явно не то, о чем он подумал.
В машине она расплакалась навзрыд на груди у мужа.
Ольгу отпустил наконец зажим. Не надо было держать спину и делать вид, что все в порядке.
— Ну, ну… Все хорошо… — похлопал он ее по спине, но она только горше зарыдала.
— Сла-а-в… Я так испугалась.
— Ну что ты, малыш. Не бойся, я с тобой.
Она вдруг показалась ему маленькой девочкой, которую надо утешить, вытереть слезы, и которая тянулась к нему всем телом и душой, прижималась и дрожала, как осиновый лист.
— Ой… Слав. Какой… малыш…
У нее началась икота от рыданий.
Такое облегчение. Спасена.
Мирослав протянул ей бутылку воды, стоящей на подставке. Она пила, пытаясь прекратить сокращения диафрагмы, и задерживала дыхание. Наконец словно повернули рубильник. Икота закончилась. Ольга благодарно приняла из рук мужа коробку бумажных салфеток и, отвернувшись, смущенно высморкалась.
— Ты его убил? — ради интереса спросила она, искоса взглянув на Мирослава.
Причем вышло это как-то мимоходом, словно не о человеке говорила. К насильнику не было абсолютно никакой жалости, только брезгливость.
— Не-а, — мотнул головой Зимин и поморщился.
— Почему?
Она думала, так решают проблемы в преступной среде. Выходит, в ЧОПе малость преувеличивали.
— Потому, — щелкнул он ее по носу, как девчонку, удивляясь такой кровожадности. — Всему свое время.
«Всему свое время, и время всякой вещи под небом».
Ольга отстраненно размышляла об этом.
Мирослав, как оказалось, совсем не белый и пушистый. Он расчетливый и терпеливый человек. Умеет ждать. Мало кто сумел бы сдержаться в такой ситуации.
Однако ее муж избежал огласки, защитил ее от позора и сегодня отпустил Кузина, хотя тот покушался на него, возможно, даже дважды, если вспомнить взрыв машины этим летом, и пытался изнасиловать жену.
— Поехали уже домой, — устало сказала она. — Собака ждет.
Борис дал жене успокоительное и уложил ее. Потом брызнул под язык нитроспрей, ощущая, как отступает стенокардия.
Одно шунтирование уже было, но возраст давал о себе знать. Летков думал, как побыстрее уладить дела компании и не помереть в процессе. Надо потом лечь на плановое обследование и показаться своему кардиологу. Когда все закончится.
Капитализация — первая проблема. Эмиссия пока ничем не обеспечена. Надо искать деньги. Но мало изыскать средства и выпустить акции. Борис задумал еще одно дело.
Сплит.
Надо «раздробить» акции, увеличив их количество и уменьшив стоимость одной ценной бумаги, и совместить это с уже запланированной эмиссией.
Все акционеры будут вынуждены обменять акции старого образца на новые — например, четыре к одной. А так как это носит заявительный характер, он наконец сможет выяснить, на кого скупали бумаги подставные лица. Вдруг Большаков или бывший, как оказалось, друг Ибрагимов готовят запасной вариант захвата компании.
Брокер и экономисты холдинга советовали ему, как председателю совета директоров, выдвинуть эту инициативу. Обоснование простое. Якобы это нужно для того, чтобы акции стали «легче», и стали лучше торговаться среди физлиц. Это чуть-чуть поднимет курс, потому что акции компании очень сильно просели в цене.
Однако кое-кто отговаривал его от сплита, потому что тогда вновь выпущенные акции придется покупать по реальной рыночной стоимости, а не по временно заниженной. Посторонних не жалко, но Борис хотел приобрести часть сам, чтобы снова завладеть контрольным пакетом.
Но кто не рискует, не пьет шампанское!
Он решил бороться до конца.
Они ехали домой.
Машина была новая, хотя модель та же. Ольга откинулась на кожаный подголовник, размышляя, как все просто в его мире.
«Оль, это как машина. Разбил — новую купил».
С вещами проще. Жизнь так быстро не склеишь обратно из осколков. А еще все чаще посещают нехорошие мысли о том, чтобы уничтожить чужую жизнь.
«Гроб и кладбище. Ты хотел знать, что я чувствую? Вот».
Она сейчас желала этого всем, кто хотел ей навредить. Ей и ее близким: мужу, еще не рожденному ребенку. Только тогда она будет спокойна. Но это не значит, что она так сделает. Но… Хочется же, не так ли?
— Слав, — сказала она. — Я очень плохой человек.
— Человек, — усмехнулся он. — Человек. Отдыхай давай. Скоро приедем.
— Я серьезно! — обиделась она. — Не смейся.
— Я и не смеюсь. Я. Абсолютно. Серьезен, — ответил Зимин, выруливая к дому на Крылатском.
И улыбка у него была какая-то нехорошая, злая. Он смотрел на дорогу и был весь собран, сжат, как пружина, и готов к действию.
Ольга была уверена, что он думает о том же самом. Не просто уничтожить конкурента, не разорить, а убить его. Физически устранить. Кузину конец. И еще расправиться с Борисом Летковым, отжать его бизнес. Пусть это вроде бы как «ради нее», но на самом деле муж никогда не забывал о личной выгоде.
Это хищник. В бизнесе без этого никак. Мягкотелых и слабых просто растопчут. Ольга не осуждала, но…
— И ты тоже нехороший человек, — сделала она вывод.
— Ага, очень.
Даже не спорит, как будто втайне чем-то очень доволен, словно она комплимент ему сделала. Ольга фыркнула и отвернулась, глядя в окно на мелькающий город.
— Я так раньше не жила, — сказала она наконец. — Понимаешь?
— Забей на закон, — услышала она в ответ.
В чем-то они похожи. Рыбак рыбака видит издалека. И два сапога пара. Муж и жена — одна… Короче, они друг друга стоят, иначе бы судьба не свела их вместе. Ольга не может поднять руку на врага — Зимин сделает это за нее. Он — рука судьбы. Есть в этом какой-то тайный, глубинный смысл.
Женщина не должна ожесточаться. Ее предназначение не убивать, а дарить жизнь. Может быть, поэтому…
Стало как-то грустно, но Ольга в себе немного разобралась.
— Делай что хочешь. Но ничего мне не рассказывай, — попросила она, не глядя на мужа. — Хорошо? Я не хочу знать.
— Хорошо, — неожиданно покладисто согласился он. — Очень хорошо. Все, приехали.
В этот раз он не отстегнул ей ремень, как она привыкла. Швы на ребрах мешали. Ольга справилась сама. Она хотела скорей вернуться домой и отмыться от прикосновений насильника.
Дома она долго, с остервенением оттирала мочалкой кожу, сидя в ванне. Ольге казалось, что она все еще чувствует грубые, бесцеремонные пальцы на шее и запястьях.
— Ну, надо же.
Вода утекала в слив, унося с собой все плохое.
— Ты скоро там? — спросил Зимин, заходя в ванную комнату.
— Сейчас! Уже вылезаю.
Она встала, переступила через бортик, и Мирослав протянул ей большое пушистое полотенце, закутав ее от шеи до колен.
— Спасибо.
Он как-то нереально бережно касался ее, словно она была сделана из хрусталя. Помог вытереться, распустил волосы, которые Ольга собрала на макушке. Обнял опять, и вдруг до хруста сжал в объятиях.
— Больше никуда тебя не возьму, — сказал он.
— Собственник.
Она быстро заснула. Вымоталась за день. И слез не было — все выплакала.
Ольга спала, а Зимин все так же сидел рядом, не отпуская руку жены. Он думал.
«Я очень плохой человек», — все еще звучало в ушах.
Странная она, его случайная жена. Считает себя плохой. Мирослав давно заметил, что она склонна к самокопанию, правда, надолго это обычно не затягивалось. Он этого не переваривал.
Но среди его окружения она — один из самых лучших людей. Во-первых, она честная. Вдвойне ценное качество у баб. Когда надо — откровенная или скрытная. И совесть у нее, как оказалось, имеется — то, что у него когда-то было и не давало переступать черту.
Да, она человек. Его человек.
Если Зимин кого-то впускал в свою жизнь, как «своего» человека, то брал за него ответственность и ждал в ответ того же самого. Было очень странно встретить это в женщине.
Он держал Ольгу за руку и поглаживал темнеющие у нее на запястье следы.
Даже во время покушения он так не боялся. Страха тогда не было вообще, только азарт. Адреналин. В запале боли вообще не чувствовал.
Вот, значит, каково это — бояться за других. Мирослав не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Он теперь нес ответственность за Ольгу. Она, как лоза, незаметно проросла насквозь и стала частью его самого, но он понял это только сейчас.
Если с ней что-то случится… Нет, он не даст случиться с ней ничему плохому. Защитит, прикроет. Запрет дома, в конце концов.
— М-м… — перевернулась она на бок и подложила ладонь под щеку, пристраиваясь поудобнее.
— Спи, — укрыл он ее одеялом, подтянув до самой шеи.