Квартира — элитная недвижимость «ни о чем». Продать и не вспоминать.
На этом все.
Летков после того, как банк реализовал залоговое право на имущество, был вынужден съехать с квартиры на Кутузовском проспекте.
Сразу возникли сложности с правоохранительными органами и пропиской. В итоге из-за досадных ошибок и недопонимания встал вопрос о нарушении домашнего ареста и смене меры пресечения.
Во время очередного заседания у Бориса случился сердечный приступ, и его прямо из зала суда отвезли в больницу. Суд перенесли на другую дату. Окончательное решение не было принято. К счастью для Леткова, которого вместо больнички в «Матросской Тишине» отвезли в Склиф.
— Ваш отец хочет увидеться с вами.
— Что?
Ольга сначала не поняла, о чем говорит мужчина, представившийся лечащим врачом Бориса Леткова. Потом до нее дошло.
— Зачем?
— Ему предстоит серьезная операция, — сказал врач. — Борис Иванович может не выжить.
— Мне все равно! — хотела она бросить трубку.
— Мне кажется, он хочет сказать вам что-то важное. Пожалуйста, приезжайте. Он все время зовет вас.
Глава 11
— Поедешь? — спросил Зимин, когда Ольга отключилась и пересказала ему разговор.
Звонок был ранним, и она еще не встала. Женщина перевернулась и прижалась к мужу, ощущая ту же близость, что пронзала их ночью. И… о боже, ну что может у мужика быть поутру? Лучше бы им любить друг друга, а не обсуждать Бориса.
Доктор им все утро испортил.
— Не уверена, — вздохнула она. — Что он такого может мне сказать, чего я не знаю?
Кроме того, она не хотела видеть человека, который исковеркал ей жизнь. Сейчас Ольга не считала его отцом, хотя в детстве была готова на все, лишь бы добиться от него скупой похвалы и одобрения.
— А я бы съездил, — сказал муж, и его рука поползла ниже, обхватив ее грудь.
Он сжал ей сосок, и Ольга глухо простонала, закусив губу.
— Никуда… не поеду…
Зимин поцеловал ее и, перекатившись, повалил на постель. Она оказалась под ним, придавленная всем весом, и снова застонала, то ли протестуя, то ли радуясь, что сейчас он овладеет ею.
Согнула ноги, сжав его бедрами. Вскрикнула, когда он резко вошел и медленно покачался, вдавливая ее в матрас и задавая ритм. Поцеловал в шею, грудь, снова в губы… Посмотрел в глаза, тяжело дыша.
— Сам отвезу. Надо с этим закончить, — сказал он.
— Слав… иногда ты… такой… ах!
Проникновение было резким и сладким, все внутри сжалось от наслаждения.
— Какой? — приостановился он, и она чуть не зарыдала от огорчения, будто у нее что-то отобрали.
— Авторитарный.
Он пару секунд поразмышлял и, решив, что ничего плохого в этом нет, снова навалился на нее. Ольга с утра пораньше была такой теплой, сладкой и желанной. Он бы ее в душ не отпустил, так сильно хотел.
— Авторитарный, значит, — оставил он ей смачный засос на шее, и она возмущенно охнула, впиваясь пальцами ему в спину. — Получите… распишитесь…
Он вышел из нее, авторитарно, как она сказала, перевернул Ольгу, подхватив под живот, и пристроился сзади. Крепко, уверенно — авторитарно! — обхватил ее за бедра, вошел до предела. Уже более бережно продолжил, нажав на талию, взявшись за бедра — уже до самого конца, слушая ее сдавленные стоны.
Бориса Леткова уже готовили к операции. Он, какой-то похудевший и сдувшийся, лежал на больничной кушетке. На фоне белоснежного белья его кожа казалась желтой, как пергамент. Губы и вокруг них отдавали характерной для сердечников синевой, говорящей о кислородном голодании. Возле носа виднелась закрепленная кислородная трубка.
— Ольга… — сказал он почти беззвучно, увидев ее в дверях.
Она только по движению губ догадалась, что он сказал. Он прошептал что-то еще. Ей пришлось нагнуться, чтобы понять.
— Дом… веточка… кольцо…
— Какое кольцо?
— Дом… кольцо… веточка под окном…
Он закрыл глаза. На мониторе, регистрирующем сердечный ритм, пошла прямая, ровная полоса. Примчались врачи и, переложив на каталку, повезли Бориса в другую палату.
— Он умер? — растерянно спросила она кардиолога.
— Нет, думаю, откачаем. Такое с ним уже второй раз, — ответил он. — Операцию откладывать нельзя. Можете подождать в приемном покое.
Она не стала ждать. Ей было все равно, что с ним станет, но слова, сказанные Борисом напоследок, не давали покоя.
— Игорь Николаевич, — позвонила она Большакову. — Вы же купили поместье?
— Да.
— Могу я взять у вас ключи? — попросила она. — Я бы хотела там все осмотреть.
В саду царило запустение.
Не было премиальных хризантем и роз, которыми раньше так увлекалась Изабелла. Остались только пожухлые, не стриженые садовником палки. Дом тоже изменился, как будто тут редко бывал владелец. Все не так, как помнила Ольга.
Из прежнего персонала осталась только домоправительница Зина, которой было тридцать пять, а теперь уже за семьдесят. Она ахнула, увидев Ольгу, открывшую калитку своим ключом.
Ольга была одна, попросив Зимина подождать в машине. Она решила, что недолго здесь пробудет, и хотела сделать все сама.
— Не ждали? — усмехнулась она. — Узнали меня?
Было, наверное, что-то такое в ее взгляде. Пожилая женщина попятилась, пропуская ее внутрь. Пусть. Так и должно быть. Она должна бояться. Это лишь малая плата за то, что она сделала. Вернее, что не сделала. Она промолчала, когда милиция спрашивала, был ли в поместье Олежка.
Плата за молчание — деньги и совесть. Смешно.
Зинаида Павловна даже не потребовала документов, подтверждающих ее право тут находиться. Она просто молча отошла в сторону и застыла на месте, глядя ей вслед.
Ольга шла, вспоминая. Тут прошла ее юность. Внутрь заходить не стала. С души воротит. Прошлась по саду, посмотрела по сторонам и прикинула, какую тут можно сделать чудесную веранду с пандусом, по которому смогут съезжать на траву инвалиды.
Вспомнила вдруг брата Калаша. Ему бы тут понравилось. Отчего не перевести его сюда?
Борис говорил про какое-то кольцо под окном. Неужели… Да нет, не может быть!
Ольга свернула к окну возле гостиной, куда Изабелла выкинула ее колечко. Она стала яростно раздвигать голые ветки, не надеясь что-то увидеть. Вдруг что-то тускло блеснуло в зарослях у окна.
— Господи.
На тонком стволике, пережимая его, висел облезлый металлический ободок.
Ольга взяла секатор в пристройке, где садовник хранил инвентарь. Сначала она хотела срезать ветку, а потом передумала. Стало жаль деревце, ведь оно ни в чем не виновато.
Подцепив лезвием, она осторожно перекусила металлический ободок, который душил дерево, не давая ему расти.
— Ну вот и все.
Олег, Олег… Прости. Она уходила с радостью. От него — к мужу.
Теперь действительно конец всему. Так надо.
— Как все прошло? — спросил Зимин, когда Ольга села в машину.
Видя, что она не в себе, он помог застегнуть ей ремень.
— Оль? Ты в порядке?
— Все хорошо, Слав, — наконец посмотрела она на него и добавила: — Поехали домой.
Этой ночью, сплетаясь в объятиях, они были близки как никогда.
Этой ночью директор кладбища на Гребенской горе получил предложение, от которого он был не в силах отказаться. Ведь его держали на крючке, похитив жену и сына.
Этой ночью Пятипалых узнал, что Кузин давно мертв, и что Базилевский про это знал, после чего мужик оказался перед выбором. Надо было созывать воровскую сходку.
Тот, кто все это затеял, пока выжидал. У него были старые счеты с Мирославом «Зимой» Зиминым.
Он хотел все у него отнять. Бизнес, имущество, жену. Он не торопился.
Начать решил с лошади.
Утром Ольга, встав вместе с мужем и поборов сонливость, не стала снова ложиться. Она собралась на йогу.
— На йогу? — переспросил Зимин, наблюдая за ней.
Он-то уже давно собрался. Деловой костюм, как обычно. Галстук помогала завязать жена. Это он очень любил. Стало ритуалом. Ее прохладные пальцы затягивали узел, а сама она была рядом, так что ощущался легкий аромат, исходящий от ее волос и кожи, и дыхание. Он даже видел, как поднималась и опускалась грудь в вырезе.
— А куда, если не секрет?
— В спортклуб.
Небрежно сбросив халат с плеч на кресло, Ольга ходила по гардеробной комнате, дефилируя полностью обнаженной в поисках подходящего комплекта.
Мирослав, как в замедленной съемке, зацепился взглядом сначала за округлую, крепкую грудь с торчащими темными сосками, крутое бедро, потом за трогательные ямочки на пояснице чуть выше аппетитной, надо сказать, попы. Пробежался взглядом с головы до ног, с удовлетворением осознавая, что она — его женщина.
Жена в последние недели стала более чувственной, томной. Каждое движение, поворот головы, шаг словно пронизан необычайной негой и радостью жизни. Ее окружала эта невидимая атмосфера.
Ольга как будто не замечала. Приложила один комплект, потом другой, глядя в зеркало. Надела шелковые трусики и, обернувшись через плечо, жестом попросила о помощи, чтобы он застегнул ей замочек.
— Не на йогу, а на йогу для беременных! — заявила она. — Давно хотела.
— Ты же дома точно так же занимаешься, — заметил он и незаметно провел рукой по кромке чашечки кружевного бра, где начиналась нежная, бархатистая кожа полушарий.
— Дома не то!
Как он не понимает? Нет той самой атмосферы сплоченности, кайфа, драйва, который посещает на групповых занятиях и мотивирует продолжать. И потом, ей очень понравилось. Всего раз сходила, но понравилось. Клубная карта пропадает.
— Ну, раз не то, — хмыкнул он, освобождая ей грудь из белья. — Иди.
На сей раз она заметила, опустив взгляд. Вздрогнула всем телом от шершавого прикосновения. Внутри все снова, как ночью, свело в тугой узел от желания.