Дверь в гостиную, где спал сегодня Зимин-старший, была приоткрыта. Мужик еще не спал. Ольга слышала, как зацокал коготками по полу пекинес. Щель между дверью и косяком стала больше, отбрасывая светлую полосу на стену.
Женщина улыбнулась, но поворачиваться не стала, чтобы не разбудить мужа. Цоканье приближалось.
— Вуф.
Кровать высоковата, не выйдет, решила Ольга. Однако Чарли не знал, что это невозможно, и в два приема, запрыгнув на тумбочку, перелез на кровать. Зимин сквозь сон почувствовал это и недовольно заворочался. Кот тоже встрепенулся.
— Ой, все.
Караван-сарай! Да еще и с перегаром. Приятного мало. Ольга осторожно сняла с себя руку мужа, выползла из-под жаркого, душного одеяла и, накинув верх от спортивного костюма, вышла в гостиную.
— Оля? — обернулся на нее свекор. — Ты чего не спишь? Мы тебя разбудили?
Он был в вытянутой майке и трениках. И вроде не с такой серьезной кондиции, как Зимин.
— Да с вами разве выспишься, — слабо улыбнулась она. — Может, раскладушка есть? Рядом поставлю.
— Это можно.
В хозяйстве все найдется. Однако он ей раскладушку не отдал, оставив спать на диване в гостиной, а сам перебазировался к сыну в спальню. Самое смешное, что вскоре кот, а за ним и пекинес перебрались к Ольге, не выдержав мужского храпа. Она прикрыла дверь, чтобы ей тоже не мешало.
— Ладно, — сказала женщина, поглаживая кота, занявшего место у нее на коленях. — Только не деритесь больше.
Утром они съездили на могилу к матери Зимина, которая находилась на том же кладбище, где был похоронен Олег Большаков. Оставив машины у входа, они с охраной дошли до места на взгорье.
— Я хороший участок выкупил, — сказал Зимин-старший, открывая калитку. — Хочу рядом с ней лежать. Когда меня не станет, позаботишься?
— Батя, не надо.
Зимину стало не по себе. Он видел много смертей, когда уходили соратники и старые друзья, но при мысли, что отца не станет, он терялся. Такое же состояние было, когда во время первого срока ему кинули маляву, что матери не стало.
— Не загадывай наперед, — сказал он.
— Все там будем, — философски заметил свекор. — Ну что, помянем?
Ольга порадовалась, что в этот раз не будут красить ограду. Запах в прошлый раз стоял невыносимый, благо, она стояла с подветренной стороны.
Женщина уже была тут, но тогда все вокруг было зелено, а сейчас глубокая осень. Простой памятник и надпись на нем: «Антонина Степановна Зимина (1956–1999)». Выбитый в камне портрет.
Заранее купленные мужем цветы — нарциссы, которые она очень при жизни любила. Мирослав ничего не принес, к сожалению. Он только сказал:
— Мам, знакомься, это Ольга, моя жена.
— А мы уже знакомы, — сказала она, сжав его руку. — Я была здесь, твой отец меня возил.
— Хорошо.
Он обнял ее за плечи, поправил шарф на шее и подтолкнул к кованой калитке в оградке. Свекор постоял еще немного и тоже пошел. По пути Зимин посмотрел на нее и спросил:
— На могилу пойдешь?
— Ка… какую могилу?
И тут до нее дошло. Он имел в виду Олега Большакова. Нет. Не пойдет. Для нее эта страница жизни закрыта навсегда. Только на очередную годовщину, вместе с его одиноким, осиротевшим отцом. А сегодня нет.
— А-а… Поняла. Нет, — ответила она. — Поехали домой.
Они вернулись на дачу, попили чаю, забрали пекинеса, остатки снеди и ближе к вечеру выдвинулись обратно в Москву.
— «В Москву, в Москву!» — продекламировала она с интонацией старых мхатовских актрис. — А меня не тянет. Странно, да? Слав, я бы еще там пожила. Природа. Жалко, что у тебя нет дачи. Будем ездить к Ивану Петровичу.
— Почему нет? — усмехнулся он. — Будет. Ты же подписывала документы.
— Ну да, — кивнула она и положила голову ему на плечо. — Думаешь, я особо вчитывалась?
— У меня день рождения через десять дней, — сказал он. — Готовься.
— Ты так это говоришь, словно надо в бункер прятаться, — ответила она, и Мирослав по голосу понял, что она улыбается.
— Выдумщица.
Хотя не так уж она и не права.
Праздновал он обычно с размахом, в своем ночном клубе с приглашенными любимыми группами, а потом они с друзьями продолжали веселье то в одном, то в другом заведении города. Пока не надоест.
В этом году он осторожничал. Ограничится мероприятием в клубе, где вход только по приглашениям. Неохота, чтобы в толпе, в мелькании стробоскопа кто-нибудь воткнул «перо» под ребра.
Может, пора выходить на новый уровень и провести прием, как в «Глобал Групп»? Только для высшего общества. Нудятина, конечно, но гораздо безопаснее.
По пути ему позвонил Базиль. Зимин подхватил куртку с сиденья, побеспокоив жену, и достал вибрирующий смартфон из кармана.
— Мирослав, до меня дошли дурные вести, — как обычно витиевато начал он издалека.
— Что случилось?
— Васюкова убили. Говорят, залетный кент, не знал, на что подписывается. Когда тратил гонорар, по пьяни проговорился, а его девка нашим донесла.
— Васюкова? — напрягся он. — Спасибо за информацию. А кто заказал? Хотя я догадываюсь.
Панин. Больше некому. Подсуетился перед тем, как уехать, сволочь. Выслуживается перед хозяевами из «ТекноНовы» и старается подставить его. Очная ставка была назначена на понедельник. Теперь ситуацию выставили в таком свете, будто бы сам Зимин избавился от терпилы.
— Так просто все, мон ами, — сказал вор в законе. — Давай мы с ним поговорим по думам, все разузнаем?
— А он еще в городе?
— Пил не просыхая. Девки его подпоили, ждут нас.
О как! Зашел сразу с козырей. Базилевский преподнес ему исполнителя на блюдечке с голубой каемочкой. Вопрос только, чего он потребует взамен в качестве благодарности. И когда.
Да неважно!
— Спасибо, — поблагодарил он. — Где встречаемся?
— На обычном месте, — ответил вор в законе, имея в виду ресторан русской кухни. — Через… ну, допустим, через два часа. Поедем оттуда.
— Через два не успеваю, я за городом.
— Ну, через три. Оревуар.
Он отключился.
— Слав, что случилось? — встревожено смотрела на него жена.
Ольга слышала отголоски беседы и по тону поняла, что затевается что-то нехорошее.
— Проблемы. Надеюсь, решаемые, — ответил он, потирая переносицу.
Алказельтцер выпил, но башка все равно гудит, как набат. Отдохнуть не успел, хоть с отцом замирился. Убийство это было очень, очень некстати. Навесить на него не удастся, но вот проблем огребет. У него был мотив, и он станет единственным подозреваемым.
Оставив Ольгу дома, Зимин выехал на встречу с Базилевским.
Глава 26
Встретились на условленном вместе.
В ресторане, несмотря на ранний час и выходной день, посетителей не было. На входной двери была табличка: «Закрыто на спецобслуживание. Приносим свои извинения посетителям. Администрация».
В зале были только свои, так что можно было поговорить без свидетелей. Персонал кучковался на кухне, не влезая в дела криминальных авторитетов. Зимин даже охрану внутрь не взял, оставив всех снаружи.
— Борсуар, — кивнул ему Базилевский, который уже ждал за столом, накрытым для традиционного чаепития. — Как добрался? Ездил в область по делам?
Он показал на свободное место рядом с собой, где уже стояла чайная пара и лежала хрустящая льняная салфетка. Рядом стояла старомодная розетка с малиновым вареньем, блюдце с пастилой и пряниками.
— Нет, к отцу на выходные, — присаживаясь, ответил Мирослав. — Ездили вместе с женой. Вы заинтриговали, Василий Иванович. Хотелось бы подробностей.
Разговор предстоял конфиденциальный, официанты не обслуживали стол. Зимин собственноручно подлил свежего чаю авторитету и только после этого налил себе. Базиль без слов поблагодарил, кивнув, и сказал:
— Васюкова кончил дважды судимый Михаил Романов двадцати восьми лет от роду. Проживает во Фрязево. Нигде не работает. Бывший наркоман.
— Такие бывшими не бывают, — поморщился Зимин. — Однако в этот раз не раскумарился. Странно.
— Девки сказали, соскочил. Но пьет по-черному. Одно время сидел на метадоне, — улыбнулся вор в законе, аккуратно наливая себе из чайничка в пустую чашку крепкий цейлонский чай. — Снова подсядет, в долги влезет, а там…
— Ясно.
Цепная реакция. Украл — выпил — в тюрьму. В данном, конкретно взятом случае — убил. Панин нанял бывшего (или не бывшего?) наркомана, который был по уши в долгах. Тот устранил потерпевшего Васюкова в подъезде его собственного дома, после чего пошел тратить деньги.
— Сумма вся у него на руках?
— Нет, — отпил Базиль из тонкой фарфоровой чашки, изящно поставив ее обратно на блюдце. — Кому был должен, всем отдал. Остатки пропивает.
— До следующего раза, — задумался Зимин. — И сколько? Если не секрет.
Ему вдруг стало интересно, сколько теперь стоит человеческая жизнь.
— Мирослав, ты не поверишь, — ответил Базилевский. — Пятьсот баксов.
Впрочем, неудивительно. Наркоши и за тысячу деревянных могли устроить гоп-стоп в подворотне, если не хватало на дозу. Пожалуй, даже слишком щедро. Но надо было что-то решать.
— Василий Иванович, его нельзя трогать.
— Согласен, мон ами. Хочешь знать мое мнение? — спросил вор. — Он должен сознаться. Явка с повинной. Иначе все повесят на тебя, как и было задумано. Кстати, его вели от собственной квартиры и тоже хотели кончить.
— Кто?!
— Ты его знаешь.
Он взмахнул рукой, и Пятипалых, который ждал у барной стойки, сделал знак своим парням. Из подсобки выволокли под руки какого-то смутно знакомого парня в джинсах и кожанке, бросили на пол возле стола и отошли на достаточное расстояние, чтобы не слышать, о чем говорят Базиль и гость.
Мужик застонал, поднялся на четвереньки и сел. Зимин удивленно присвистнул.
— Узнаешь? — спросил с улыбкой Базилевский, уже зная ответ.
— Да.
Это был один из охранников его банка. Не из ближнего круга, то есть не телохранитель. Но лицо знакомое.