Дочка причмокнула губами. Смотрит в никуда бледно-голубыми глазами, потом начинает энергично вертеться в пеленках, извиваться и что-то искать.
— Что она хочет? — недоумевающее спросила Ольга у акушерки.
— Кушать.
О… Боже… Мой.
— Мамочки, время кормления, — услышала она голос медсестры, появившейся в дверях.
Зимину на другой день показали ребенка через окно.
Внизу собрались все. Свекор Иван Петрович. Юрист зачем-то прикатил. Бузин и Федченко — лучшие друзья и сотрудники мужа. Попов и Калаш с Надеждой. Та помахала и, указав на свой живот, подняла два пальца. Через два месяца рожать, поняла Ольга.
Рядом стояли Багратуни. Дед махал огромным букетом. Ануш едва удерживала на поводке собачку. Мужчину рядом Ольга сначала не узнала, а потом поняла, что это банкир Айваз — ее двоюродный брат.
Зимин был, кажется, немного навеселе. Калаш его подхватил, когда он пошатнулся. Ольга не выдержала и показала ему кулак. Вот так всегда! Женщины мучаются, продолжая род людской, а мужчины нажираются. Хотя нет, это она, конечно, преувеличивает. Сегодня он имел полное моральное право. Нервы же.
Через десять дней их выписали.
Ольгу долго продержали, потому что в анамнезе была преэклампсия. Возраст, первые преждевременные роды, в анамнезе спаечный процесс. Кроме того, раньше она у этого врача не наблюдалась.
Зимин прикатил на машине с розовыми ленточками и игрушками на капоте. Он оглушительно сигналил, пока не вышел недовольный охранник.
Ольгу провожали как особу царской крови.
Еще бы! Как ей сказала старшая медсестра, ее муж обещал обновить оборудование в их отделении.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответил он и посмотрел на розовый «конверт» в ее руках. — Кто там у нас? Ну-ка, покажи.
— Вот. Антонина Мирославовна Зимина, — познакомила она дочь с отцом, откинув край «конверта».
Он тронул пухлую щечку. Дочка сладко спала, но Ольге сказали, что это нормально. В первые дни младенцы в основном спят и едят. Вот потом станет тяжелее. Особенно когда Нина — а она уже мысленно ее так называла, — начнет ползать и всюду лезть. Или ночами не спать.
Свекор подошел к ним и тоже полюбовался на свое продолжение. Внучка же.
— Наша порода, — довольно сказал он. — Глаза голубые?
— Голубые, — ответила Ольга и добавила, чтобы не обнадеживать: — Но они у многих детей такие, позже могут потемнеть.
Она все-таки учила биологию в школе и не могла не знать, что дочь, скорее всего, унаследует ее черты.
Подошли Багратуни, тоже начали умиляться. И, разумеется, они уверяли, что это их порода. Ольга вежливо улыбалась.
— Едем домой, — почувствовав, что все затянулось, сказал Зимин.
ЭПИЛОГ
И понеслись суровые будни молодых родителей. В одной из гостевых спален, пока Ольги не было, организовали детскую. Она приехала и обомлела:
— Слав! Как ты успел за десять дней?
Она верила в приметы и купила только кроватку и приданое на первое время. А тут целая комната для малыша! Бело-розовая, словно зефирка, с игрушками, пеленальным столиком и манежем. Видно, что дизайнер приложил свою руку. А еще кругом «защита» для малышни — запоры на окнах и дверцах шкафчиков, нашлепки на углах мебели.
— Нравится? — спросил он.
— Очень.
Дочка проснулась и издала требовательный вопль. Пора кормить? Ольга метнулась обратно в гостиную, где Ануш укачивала правнучку.
— А что мы хотим? — спросила она. — Пеленать или есть?
Маленькая Нина требовала внимания. И отныне все крутилось вокруг нее. Ольга не хотела брать няню, почему-то все внутри протестовало против того, чтобы поручить девочку посторонней наемной женщине, пусть даже с опытом работы. Хотя Ануш обещала выписать дальнюю родственницу к лету, чтобы помогала.
Было в этом что-то животное, до крайности примитивное. Это. Ее. Ребенок. Ее плоть и кровь. Ее — и мужа. Дочь казалась совершенством. Наверное, для других это был самый обычный младенец, но не для нее.
На третьем месяце у Ольги внезапно пропало молоко. Пришлось перевести дочку на смеси. Начались колики. Нина перепутала день с ночью, устраивая по ночам концерты. Приходилось часами укачивать и ходить с ней туда-сюда.
Разумеется, муж уставал от плача и, как Ольге казалось, немного ревновал, хотя старался не показывать вида. Или она себе нафантазировала, испытывая вину за невнимание? Она теперь больше мать, чем жена. Ольга полностью погрузилась в свои материнские обязанности, и тема для разговора первое время была только одна.
Однажды вымотанная ночными бдениями Ольга ненадолго забылась и, проснувшись вечером, сильно удивилась. Почему ее никто не разбудил? Она накинула халат и вышла в гостиную.
— Эй!
Зимин в одних пижамных брюках сидел на диване и, ловко подхватив дочь, чтобы не болталась голова, кормил молочной смесью из бутылочки. Девочка была в другом костюмчике. Наверное, он поменял подгузник и переодел ее, пока Ольга спала. Рядом с мужем сидел пекинес и стучал хвостом по полу, с интересом глядя на эту картину.
— О! Слав, ты справился?
— Да ничего сложного, — улыбнулся он, словно уже сто раз так делал. — Кузнецову позвонил, у него же двое детей. Все просто. Главное правильно смесь развести.
Зимин-старший повадился ездить к ним и фотографировать внучку на старый фотоаппарат. Сам потом проявлял и печатал фотографии, привозил и вклеивал в семейный фотоальбом, делая записи.
— Бать, что ты мучаешься? — однажды не выдержала Мирослав. — Давай, я тебе куплю крутую цифровую камеру. Что-нибудь профессиональное.
— Это все без души, — отмахнулся свекор, лежа на ковре рядом с манежем, где сидела девочка. — Сам потом поймешь.
И правда, было что-то в этих вручную обрезанных фотографиях. Легкий налет ретро? Или та самая душа? В общем, что-то теплое и ламповое, что отличает старые, настоящие фотографии.
Курьер привез посылку, когда они ужинали.
— Интересно, кто? — удивилась Ольга. — Мы ничего не заказывали.
Заинтересованный, сзади подошел Зимин. Ольга расписалась в получении.
— Не открывай, — сказал он. — Отдай охране, они вынесут во двор.
— Ой, — уставилась она на коробочку в руках, как на бомбу замедленного действия. — Почему ты сразу не сказал?
— Ждал, когда отдаст. Снизу его моя охрана упакует. Не успеет нажать на пульт.
Ужас. Женщина дрожащими руками отдала коробочку, и Зимин вышел. Вернулся, впрочем, довольно быстро. Коробка была открыта, и он отдал ее жене.
Ольга посмотрела. Внутри был футляр с жемчужным ожерельем и открытка: «Поздравляю с рождением дочери». Подписи нет, но и так ясно, что прислал Ибрагимов.
Зимин был мрачен, как туча, но ничего не сказал. Ольга тоже, рассудив, что он не зря отдал ей украшение, не стала обсуждать это. Просто решила, что носить не будет. Ожерелье правда лучше отдать дочери, когда она подрастет.
Надежда тоже родила девочку, первую после трех пацанов. Они с Зиминым тоже ходили встречать и поздравлять.
— Оля, будешь крестной мамой? — спросила вдруг подруга.
— М-м… — растерялась она, серьезный же шаг.
Калаш за рулем навострил уши, как и Зимин на пассажирском сиденье. Мужики переглянулись.
— Если не хочешь, я не настаиваю, — не так поняла ее Дробышева.
А она просто растерялась. Такая ответственность…
— Нет-нет! Я просто удивилась, все это так неожиданно.
— Мы с удовольствием, — решил за нее Зимин, оборачиваясь к женщинам. — Я и Ольга, да?
— Да.
Воспользовавшись тем, что встали на светофоре, он похлопал Калашникова по плечу.
Однако выяснилось, что крещен только Зимин, причем в Елоховской церкви, где венчался сам Пушкин когда-то. Примечательное, историческое место. Мать Мирослава окрестила его в детстве, но он не запомнил.
Ольга же воспитывалась в семье Бориса — в прошлом идейного партийного деятеля и атеиста, далекого от таких высоких материй.
— И потом, — сказали им. — Супругам возбраняется вместе становиться духовными родителями.
Так что пришлось отдуваться за двоих Зимину, хоть это было довольно обременительно и отнимало много времени. Это не пустая формальность! Пришлось исповедаться, а уж о чем он там говорил с духовником, Ольга не знала. Но несколько дней после этого муж ходил задумчивым.
Ольга смотрела, как все торжественно происходило, и думала о своей дочке. Потом они вышли из храма и пошли на автостоянку. Попов, который до этого сохранял благообразный вид и простоял всю церемонию с постной миной на лице, наконец расслабился и хлопнул друга по спина:
— Ты у нас, значица, теперь крестный отец! Помоги-ка новый рингтон поставить на твой номер.
Мужик не слишком разбирался в новой технике.
— Ты просишь о помощи, но ты просишь об этом без уважения, — отшутился Зимин.
Позже Ольга все-таки выделила время, чтобы креститься. Для взрослых это было ужасно утомительно. Решение должно быть осознанным, а человек хоть немного разбираться в церковных догматах. Не как для малышей: раз-два, окунули, ничего не спрашивая, в купель, и все.
Маленькую Нину тоже крестили. Крестным взяли Большакова-старшего, которого она попросила об этом с некоторым сомнением. Однако он не отказал. Крестной матерью сама вызвалась стать Ирина Гордиенко, с которой они сдружились, занимаясь благотворительностью. Ольга случайно обмолвилась, и понеслось!
— Ну все, теперь свои люди, — сказал вдруг ей муж, когда они, утомившись, поздно вечером наконец легли спать.
— Ты о чем? — повернулась она к нему, опираясь на локоть.
— Не знаю, как у тебя это получается, — ответил он. — Но ты легко вливаешься в их круг.
Ольга вздохнула, но ничего не сказала. Только легла поближе, пристроив голову у него на плече, и Зимин обнял ее.