— Я думал, что это не будет иметь никаких последствий. Понимаете, я надеялся… — Он замолчал и резко повернулся к ней. — Я хочу, чтобы вы знали: я люблю вас. Не думайте, что я смогу забыть вас, кем-нибудь заменить… Я слишком стар для таких резких поворотов. — Он мягко улыбнулся. — А потом, вы все равно вернетесь ко мне. Потому что я люблю вас такой, какая вы есть. А Антуан любит вас такой, какой вы бываете с ним. Он хочет быть счастливым с вами. Это так понятно в его возрасте. А я хочу, чтобы вы были счастливы независимо от меня. И мне остается только ждать. — Она хотела было возразить, но Шарль быстро поднял руку. — К тому же скоро он начнет упрекать вас, а может быть, уже упрекает за то, что вы такая, какая есть, за вашу беззаботность, эпикурейство или даже трусость. То, что он считает вашими недостатками, вскоре начнет раздражать его. Он еще не понимает, что сила женщины в том, за что ее любят мужчины. И что из того, если именно эти недостатки рождают любовь. Живя с вами, он поймет это. Он поймет, что вы веселая и обаятельная благодаря этим своим недостаткам. Но будет уже поздно. Так, по крайней мере, мне кажется. И вы вернетесь ко мне. Потому что вы знаете, что я знаю. — Он снова улыбнулся. — Вы не привыкли слышать от меня таких длинных речей, не так ли? Прошу вас, передайте ему следующее: если он сделает вам плохо, если он не вернет вас через месяц или три года такой же счастливой как сейчас, то я раздавлю его.
Теперь в нем клокотала ярость, и Люсиль с удивлением смотрела на бывшего любовника. Он будто олицетворял собой силу: таким она его никогда не видела.
— Я даже не пытаюсь задержать вас, это было бы глупо, не так ли? Но помните об одном: я жду вас. Вы можете вернуться, когда угодно. Если у вас возникнет в чем-либо надобность, я всегда помогу вам. Вы уходите прямо сейчас?
Она кивнула головой.
— Возьмите с собой все свои вещи. — Люсиль отрицательно качнула головой. — Тем хуже для меня. Мне будет больно смотреть на ваши платья в шкафу и машину в гараже. Потом, может быть, вы уезжаете надолго… — добавил он с жалкой улыбкой.
Не в силах двинуться с места, Люсиль смотрела на него. Она знала, что все будет именно так, то есть ужасно, потому что Шарль был безупречен. Да, все происходило так, как она и думала. И к отчаянию, за то что она заставляла его страдать, примешивалось чувство гордости за то, что такой человек любил ее. Нет, это было невозможно… Она не могла оставить его одного в огромной квартире. Она встала.
— Шарль, я…
— Нет, — сказал он. — Вы и так долго ждали. Уходите.
Секунду он стоял неподвижно перед ней, словно задумавшись или мечтая, потом провел рукой по ее волосам и отвернулся.
— Уходите. Я пришлю ваши вещи на улицу Пуатье.
Ее не удивило, что он знает адрес Антуана. Она сама себе казалась ужасной. Эта согнутая спина, седые волосы, — все по ее вине. Она прошептала: «Шарль…», сама не зная, что хочет сказать, «спасибо» или «простите», или какую другую глупость, а может, даже грубость… Но он не повернулся и только резко, затравленно махнул рукой, и она поняла, что это предел, что он больше не выдержит, и пятясь вышла из комнаты. На лестнице она заметила, что плачет. Тогда она вернулась назад, прошла на кухню и бросилась на шею Полин, которая сказала, что все мужчины одинаковы, все они зануды и не стоит ради них проливать слезы. Антуан ждал ее на улице. Он сидел в открытом кафе и над его головой ярко светило солнце.
Часть втораяЛЕТО
17
Она чувствовала, что находится во власти прекрасной и странной болезни, имя которой счастье. Правда, она боялась называть ее так. Ей казалось бесконечно удивительным, что два таких умных человека могут до такой степени слиться вместе, что все вокруг исчезало, за исключением двух слов «Я люблю тебя», которые вырывались из глубины сердца, словно рыдания. Она знала, что это конец, что больше нечего ждать от жизни, и со страхом думала о будущем, когда все это превратится в воспоминания. Что ж, она была счастлива, и в то же время это счастье пугало ее.
Они много разговаривали, рассказывали друг другу о детстве, о прошлом. Но больше всего они говорили о том, что с ними произошло в последние месяцы. Как все влюбленные, они без устали возвращались к своим первым встречам, вспоминая мельчайшие детали свиданий. С искренним и в то же время глупым удивлением они спрашивали себя, как могло случиться, что сомнения тогда смогли одержать верх над их чувствами. Они вместе погружались в тревожные воспоминания, но никогда не мечтали о постоянном спокойном будущем. Люсиль еще больше, чем Антуан боялась строить какие-либо планы. Спокойная размеренная жизнь была не для них. Словно завороженные, они жили сегодняшним днем. Встававшее солнце заставало их в объятиях друг друга, а в сумерки они выходили в город и бродили по парижским улицам. Теплый нежный воздух и счастье настолько переполняли их, что оба переставали ощущать даже свою любовь.
По утрам, когда Антуан отправлялся на службу, Люсиль спокойно провожала его до двери, удивляясь собственному равнодушию. Неужели то жалкое, разрываемое на части животное на пляже в Сен-Тропезе было ею. Но стоило Антуану задержаться хотя бы на час, как она начинала дрожать и не находила себе места. Картина с лежавшим под автобусом Антуаном преследовала ее. И тогда она поняла, что счастье — это когда он рядом. Его отсутствие было отчаянием. В то же время стоило Люсиль улыбнуться незнакомому мужчине, как Антуан тут же бледнел. Да, он обладал ее телом, но в эти минуты ему казалось, что обладание призрачно. Порой даже в минуты наивысшей нежности что-то беспокоило, пугало их. Но они понимали, что исчезни тревога и исчезнет сама любовь. Собственно во всей той истории они испытали потрясение, каждый свое. Она, когда Антуан опоздал на свидание, а он, когда Люсиль отказалась переехать к нему в день приезда Шарля. И, естественно, в своем эгоизме Люсиль всегда боялась, что однажды Антуан не вернется домой, а он — того, что однажды Люсиль изменит ему. Это были две раны на их счастье. Время могло бы излечить их, но они сознательно не давали им зарубцеваться. Так поступает человек, попавший в аварию. Почти излечившись, он через полгода ногтем отковыривает запекшуюся корочку с последней раны. Таким образом он полнее ощущает свое выздоровление. Они оба нуждались в такой ране. Он — по природной склонности, она — потому что впервые переживала счастье «вдвоем».
Антуан вставал рано. Но еще прежде чем проснуться, он уже ощущал лежавшее рядом тело Люсиль. Он еще продолжал спать, но уже хотел ее. Он поворачивался к ней, и лишь ее стоны, пальцы, вонзавшиеся в плечо, окончательно пробуждали его. Антуан спал крепко, как ребенок, и ему очень нравились такие пробуждения. Первым же ощущением Люсиль по утрам было наслаждение. Она просыпалась удивленной, удовлетворенной и слегка оскорбленной этим полунасилием. За много лет она привыкла к длительным пробуждениям, когда то открываешь, то закрываешь глаза, решаешь просыпаться или нет. Порой она пробовала перехитрить Антуана, проснуться раньше него, но он привык спать по шесть часов в сутки и всегда пробуждался раньше. Ему было приятно вырывать эту женщину из пут сна, чтобы тут же опутывать ее сетями любви. Он смеялся, глядя на ее возмущенное лицо, и самыми прекрасными мгновениями дня были эти утренние минуты, когда она открывала мутные глаза, смотрела, ничего не понимая, а затем узнавала его и обвивала руками его шею.
Неразобранные чемоданы Люсиль стояли на шкафу, и только несколько платьев, которые особенно нравились Антуану, заняли место в гардеробе. Зато в ванной сразу становилось ясно, что здесь живет женщина. Люсиль не особенно пользовалась косметикой, но полка перед зеркалом была теперь загромождена многочисленными баночками и тюбиками. Бреясь по утрам, Антуан не переставал разглагольствовать и шутить по поводу пользы кремов от морщин и прочих зелий. На это Люсиль отвечала, что скоро он будет лишь радоваться тому, что они под рукой, ибо он стареет буквально на глазах. Да и вообще до красавца ему далеко. Тогда он целовал ее, а она смеялась. Этим летом в Париже было прекрасно.
В половине десятого Антуан уходил в издательство, и она оставалась одна. Жизнь словно замирала, и у нее даже не было сил заставить себя спуститься вниз и выпить чашку чая в кафе. Она брала одну из книг, что в множестве валялось по всей комнате, и начинала читать. Большие настенные часы, которые когда-то заставили ее так страдать, били каждые полчаса. Но теперь она обожала этот звон. Порой она даже откладывала книгу и слушала, как они бьют. В эти минуты у нее на лице блуждала мягкая улыбка, словно она вспоминала детство. Антуан всегда звонил между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Иногда он подолгу разговаривал с ней, а иногда бросал что-то отрывочное, как человек, у которого забот по горло. В последнем случае она старалась быть серьезной, хотя внутри ее разбирал смех: ведь она знала, что Антуан рассеян и ленив. Но она была как раз на той стадии любви, когда любишь не только то, что есть на самом деле, но и то, чем хочет казаться твой возлюбленный. Его надуманные роли были дороги ей также, как и реальность. В полдень они встречались в бассейне на площади Согласия, потом, сидя на солнце, съедали по сандвичу. Потом он возвращался на работу, если, конечно, солнце и ее тело ни возбуждало его настолько, что они мчались домой и предавались любви. Тогда он опаздывал в издательство. Люсиль же отправлялась гулять по Парижу. Она встречала знакомых, пила томатный сок на террасах кафе. У нее был такой счастливый вид, что люди охотно заговаривали с ней. По вечерам они ходили в кино, гуляли, заходили в бары, где она учила его танцевать.
В конце июля, неподалеку от «Флоры», они случайно повстречали Джонни. Тот как раз вернулся из Монте-Карло, где провел утомительный уик-энд. Но вернулся не один, а с курчавым молодым человеком по имени Бруно. Джонни сказал, что рад видеть их такими счастливыми и спросил, почему они не поженятся. Это мысль развеселила их, и они долго смеялись, а потом ответили, что не принадлежат к тем людям, которые задумываются о будущем и вообще, женитьба — это предрассудок. Джонни согласился и посмеялся за компанию, но когда они ушли,