У нее нет парня – и у них свидание! Вуди пытался скрыть ликование.
– Можно сходить на «Невесту до востребования», – сказал он. – Я слышал, это очень смешная комедия.
– А кто там играет? – спросила Джоан.
– Джеймс Кэгни и Бетти Дэвис.
– Я бы это посмотрела.
– Я тоже, – сказала Диана.
– Ну что ж, значит, решено, – сказал Вуди.
– А ты что думаешь, Чак? Хочешь сходить? – сказал Чак. – Ну конечно, я всеми руками за, но спасибо, что спросил, старший брат!
Получилось совсем не смешно, но Диана одобрительно хихикнула.
Скоро Джоан заснула, положив голову на плечо Вуди.
Ее темные волосы щекотали ему шею, и он чувствовал на коже – там, где кончалась манжета короткого рукава, – ее теплое дыхание. Он чувствовал блаженное умиротворение.
Они расстались с девушками на вокзале Юнион Стейшн и отправились домой переодеваться и снова встретились в китайском ресторанчике в центре города.
За китайской лапшой и пивом они говорили о Японии. О Японии тогда говорили все.
– Их надо остановить, – сказал Чак. – Это фашисты.
– Возможно, – сказал Вуди.
– Они милитаризованы, агрессивны, а то, как они относятся к китайцам, – это настоящий расизм. Чего еще им не хватает, чтобы называться фашистами?
– На это я могу ответить, – сказала Джоан. – Разница – в их отношении к будущему. Настоящие фашисты хотят перебить всех своих врагов, а потом создать радикально новый тип общества. А японцы делают все то же самое, но защищая традиционные группы, обладающие властью: касту военных и императора. По той же причине Испания – не вполне фашистское государство: Франко убивает людей ради католической церкви и старой аристократии, а не чтобы создать новый мир.
– Все равно, японцев надо остановить, – сказала Диана.
– Я на это смотрю по-другому, – сказал Вуди.
– Ладно, Вуди, – сказала Джоан, – как ты на это смотришь?
Он знал, что она относилась к политике серьезно и оценила бы продуманный ответ.
– Япония ведет торговлю с другими странами, своих природных ресурсов у нее нет: ни нефти, ни железа, только лес, и то мало. Для них единственный способ выжить – это заниматься коммерцией. Например, они импортируют хлопок-сырец, изготавливают ткани и продают Индии и Филиппинам. Но во время депрессии две великие экономические империи, Британия и США, ввели ограничение на импорт, чтобы защитить собственную промышленность. И на этом кончилась японская торговля с Британской империей, включая Индию, и американской зоной, включая Филиппины. Это было для японцев довольно-таки тяжелым ударом.
– Разве это дает им право завоевывать мир? – сказала Диана.
– Нет, но заставляет думать, что единственный путь к экономической безопасности лежит через создание собственной империи, как поступили англичане, или доминирование в своем полушарии, как американцы. Тогда никто не сможет помешать им заниматься торговлей. Потому-то они и хотят прибрать к рукам весь Дальний Восток.
Джоан согласилась.
– И слабость нашей политики в том, что каждый раз, когда мы вводим экономические санкции, чтобы наказать Японию за агрессию, это только разжигает их потребность в самодостаточности.
– Может быть, – сказал Чак. – Но все же их надо остановить.
Вуди пожал плечами. На это ему нечего было сказать.
После обеда они пошли в кино. Фильм был отличный. Потом Вуди с Чаком проводили девушек домой. Когда они шли, Вуди взял Джоан за руку. Она улыбнулась ему и сжала его руку, что он воспринял как поощрение.
Когда они подошли к дому, он обнял ее. Уголком глаза он видел, что Чак тоже обнимает Диану.
Джоан быстро, чуть ли не целомудренно коснулась губами его губ и сказала:
– Традиционный поцелуй на ночь. Спокойной ночи!
– Когда мы в прошлый раз целовались, – сказал он, – это было совсем не традиционно, – и он снова наклонил голову, чтобы ее поцеловать.
Она положила ему на подбородок указательный палец и оттолкнула его голову.
Неужели сегодня он не получит больше ничего, кроме этого легкого чмока?
– Я была тогда навеселе, – сказала она.
– Я понимаю, – сказал он. Он понимал, в чем дело: она боялась, что он примет ее за доступную девушку. – Трезвая ты мне нравишься еще больше, – заметил он.
Она на секунду задумалась.
– Это ты хорошо сказал, – заявила она наконец. – Вот тебе награда. – И она снова его поцеловала – нежно, медленно, без страстной настойчивости, но бережно, что предполагало нежность.
Слишком скоро он услышал голос Чака:
– Спокойной ночи, Диана!
Джоан оторвалась от Вуди.
– Поторопился братец, – огорченно сказал Вуди.
Она тихонько рассмеялась.
– Спокойной ночи, Вуди, – сказала она. Потом повернулась и пошла к дому.
Диана была уже у дверей и выглядела явно разочарованной.
– Мы еще увидимся? – брякнул Вуди. Прозвучало это умоляюще, даже он сам заметил и в душе проклял себя за спешку.
Но Джоан, похоже, это было не важно.
– Позвони мне, – сказала она и вошла в подъезд.
Вуди смотрел, пока обе девушки не скрылись, потом обернулся к брату.
– Ты что, не мог подольше целоваться с Дианой? – сердито сказал он. – Она, кажется, очень даже ничего.
– Мне такие не нравятся, – ответил Чак.
– Правда? – Вуди почувствовал, что больше удивлен, чем сердит. – Красивые круглые сиськи, симпатичная мордашка – чему там не нравиться? Я бы вполне согласился с ней целоваться, если бы не был с Джоан.
– О вкусах не спорят.
Они пошли назад к дому, где жили родители.
– Ну а какие же нравятся тебе? – спросил Вуди Чака.
– Наверное, я должен кое-что тебе сказать, пока ты не устроил очередное двойное свидание.
– Ладно. Что же?
Чак остановился, вынуждая Вуди сделать то же.
– Ты должен поклясться, что никогда не расскажешь папе и маме.
– Клянусь! – сказал Вуди, глядя на брата в желтом свете фонарей. – Рассказывай свою страшную тайну.
– Мне не нравятся девчонки.
– Зануды, конечно, ужасные, ну а что делать?
– Я хочу сказать, мне не нравится их обнимать и целовать.
– Что? Чушь какая…
– Вуди, мы все устроены по-разному.
– Да, но тогда тебе прямая дорога к каким-нибудь педикам…
– Да.
– Что «да»?!
– Я «какой-нибудь педик».
– Трепло ты, вот что.
– Вуди, это не треп. Я серьезен, как никогда.
– Ты – гомосек?
– Именно так. Я себе этого не выбирал. Просто когда мы были еще детьми и гладили себя сами, ты думал о круглых буферах и пушистых кисках. А я, хоть никогда тебе не говорил, – о больших крепких членах.
– Чак, какая гадость!
– Ничего подобного. Просто некоторые так устроены. И этих некоторых больше, чем ты думаешь. Особенно во флоте.
– Там что, тоже есть голубые?
Чак энергично кивнул.
– Полно!
– А… ты откуда знаешь?
– Обычно мы узнаем друг друга. Как евреи всегда узнают евреев. Помнишь, например, того официанта в китайском ресторане?
– Он что, тоже?
– Ты разве не слышал, когда он сказал, как ему нравится мой пиджак?
– Слышал, но не придал значения.
– Ну, вот видишь.
– Ты ему понравился?
– Наверное.
– Почему?
– Да потому же, наверное, почему и Диане. Черт, в конце концов, я красивее тебя.
– Черт знает что…
– Пошли, пора домой.
Они двинулись дальше. Вуди все еще приходил в себя.
– Ты хочешь сказать, что в Китае тоже есть голубые?
– Ну конечно! – со смехом ответил Чак.
– Ну не знаю… Никогда бы не подумал такого про китайцев…
– Помни, никому ни слова! Особенно родителям. Не представляю, что бы сказал папа.
Через некоторое время Вуди обнял Чака за плечи.
– Да какого черта! – сказал он. – Ты хотя бы не республиканец.
Грег Пешков вместе с Самнером Уэллесом и президентом Рузвельтом на борту тяжелого крейсера «Огаста» отправился в залив Плацентия у берегов Ньюфаундленда. Охрану осуществляли линкор «Арканзас», крейсер «Таскалуса» и семнадцать миноносцев.
Корабли выстроились двумя длинными рядами, создав широкий проход. И вот в субботу, девятого августа, в девять часов утра, при ясной солнечной погоде команды всех двадцати судов в парадной белой форме выстроились на палубе, и по созданному коридору величественно проплыл в сопровождении трех миноносцев английский линкор «Принц Уэльский» с премьер-министром Черчиллем на борту.
Грег никогда не видел столь впечатляющей демонстрации военной мощи и был счастлив, что принимает в этом участие.
И еще он был встревожен. Он надеялся, что немцы не знают об этой встрече. Если они узнают, то одной подводной лодки будет достаточно, чтобы уничтожить обоих глав того, что осталось от западной цивилизации. А заодно – и Грега Пешкова.
Перед отъездом из Вашингтона Грег снова встретился с детективом Томом Кранмером. Тот достал адрес – Джеки жила в районе дешевых съемных домов за вокзалом Юнион Стейшн.
– Она работает официанткой в Университетском женском клубе возле «Риц-Карлтона», потому-то вы ее там и встречали дважды, – сказал он, засовывая деньги в карман. – Думаю, актрисой стать у нее не вышло. Но она по-прежнему называет себя Джеки Джейкс.
Грег написал ей письмо.
«Дорогая Джеки!
Я просто хочу узнать, почему ты тогда, шесть лет назад, меня бросила. Мне казалось, мы были так счастливы вместе, но я, видимо, ошибался. Просто я никак не могу перестать думать об этом.
Ты испугалась, когда увидела меня, – но тебе нечего бояться. Я на тебя не сержусь, я просто хочу знать. Никогда в жизни я не сделал бы тебе ничего плохого. Ты была первой девушкой, которую я полюбил.
Может, мы могли бы встретиться? Просто выпить кофе, или что-то в этом роде, и поговорить?
С самыми искренними наилучшими пожеланиями,
Грег Пешков».
Он приписал свой номер телефона и послал письмо в день отплытия на Ньюфаундленд.
Президент стремился к тому, чтобы результатом конференции стало совместное заявление. Босс Грега, Самнер Уэллес, написал черновой вариант заявления, но Рузвельт отказался его предлагать – сказал, что лучше позволить предложить первый вариант Черчиллю.