Он снова стал ее целовать и почувствовал, что она расстегивает его брюки.
– Ух ты, – сказала она. – Как здорово.
– Я тоже так думаю, – прошептал он.
– Мне, пожалуй, обе руки понадобятся.
– Что?
– Это, наверное, потому, что ты такой высокий.
– Ничего не понял, ты о чем?
– Тогда я заткнусь и просто буду тебя целовать.
Через несколько минут она сказала:
– Платок.
К счастью, платок у него был.
Он открыл глаза за несколько секунд до конца и увидел, что она смотрит на него. В ее взгляде он прочитал желание, восторг и что-то еще – возможно, даже любовь, подумал он.
Когда все кончилось, он почувствовал блаженный покой. «Я люблю ее, – подумал он, – и я счастлив. Как хорошо жить».
– Это было чудесно, – сказал он. – Я хочу тебе тоже сделать это.
– Хочешь? – сказала она. – Правда?
– Еще бы!
Они все еще стояли на кухне, прислонившись к двери холодильника, но переходить куда-то ни ему, ни ей не хотелось. Она взяла его руку и направила под летнее платье и хлопковое белье. Он почувствовал горячую кожу, вьющиеся волосы и влажное углубление. Он хотел завести палец внутрь, но она сказала: «Нет». Взяв его палец, она направила его между мягких складок. Он почувствовал что-то маленькое и плотное, размером с горошину, под самой кожей. Она обвела его пальцем маленький кружок.
– Да, – сказала она, закрывая глаза. – Вот так.
Он с нежностью наблюдал за ее лицом, а она слушала свои ощущения. Через минуту-другую она тихонько застонала, а потом еще и еще. Потом она отвела его руку и расслабленно прислонилась к нему.
Через некоторое время он сказал:
– Твой чай остынет.
Она рассмеялась и ответила:
– Вуди, я люблю тебя.
– Правда?
– Надеюсь, тебя не пугает, что я произношу эти слова?
– Нет, – он улыбнулся. – Я очень счастлив.
– Я знаю, что девчонки не должны вот так заявлять такие вещи. Но я не могу притворяться, что раздумываю. Когда я что-то решила – на этом все.
– Да, – сказал Вуди. – Это я заметил.
Грег Пешков жил в постоянном отцовском номере в «Риц-Карлтоне». Лев приезжал и уезжал, останавливаясь на несколько дней по дороге из Буффало в Лос-Анджелес и обратно. В данный момент Грег жил в номере один – если не считать фигуристую дочку конгрессмена, Риту Лоренс, которая осталась на ночь и теперь ходила, очаровательно взъерошенная, в красном шелковом мужском халате.
Портье принес им завтрак, газеты и почтовый конверт.
Совместное заявление Рузвельта и Черчилля вызвало больше шума, чем Грег ожидал. Прошла уже неделя с лишним, но это по-прежнему была главная новость. Пресса назвала заявление «Атлантической хартией». Она вся состояла, по мнению Грега, из осмотрительных фраз и туманных обещаний, но мир отнесся к ней иначе. Ее встретили как звук трубы, обещающий свободу, демократию и мировую торговлю. Сообщали, что Гитлер пришел в ярость и сказал, что это все равно что объявление Соединенными Штатами войны Германии.
Хартию пожелали подписать и страны, не участвовавшие в конференции, и Бексфорт Росс предложил называть страны, которые ее подпишут, «Объединенными нациями».
Пока же немцы продолжали наступление на Советский Союз. На севере они окружили Ленинград. На юге отступающие русские взорвали плотину на Днепре, самую большую электростанцию в мире, их гордость и радость – чтобы электричество этой электростанции не досталась врагу, – тяжелейшая жертва.
– Красная Армия несколько замедлила продвижение врага, – сказал Грег Рите, читая «Вашингтон пост», – но все же немцы сейчас наступают со скоростью восемь километров в день. И заявляют, что уничтожили три с половиной миллиона советских солдат. Неужели это возможно?
– А у тебя есть родственники в России?
– На самом деле есть. Отец один раз рассказывал, когда выпил, что у него там осталась девчонка и она была беременна.
Рита осуждающе качнула головой.
– Боюсь, что это на него похоже, – сказал Грег. – Он – великий человек, а великие люди не живут по правилам.
Рита ничего не ответила, но по ее лицу он понял – она с ним не согласна, но просто не хочет из-за этого ссориться.
– Как бы там ни было, – продолжал Грег, – а в России у меня есть единокровный брат, и как и я – незаконнорожденный. Его зовут Владимир, а больше я о нем ничего не знаю. Может, его уже нет в живых. Он как раз призывного возраста. Вероятно, он как раз и вошел в те три с половиной миллиона… – Он перевернул страницу.
Закончив читать газету, он распечатал письмо, которое принес портье.
Оно было от Джеки Джейкс. Грег увидел телефонный номер и приписку: «С часу до трех не звонить!»
Внезапно Грегу захотелось немедленно избавиться от Риты.
– Тебя когда ждут дома? – спросил он без обиняков.
Она посмотрела на часы.
– О господи, я должна вернуться раньше, чем мама примется меня искать! – она сказала родителям, что останется у подруги.
Потом они вместе оделись и разъехались на двух такси.
Грег понял так, что Джеки дала ему номер телефона своей работы и с часу до трех она будет занята. Он решил позвонить ей в середине утра.
Почему он так волнуется, спросил он себя. В конце концов, ему просто любопытно. Рита Лоренс выглядела просто отлично и очень эротично, но ни с ней и ни с одной из девчонок он больше не ощущал такого радостного волнения, как во время своего первого романа, с Джеки. Несомненно, это потому, что нельзя снова стать пятнадцатилетним.
Он добрался до старого здания Исполнительного управления и занялся главным, что должен был сделать сегодня, – набросал пресс-релиз для американцев, живущих в Северной Африке, где повсюду сражались англичане, итальянцы и немцы – преимущественно на линии берега в две тысячи миль в длину и сорок миль в ширину.
В десять тридцать он позвонил по телефону, данному в записке.
Ему ответил женский голос:
– Университетский женский клуб.
Грег никогда там не был: мужчина мог войти только в качестве гостя кого-нибудь из женщин, членов клуба.
– Могу я поговорить с Джеки Джейкс? – спросил он.
– Да, она ждет звонка. Пожалуйста, не вешайте трубку. – Наверное, ей пришлось специально обращаться за разрешением, чтобы ей можно было позвонить на работу, подумал он.
Через несколько секунд он услышал:
– Джеки слушает. Кто это?
– Грег Пешков.
– Я так и думала. Как ты узнал мой адрес?
– Нанял частного детектива. Мы можем встретиться?
– Я так понимаю, что придется. Но при одном условии.
– Каком?
– Тебе придется поклясться всем, что есть для тебя святого, не говорить об этом отцу. Никогда-никогда.
– Почему?
– Позже объясню.
– Ладно, – сказал он, пожав плечами.
– Клянешься?
– Конечно.
– Скажи это! – настойчиво сказала она.
– Ну клянусь, годится?
– Да. Можешь пригласить меня на ланч.
Грег нахмурился.
– А у тебя поблизости есть место, где обслужат пришедших вместе белого мужчину и черную женщину?
– Я знаю только одно – «Электрокафе».
– Я его видел. – Он заметил название, но внутри никогда не был: это была дешевая забегаловка, где перекусывали дворники и курьеры. – Во сколько?
– В половине двенадцатого.
– Так рано?
– А когда, по-твоему, перерыв у официанток? В час дня?
Он усмехнулся.
– Ты остра на язык, как всегда.
Она повесила трубку.
Грег закончил пресс-релиз и отнес отпечатанные страницы в кабинет начальника. Кладя их в ящик для входящих бумаг, он спросил:
– Майк, если я сегодня рано уйду на перерыв, это будет удобно? Около половины двенадцатого?
Майк читал политические комментарии в «Нью-Йорк таймс».
– Да, пожалуйста, – сказал он, не подняв головы.
Грег прошел мимо залитого солнцем Белого дома и подошел к кафе в двадцать минут двенадцатого. Там было почти пусто – если не считать горстки людей, сидящих за поздним завтраком. Он сел за столик и заказал кофе.
Грег гадал, что скажет Джеки. Ему не терпелось узнать ответ на вопрос, не дававший ему покоя шесть лет.
Она пришла в одиннадцать часов тридцать пять минут. На ней было черное платье и туфли без каблуков – одежда официантки, только без передника, догадался он. Ей шел черный цвет, и Грег снова вспомнил яркое чувство радости от одного ее вида, от этих губ бантиком и больших карих глаз. Она села напротив него и заказала салат и кока-колу. Грег заказал еще кофе: он слишком нервничал, чтобы есть.
Ее лицо потеряло прежнюю детскую округлость. Когда они встретились, ей было шестнадцать, а теперь – двадцать два года. Тогда они были детьми, игравшими во взрослых, теперь – действительно были взрослыми. Шесть лет назад на ее лице не было, как сейчас, следов разочарования, страданий, лишений.
– Я работаю в дневную смену, – сказала она ему. – Прихожу к девяти, готовлю зал и столы для посетителей, подаю ланч, потом убираю и в пять ухожу.
– Большинство официанток работают вечером.
– Мне нравится, когда у меня вечера и выходные свободны.
– Ходишь по вечеринкам?
– Нет, обычно я провожу вечера дома, слушаю радио.
– Наверное, отбою нет от кавалеров?
– Все в порядке.
Он не сразу понял, что это могло означать что угодно.
Ей принесли завтрак. Она глотнула кока-колы и начала есть салат.
– Ну так почему ты сбежала тогда, в тридцать пятом? – спросил Грег.
Она вздохнула.
– Мне не хочется говорить, потому что тебе это не понравится.
– Я должен знать.
– Ко мне приходил твой отец.
Грег кивнул.
– Я так и думал, что он имеет к этому какое-то отношение.
– Он был с одним из своих головорезов, Джо – а дальше не помню.
– Джо Брехунов. Бандит тот еще… – Грег начал закипать. – Он что, что-нибудь тебе сделал?
– Грег, в этом не было нужды. Я перепугалась до смерти, лишь увидев его. Я готова была на все, что требовал твой отец.
Грег сдержал ярость.