Когда они поели, Зоя отошла в уборную. Едва она оказалась так далеко, что не могла услышать, Володя сказал:
– Мы думаем, летом немцы обязательно перейдут в наступление.
– Согласен, – сказал отец.
– Мы к этому готовы?
– Конечно, – ответил Григорий, но вид у него был обеспокоенный.
– Они начнут наступление на юге, чтобы добраться до кавказской нефти.
Григорий покачал головой.
– Они снова направятся к Москве. Лишь она имеет значение.
– Сталинград – такой же символ. Он носит имя нашего вождя.
– Да к черту символы. Если возьмут Москву – конец войне. Не возьмут – значит, не победили, куда бы еще они ни добрались.
– Ты просто предполагаешь, – раздраженно сказал Володя.
– Как и ты.
– Наоборот, у меня-то есть подтверждение… – он огляделся, но никого поблизости не было. – Кодовое название наступления – операция «Блау». Начнется 28 июня. – Он узнал это от берлинской сети шпионов Вернера Франка. – А некоторые подробности мы получили из папки немецкого офицера, с упавшего самолета-разведчика под Краковом.
– Офицеры разведки не носят при себе планов военных действий, – сказал Григорий. – Товарищ Сталин считает, это была просто уловка, чтобы ввести нас в заблуждение, и я с ним согласен. Немцам нужно, чтобы мы ослабили центральный фронт, перебросив войска на юг, чтобы противостоять тому, что в итоге окажется не более чем отвлекающим маневром.
В том-то и беда разведки, раздраженно подумал Володя. Даже когда даешь им информацию, упрямые старики верят чему захотят.
Он увидел возвращающуюся Зою – она шла через площадку перед кафе, и все взгляды были устремлены на нее.
– Что могло бы вас убедить? – спросил он отца, пока она не подошла.
– Больше доказательств.
– Например?
Григорий воспринял вопрос всерьез и на миг задумался.
– Достань мне план наступления.
Григорий вздохнул. Вернеру Франку пока не удалось до него добраться.
– Если я его достану, Сталин пересмотрит свое отношение?
– Если достанешь, я его попрошу об этом.
– Договорились, – сказал Володя.
Это было опрометчиво. Володя не представлял себе, как это сделать. Вернер, Генрих, Лили и остальные уже сейчас страшно рисковали. А ему придется еще больше на них надавить.
Зоя подошла к их столу, и Григорий встал. Им надо было в разные стороны, и они попрощались.
– Увидимся вечером, – сказала Володе Зоя. Он ее поцеловал.
– Я приду в семь, – сказал он.
– Зубную щетку бери, – сказала она.
Он ушел счастливым.
Девушка замечает, когда у подруги появляется тайна. Она может не знать, что это за тайна, но она знает – тайна есть, словно неопределенных очертаний предмет мебели под чехлом. По осмотрительным и неохотным ответам на невинные вопросы она понимает, что ее подруга встречается с кем-то, с кем встречаться не должна; она лишь не знает имени, но может догадаться, что запретная любовь подруги – женатый мужчина, или темнокожий иностранец, или женщина. Восхитившись бусами, по отсутствию ответа она понимает, что с ними связано что-то постыдное, хотя пройдет, может быть, не один год, прежде чем она узнает, что подруга стащила бусы из шкатулки старенькой бабушки.
Так думала Карла, размышляя о Фриде.
У Фриды была тайна, и связана она была с движением сопротивления нацистам. Ее участие могло быть активным и преступным: может быть, она каждую ночь просматривала документы в дипломате своего брата Вернера, копировала и передавала копии русскому шпиону. Но, вероятнее, все было не так захватывающе: наверное, она помогала печатать и расклеивать нелегальные плакаты и листовки, направленные против правительства.
Поэтому Карла собиралась рассказать Фриде про Хоакима Коха. Однако возможность у нее появилась не сразу. Карла с Фридой были медсестрами в разных отделениях большого госпиталя, и входы в здание у них были разные, так что они не обязательно встречались каждый день.
А Хоаким между тем приходил к ним домой заниматься ежедневно. Никаких неосмотрительных заявлений он больше не делал, но Мод продолжала флиртовать с ним. Однажды Карла услышала, как она сказала Хоакиму: «Но вы понимаете, что мне почти сорок?» – хотя на самом деле ей был пятьдесят один год. Хоаким совершенно потерял голову. Мод доставляло удовольствие знать, что она еще может увлечь красивого молодого человека, хоть и очень наивного. Карле даже пришла в голову мысль, что ее мама может питать более глубокие чувства к этому мальчишке со светлыми усами, немного напоминающему Вальтера, – но это показалось нелепым.
Хоакиму отчаянно хотелось порадовать Мод, и скоро он принес ей вести о сыне. Эрик был жив и здоров.
– Его часть находится на Украине, – сказал Хоаким, – это все, что я могу вам сказать.
– Как бы мне хотелось, чтобы он приехал домой на побывку, – мечтательно сказала Мод.
Молодой офицер заколебался.
– Быть матерью и волноваться – так тяжело… – сказала она. – Если бы я могла повидать его, ну хоть один день, мне было бы настолько легче.
– Есть вероятность, что я смог бы это устроить…
Мод разыграла изумление.
– Правда? Вы настолько влиятельны?!
– Не уверен. Но могу попытаться.
– Спасибо вам даже за попытку! – и она поцеловала ему руку.
Прошла неделя, прежде чем Карла снова увидела Фриду. Когда это произошло, она рассказала ей все про Хоакима Коха. Она подала эту историю просто как интересные новости, но была уверена, что Фрида не так легкомысленно ее воспримет.
– Только подумай, – сказала она, – он сказал нам кодовое название операции и дату начала наступления! – ей было интересно, как отреагирует на это Фрида.
– Его могли казнить за это, – сказала Фрида.
– Если бы мы знали кого-то, кто мог бы связаться с Москвой, мы могли бы изменить ход войны, – сказала Карла, словно продолжая обсуждать тяжесть преступления Хоакима.
– Возможно, – сказала Фрида.
Это подтвердило предположение. Для Фриды нормальной реакцией на такую историю было бы удивление, живой интерес, дальнейшие расспросы. А сегодня она не ответила ничем, кроме нейтральных фраз и неопределенного мычания. Вернувшись домой, Карла сказала матери, что интуиция ее не подвела.
На следующий день в госпитале Фрида с лихорадочным видом появилась в палате Карлы.
– Мне срочно нужно с тобой поговорить! – сказала она.
Карла меняла повязку молодой женщине, страшно обгоревшей при взрыве завода боеприпасов.
– Иди в раздевалку, – сказала она. – Я приду, как только смогу.
Через пять минут она нашла Фриду в крошечной раздевалке с сигаретой у открытого окна.
– Что случилось? – спросила Карла.
Фрида загасила сигарету.
– Это насчет твоего лейтенанта Коха.
– Я так и подумала.
– Ты должна получить от него больше информации.
– Я – должна? Что ты говоришь?!
– У него есть доступ к плану операции «Блау». Кое-что мы о ней знаем, но Москве нужны подробности.
Фрида сделала для себя неправильные выводы. Карла в замешательстве решила пока с этим смириться.
– Я могу спросить его…
– Нет. Ты должна заставить его принести тебе план операции.
– Не уверена, что это возможно. Он же не полный идиот. Ты не думаешь…
Фрида ее и слушать не стала.
– Потом надо его сфотографировать, – перебила она и достала из кармана формы коробочку из нержавеющей стали – маленькую, размером с сигаретную пачку, но поуже и подлиннее. – Это – фотоаппарат, сделанный специально, чтобы фотографировать документы. – Карла заметила на боку надпись «Минокс». – На одной пленке – одиннадцать кадров. Вот тебе три пленки. – Фрида вынула три кассеты, по форме напоминающие гантели, но достаточно маленькие, чтобы войти в фотоаппарат. – Пленка заряжается вот так… – Фрида продемонстрировала. – Когда снимаешь, смотришь в это окошко. Если что непонятно, читай эту инструкцию.
Карла никогда не видела Фриду такой бесцеремонной.
– Мне правда нужно подумать.
– Нет времени. Это твой плащ, да?
– Да, но…
Фрида рассовала фотоаппарат, пленки и инструкцию по карманам плаща. Казалось, она почувствовала облегчение, избавившись от них.
– Мне надо идти! – и она направилась к двери.
– Но Фрида!
Фрида наконец остановилась и посмотрела на Карлу.
– Что?
– Ну… Ты ведешь себя не как друг.
– Это – важнее.
– Ты загнала меня в угол.
– Ты сама создала эту ситуацию, когда рассказала мне про Хоакима Коха. Не притворяйся, что тебе не хотелось, чтобы я что-то сделала с этой информацией.
Это была правда. Карла сама толкнула этот снежный ком. Но она не представляла себе, к чему это приведет.
– А если он откажется?
– Тогда, наверное, ты всю оставшуюся жизнь будешь жить при нацизме.
И Фрида вышла.
– Черт… – сказала Карла.
Она стояла одна в раздевалке и думала. Она даже не могла без риска избавиться от маленького фотоаппарата. Он лежал у нее в кармане плаща, и вряд ли можно было отправить его в больничную урну. Ей придется выйти из здания, неся его в кармане, и поискать место, где можно будет незаметно его выбросить.
Но хочет ли она этого?
Казалось невероятным, чтобы Коха, несмотря на всю его наивность, можно было уговорить выкрасть в Военном министерстве копию плана операции «Блау» и принести его посмотреть своей возлюбленной. Однако если кто-нибудь и мог заставить его пойти на это, то только Мод.
Но Карла была в ужасе. Если ее поймают, пощады не будет. Ее арестуют и будут пытать. Она подумала о Руди Ротмане, как страшно он стонал, когда ему переломали пальцы. Она вспомнила отца – его так ужасно избили, что он умер. Ее преступление будет более тяжелым; значит, и наказание, соответственно, более жестоким. Ее казнят, конечн, – но далеко не сразу.
Она сказала себе, что согласна рискнуть.
Чего она не могла принять, так это опасности, что она поможет убить собственного брата.
Он был там, на восточном фронте, Хоаким это подтвердил. Он будет участвовать в операции «Блау». Если Карла поможет русским победить, в результате может погибнуть Эрик. Этого она вынести не могла.