Карла мгновенно замерла от ужаса. Чувство вины не давало двинуться, ноги словно к земле приросли. Но никто не замечал их с Адой и их шкафом, и в следующую секунду она поняла, что им просто надо убраться отсюда, вернуться откуда пришли – и пойти к реке другим путем.
Она начала поворачивать. Но тут их осветил фонариком бдительный полицейский.
Ей захотелось бросить шкаф и пуститься наутек, но она сдержалась.
– Вы что там делаете? – крикнул полицейский.
– Шкаф переносим, господин полицейский, – ответила она. Вновь обретя присутствие духа, она, чтобы скрыть беспокойство виновной, спросила с наигранным испугом и любопытством: – А что здесь случилось? – И для верности добавила: – Кто-нибудь погиб?
Она знала, что специалисты терпеть не могут такое любопытство стервятников, ведь она и сама была специалистом. Как она и ждала, первой реакцией полицейского было побыстрее их спровадить.
– Не ваше дело, – сказал он. – Не путайтесь под ногами!
И, повернувшись к ним спиной, он стал светить на разбитую машину.
На этой стороне дороги тротуар был чистый. Внезапно Карла приняла решение и пошла вперед. Они с Адой потащили шкаф с мертвецом прямо к месту аварии.
Она следила за группой работающих в маленьком кружке света. Они были полностью сосредоточены на своем деле, и никто не поднял головы, когда Карла и Ада проходили мимо разбитого автомобиля.
Казалось, длинный восьмиколесный самосвал не кончится никогда. Потом, когда она наконец дошла до конца грузовика, ее вдруг осенило.
Она остановилась.
– Ты что? – прошипела Ада.
– Сюда! – Карла шагнула на дорогу за грузовиком. – Ставь шкаф на землю, – прошептала она. – Тихо!
Они осторожно поставили гардероб на тротуар.
Ада прошептала:
– Мы что, оставим его здесь?
Карла вынула из кармана ключ и отперла шкаф. Она подняла голову: похоже, все по-прежнему находились около автомобиля, с другой стороны грузовика, в двадцати футах от них.
Она открыла дверцу шкафа.
Хоаким Кох смотрел вверх неподвижным взглядом, с окровавленным полотенцем вокруг головы.
– Вываливаем его, – сказала Карла. – У колес.
Они перевернули гардероб, и тело выкатилось и остановилось, ударившись о шину.
Карла размотала окровавленное полотенце и бросила в шкаф. Матерчатую сумку она оставила возле тела: она была рада от нее избавиться. Закрыла и заперла дверцу гардероба, потом они подняли его и пошли дальше.
Теперь нести шкаф было легко.
Когда они уже отошли в темноту футов на пятьдесят, Карла услышала, как вдали сказали:
– Господи, здесь еще жертва – похоже, пешехода сбили!
Карла и Ада повернули за угол, и Карла почувствовала, словно волну прилива, огромное облегчение. От трупа она избавилась. Если бы удалось вернуться домой, не привлекая больше внимания – и чтобы никто не заглянул в шкаф и не увидел окровавленного полотенца, – тогда все будет в порядке. Никакого расследования убийства не будет. Хоаким стал пешеходом, погибшим в аварии из-за затемнения. Если бы грузовик действительно зацепил его и протащил по булыжной мостовой, он мог бы получить травмы, похожие на те, что нанесли ему тяжелым котелком Ады. Может быть, умелый патологоанатом и заметил бы разницу – но никто не посчитает вскрытие необходимым.
Карла подумала, не бросить ли гардероб в реку, но отказалась от этой мысли. Даже без полотенца там были пятна крови, что само по себе могло стать поводом для полицейского расследования. Надо отнести его домой и дочиста отмыть.
Домой они вернулись, никого не встретив.
Они положили шкаф внизу, в прихожей. Ада вынула полотенце, бросила в кухонную раковину и включила холодную воду. Карла увидела картонную папку на столе, там, где оставила. Она взяла ее и убрала в ящик, туда, где лежали фотоаппарат и кассеты с пленкой. Она выкрала у нацистов план наступления, но убила при этом молодого парня, который был скорее глуп, чем зол. Может быть, она будет думать об этом много дней, а то и лет, прежде чем поймет, как относиться к этому. А сейчас она просто очень устала.
Она рассказала маме, что они сделали. У Мод так раздулась щека, что левый глаз едва открывался. И она все еще держалась за левый бок, словно чтобы облегчить боль. Выглядела она ужасно.
Карла сказала:
– Мама, ты вела себя очень храбро. Я просто восхищаюсь тобой за то, что ты сделала сегодня.
– Думаю, тут нечем восхищаться, – устало сказала Мод. – Мне так стыдно. Я себя презираю.
– Потому что ты его не любила? – спросила Карла.
– Нет, – ответила Мод. – Потому что любила.
Глава четырнадцатаяОктябрь – декабрь 1942 года
Грег Пешков окончил Гарвард с отличием. Он легко мог бы получить докторскую степень по физике, своему профилирующему предмету, и таким образом избежать военной службы. Но он не хотел быть ученым. Он стремился к другому виду власти. А когда война кончится, то участие в военных действиях будет большим плюсом для молодого многообещающего политика. Поэтому он пошел в армию.
С другой стороны, оказаться перед необходимостью действительно воевать ему не хотелось.
Он следил за Европейской войной с огромным интересом, но в то же время просил всех знакомых – а у него их было много в Вашингтоне – найти ему какую-нибудь бумажную должность в Военном министерстве.
Немцы начали летнее наступление 28 июня и стали быстро продвигаться на восток, встречая относительно слабое противодействие, пока не дошли до города Сталинграда, прежде носившего имя Царицын, где были остановлены жестоким сопротивлением русских. Теперь они застряли, с чрезмерно растянутыми линиями коммуникаций, и дело все больше выглядело так, будто русские загнали их в ловушку.
Не успел Грег пройти основной курс боевой подготовки, как его вызвали в кабинет полковника.
– Инженерному корпусу нужен молодой сообразительный офицер для работы в Вашингтоне, – сказал полковник. – Вы проходите обучение в Вашингтоне, но я бы отнюдь не выбрал в первую очередь вас – ведь посмотрите на себя, вы даже свою чертову форму не можете содержать в чистоте! – однако эта работа требует знания физики, а число отвечающих этому требованию, скажем так, ограничено.
– Благодарю вас, сэр! – сказал Грег.
– Только попробуйте проявить этот свой сарказм при своем новом начальстве – пожалеете. Вы будете помогать полковнику Гровсу. Я был с ним в Вест-Пойнте. И худшего сукина сына в жизни не встречал, ни в армии, ни среди гражданских. Удачи!
Грег позвонил Майку Пенфолду из пресс-службы Госдепартамента и выяснил, что до недавнего времени Лесли Гровс возглавлял строительство главных объектов для всей армии США и отвечал за постройку нового здания Военного министерства США – огромное пятистороннее здание, которое стали звать Пентагон. Но его перевели на другой проект, о котором мало было известно. Одни говорили, мол, он так часто оскорблял вышестоящих, что по сути дела это было увольнение; другие – что его новое назначение было еще более важное, но совершенно секретное. И все соглашались, что он – человек эгоистичный, надменный и беспощадный.
– Его что, вообще все ненавидят? – спросил Грег.
– Ну что ты, – сказал Майк. – Только те, кто с ним имел дело.
В кабинет Гровса, находившийся в потрясающем новом здании Военного министерства – светло-коричневом дворце в стиле ар-деко на углу 21-й улицы и Виргиния-авеню – лейтенант Грег Пешков явился с трепетом. Тут же он узнал, что входит в группу под названием «Манхэттенский инженерный район». Это намеренно неинформативное название маскировало организацию, которая работала над созданием бомбы нового типа, используя в качестве взрывчатого вещества уран.
Грег был заинтригован. Он знал, что более легкий изотоп урана U-235 при облучении нейтронами выделяет огромную энергию, и читал в научных журналах несколько работ на эту тему. Но пару лет назад сообщения об этих исследованиях прекратились, и теперь Грег понимал почему.
Ему было известно, что, по мнению президента Рузвельта, работа над проектом идет слишком медленно, и Гровс был назначен, чтобы подхлестнуть ее.
Грег пришел в проект через шесть дней после того, как Гровс стал его руководителем. И первое задание, которое дал Грегу Гровс, – помочь ему приделать звездочки к воротнику рубашки цвета хаки: ему только что присвоили звание бригадного генерала.
– Это нужно, главным образом, чтобы произвести впечатление на всех этих гражданских ученых, с которыми нам придется работать, – проворчал Гровс. – Через десять минут я должен быть на собрании в кабинете министра обороны. Будет лучше, если вы пойдете со мной. Это будет вместо инструктажа.
Гровс был дородным человеком. Ростом шесть футов без одного дюйма, он весил, должно быть, фунтов двести пятьдесят, а то и триста. Пояс форменных брюк он подтягивал повыше, и из-под него выпирал живот. У Гровса были каштановые волосы, которые, наверное, были бы кудрявыми, если бы отросли подлиннее, узкий лоб, толстые щеки, двойной подбородок. Маленькие коричневые усики были почти незаметны. Это был во всех отношениях несимпатичный человек, и Грег отнюдь не горел желанием у него работать.
Гровс и сопровождающие его – в том числе и Грег – вышли из здания и пошли по Виргиния-авеню к Национальной аллее. По пути Гровс сказал Грегу:
– Когда меня поставили на этот проект, то сказали, что это возможность победить в войне. Не знаю, правда ли это, но я намерен действовать так, словно это правда. Того же жду и от вас.
– Да, сэр! – ответил Грег.
Министр обороны еще не переехал в незаконченный Пентагон, и штаб-квартира Военного министерства была по-прежнему в старом здании – длинном, приземистом, старомодном строении, их «временном» доме на Конститьюшн-авеню.
Министр обороны Генри Стимсон был республиканцем, президент поставил его на этот пост, чтобы помешать его партии ставить палки в колеса делу ведения войны, устраивая беспорядки в Конгрессе. В свои семьдесят пять Стимсон был одним из старейших государственных деятелей, аккуратным стариком с белыми усами, но в его серых глазах все еще светился ум.