Это был Вернер.
– Больше тебе здесь не работать, – сказал Вернер.
Маке попытался позвать на помощь, но обнаружил, что не может говорить.
– Ты отправляешься на новое место, – сказал Вернер. – Больше ты не будешь никого мучить. На самом деле кого там будут мучить – так это тебя.
Маке открыл рот, силясь закричать.
На его лицо опустилась подушка. Она плотно зажала его рот и нос. Он обнаружил, что не может дышать. Он попытался бороться, но в его теле не было силы. Он попытался вдохнуть воздуха – но воздуха не было. Он почувствовал панику. Ему удалось качнуть головой в одну сторону, в другую – но подушка еще сильнее зажала рот и нос. Наконец у него получилось издать звук – но это было лишь слабое горловое сипение.
Вселенная превратилась в круг света, который медленно сужался, пока не стал размером с булавочную головку.
А потом – погас.
Глава семнадцатаяОктябрь – ноябрь 1943 года
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Володя и затаил дыхание.
– Нет, – сказала Зоя Воротынцева. – Но – спасибо тебе.
Она относилась ко всему с потрясающим безразличием, но это был слишком скорый ответ даже для нее.
Они лежали в постели, в роскошной гостинице «Москва»; только что они занимались любовью. Зоя кончила дважды. Ее любимым видом секса был куннилингус. Ей нравилось лежать, откинувшись на гору подушек, чтобы он ласкал ее, стоя на коленях меж ее ног. Он делал это с удовольствием, и она охотно отвечала тем же.
Они уже больше года были вместе, и казалось, что все идет просто замечательно. Ее отказ его озадачил.
– Ты меня любишь? – спросил он.
– Да. Я тебя обожаю. Спасибо, что любишь меня так, что сделал предложение.
Это было чуть лучше.
– Так почему же ты его не приняла?
– Я не хочу рожать детей, когда в мире идет война.
– Ладно, это я понимаю.
– Сделай мне предложение снова, когда мы победим.
– Но может быть, тогда я уже не захочу на тебе жениться.
– Если ты так непостоянен, то хорошо, что я отказала тебе сегодня.
– Извини. Я подзабыл, что ты не понимаешь, когда я тебя дразню.
– Мне надо в туалет. – Она встала с кровати и голая прошлась по комнате. Володе с трудом верилось, что ему дозволено смотреть на это. У нее было тело как у манекенщицы или кинозвезды. У нее была молочно-белая кожа и светло-золотистые волосы – везде. Она села на унитаз, не закрыв дверь ванной, и он слышал, как она писает. Отсутствие у нее скромности постоянно приводило его в восторг.
Предполагалось, что он сейчас работает.
Каждый раз, когда приезжали главы союзных держав, московские спецслужбы приходили в смятение, и обычный Володин распорядок был вновь нарушен из-за конференции министров иностранных дел, что должна была начаться 18 октября.
На конференцию приехали американский госсекретарь Корделл Халл и министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден. Они привезли какой-то нелепый план декларации четырех держав, включая Китай. Сталин считал это чепухой и не понимал, зачем тратить на это время. Американец Халл, семидесяти двух лет, кашлял кровью, в Москву он приехал в сопровождении врача, – но тем не менее он был энергичен и настаивал на подписании декларации.
В течение конференции нужно было успеть столь многое, что НКВД – секретной полиции – приходилось сотрудничать с заклятыми соперниками, красноармейской разведкой, где работал Володя. В гостиничных номерах следовало установить микрофоны, – здесь тоже был, только Володя его отключил. Приехавших министров и всех их помощников следовало держать под ежеминутным наблюдением. Их багаж следовало без их ведома открыть и обыскать. Их телефонные звонки нужно было писать на пленку, расшифровывать, переводить на русский язык, вычитывать и конспектировать. Большинство тех, с кем общались приехавшие, были агентами НКВД, в том числе официанты и горничные; однако всех остальных, с кем им случится заговорить – в фойе гостиницы или на улице, – следовало проверить, а возможно, и арестовать, посадить в тюрьму и допросить с применением пыток. Работы было много.
Володины дела шли в гору. Его шпионы в Берлине поставляли ценнейшую информацию. Они достали ему план главной летней операции «Цитадель», и Красная Армия нанесла немцам страшное поражение.
Зоя тоже была счастлива: Советский Союз возобновил ядерные исследования, и Зоя состояла в группе, работавшей над созданием ядерной бомбы. Они сильно отставали от Запада – задержка была вызвана скептическим отношением Сталина, но в качестве компенсации они получали неоценимую помощь разведчиков-коммунистов в Англии и Америке, в том числе и от старого школьного Володиного друга Вилли Фрунзе.
Она вернулась в постель. Володя сказал:
– А в начале нашего знакомства я тебе не очень-то нравился.
– Я вообще плохо относилась к мужчинам, – ответила она. – Да и до сих пор… В большинстве это пьяницы, хамы и дураки. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что ты не такой.
– Да уж, надеюсь, что не такой, – ответил он. – Но неужели действительно у нас с мужчинами все так плохо?
– Да ты посмотри вокруг! – сказала она. – Ты посмотри на нашу страну.
Он перегнулся через нее и включил радио у кровати. Хоть он и отсоединил подслушивающее устройство, но осторожность никогда не помешает. Когда радио разогрелось, военный оркестр заиграл марш. Успокоенный тем, что теперь его не подслушают, Володя сказал:
– Ты имеешь в виду Сталина и Берию. Но они же будут не всегда.
– Ты знаешь, как умер мой отец?
– Нет. Родители никогда не упоминали.
– На то есть причины.
– Продолжай.
– Мама рассказывала, на отцовском заводе выбирали депутата в Моссовет. Кандидату-большевику противостоял кандидат-меньшевик, и отец пошел на его собрание послушать, что он будет говорить. Он не поддерживал этого меньшевика, не голосовал за него… Однако всех, кто просто ходил на это собрание, уволили, а через несколько недель отца арестовали и увезли на Лубянку.
Она имела в виду управление НКВД и тюрьму на Лубянской площади.
– Мама пошла к твоему отцу и стала просить помочь. Он тут же помчался с ней на Лубянку, но они опоздали. Отца расстреляли.
– Ужасно, – сказал Володя. – Но это все Сталин…
– Нет. Это в двадцатом году, Сталин был на войне, на Юго-Западном фронте. Главным тогда был Ленин.
– Это случилось при Ленине?
– Да. Так что, как видишь, дело не только в Сталине и Берии.
Володины представления об истории коммунизма пережили серьезное потрясение.
– В чем же тогда?
Дверь открылась.
Володя схватился за пистолет, лежавший на столике у кровати.
Но вошла всего лишь девица в шубке, под которой, насколько можно было видеть, ничего не было.
– Извини, Володя, – сказала она. – Я не знала, что ты не один.
– Это что еще за соска? – поинтересовалась Зоя.
– Наташа, как ты открыла дверь? – спросил Володя.
– Ты же дал мне ключ, который открывает все двери в гостинице.
– Ну, могла бы хоть постучать!
– Извини. Я пришла сообщить тебе плохую новость.
– Какую?
– Я пошла в номер Вуди Дьюара, как ты мне сказал. Но у меня ничего не вышло.
– А что ты делала?
– Вот что… – Наташа распахнула шубку, демонстрируя голое тело. У нее была пышная фигура и густые заросли темных волос на лобке.
– Ладно, я понял, запахнись, – сказал Володя. – Что он сказал?
Она перешла на английский.
– Он просто сказал «нет». Я спросила: «Что значит «нет»?» А он сказал: «То, что противоположно слову «да». А потом открыл дверь нараспашку и держал, пока я не вышла.
– Черт, – сказал Володя. – Придется придумать что-нибудь еще.
Когда в четвертом часу пополудни в отдел картографирования территорий противника вошел капитан Вандермейер с лицом, раскрасневшимся от обеда с пивом, Чак Дьюар понял, что будут неприятности.
Отдел разведки на Гавайях в Перл-Харбор разросся. Раньше он назывался «станция HYPO», теперь же носил гордое имя Объединенного Разведывательного центра Тихоокеанской зоны.
За Вандермейером в кильватере следовал сержант морской пехоты.
– Эй вы, голубки, – сказал Вандермейер, – у вас тут посетитель с жалобой.
По ходу разрастания отдела каждый обзавелся специализацией, и Чак с Эдди стали экспертами по картографии плацдармов, где должны были высаживаться американские десантники, по мере того как они пробивались, отвоевывая остров за островом, через Тихий океан.
– Это сержант Донеган, – сказал Вандермейер. Морпех был высок и мускулист, о таких говорят «парень-кремень», и Чак догадался, что сексуально озабоченный Вандермейер воспылал к нему страстью.
– Рад встрече, сержант, – сказал Чак, поднимаясь. – Я – главный старшина Дьюар.
И Чак, и Эдди получили повышение. Так как в армию Соединенных Штатов вливались тысячи новобранцев, то офицеров не хватало, и пришедшие во флот еще до войны и знавшие, что к чему, росли быстро. Чаку с Эдди было разрешено жить вне базы, и они сняли вдвоем небольшую квартирку.
Чак протянул руку, но Донеган ее не пожал.
Чак снова сел. Он был немного старше сержанта по званию, и не собирался быть вежливым с тем, кто предпочитает держаться грубо.
– Я могу вам чем-нибудь помочь, капитан Вандермейер?
На флоте у капитана много возможностей издеваться над старшиной, и Вандермейеру все они были известны. Он так составлял графики, что у Чака с Эдди никогда не совпадали выходные. Он ставил им за работу «удовлетворительно», прекрасно зная, что любая оценка, кроме «отлично», фактически была «черной меткой». Он путал данные в документах для финансовой части, так что Чаку и Эдди платили позже или меньше, чем следовало, и им приходилось тратить по многу часов, чтобы исправить ситуацию. Он был для них здоровенной занозой. И сейчас, должно быть, он выдумал какую-то новую гадость.
Донеган вытащил из кармана потрепанный листок бумаги и развернул.