– Ваша работа? – угрожающе спросил он.
Чак взял листок. Это была карта островов Новой Джорджии, входящих в состав Соломоновых островов.
– Надо проверить, – сказал он. Это была его карта, и он знал это, но тянул время.
Он подошел к шкафу с документами и выдвинул ящик. Вынул папку с Новой Джорджией и захлопнул ящик коленом. Вернулся за стол, сел и открыл папку. Там лежала копия карты Донегана.
– Да, – сказал Чак. – Это моя работа.
– Ну так я пришел сказать тебе, что твоя работа – дерьмо, – заявил Донеган.
– В самом деле?
– Смотри сюда. У тебя здесь джунгли подходят к самому морю. А на самом деле там открытое место шириной в четверть мили.
– Мне очень жаль это слышать.
– Тебе жаль! – Донеган выпил пива столько же, сколько Вандермейер, и нарывался на драку. – У меня на этом пляже пятьдесят человек полегло!
Вандермейер рыгнул и сказал:
– Дьюар, как ты мог допустить такую ошибку?
Чака это потрясло. Если из-за его ошибки погибло пятьдесят человек – он заслужил, чтобы на него орали.
– Вот с чем нам приходилось работать, – сказал он. В папке была расплывчатая карта островов – пожалуй, еще викторианских времен, и более поздняя морская карта, где были показаны глубины морского дна, но практически не было отметок о наземном рельефе или переданных по радио описаний. Единственное, что еще находилось в папке, – это размытая аэрофотосьемка воздушной разведки. Указывая пальцем на нужное место на фотографии, Чак сказал:
– Это же действительно выглядит так, словно деревья подходят к самой воде. Там бывает прилив? Если нет – возможно, песок был покрыт водорослями, когда делали фотографию. Водоросли могут внезапно зацвести и так же быстро исчезнуть.
– Если бы тебе самому пришлось драться на том чертовом пляже, – сказал Донеган, – ты бы, наверное, не так наплевательски к этому относился.
«Может, и правда», – подумал Чак. Донеган вел себя грубо, вызывающе, его подстрекал подлый Вандермейер, но само по себе это не означало, что он не прав.
– Да, Дьюар, – сказал Вандермейер, – может, тебе с твоим дружком-голубком отправиться с морской пехотой, когда будет следующая высадка? Посмотришь, как используются ваши карты в бою.
Чак пытался придумать остроумный ответ, но вдруг ему пришло в голову отнестись к предложению всерьез. Может, ему и стоит побывать в боевой обстановке. Действительно ведь легко стать равнодушным, сидя за столом. К претензии Донегана следовало отнестись серьезно.
С другой стороны, это означало, что придется рисковать жизнью.
Чак взглянул Вандермейеру в глаза.
– Мне нравится эта мысль, капитан, – сказал он. – Я бы хотел пойти добровольцем на следующую высадку.
Донеган посмотрел на него потрясенно, словно начал подозревать, что неверно судил о ситуации.
Впервые за весь разговор подал голос Эдди:
– И я. Я тоже поеду.
– Ладно, – сказал Вандермейер. – Вернетесь поумневшими – или вообще не вернетесь.
У Володи никак не получалось напоить Вуди Дьюара.
Они сидели в баре гостиницы «Москва». Он поставил перед молодым американцем рюмку водки и сказал на школьном английском:
– Вам понравится, это – самая лучшая!
– Большое спасибо, – сказал Вуди. – Мне очень приятно. – Но к рюмке не прикоснулся.
Вуди был высоким и долговязым и казался прямолинейным до наивности. Почему Володя и выбрал его.
Вуди через переводчика спросил:
– Пешков – распространенная в России фамилия?
– Не особенно, – ответил по-русски Володя.
– Я из Буффало, там есть известный бизнесмен Лев Пешков. Я подумал, не родственники ли вы с ним?
Это Володю ошарашило. У его отца был брат по имени Лев Пешков, и он уехал в Буффало еще перед Первой мировой. Но из осторожности он уклонился от ответа.
– Надо спросить отца, – сказал он.
– В Гарварде я учился с сыном Льва Пешкова Грегом. Возможно, это ваш двоюродный брат.
– Возможно, – ответил Володя, нервно взглянув на сидевших вокруг стола сексотов. Вуди понятия не имел, что любая связь с кем-то в Америке могла навлечь подозрения на советского человека. – Знаете, Вуди, – сказал он, – а в нашей стране отказ выпить считается оскорблением.
– А в Америке – нет, – сказал Вуди, располагающе улыбаясь.
Володя поднял свою рюмку и оглядел сидящих за столом всевозможных секретных сотрудников органов, притворяющихся гражданскими лицами – служащими и дипломатами.
– У меня тост! – сказал он. – За дружбу между Соединенными Штатами и Советским Союзом!
Остальные высоко подняли рюмки. Вуди тоже поднял.
– За дружбу! – раздались голоса.
Все выпили, кроме Вуди, который поставил свою рюмку, даже не пригубив.
Володя начал подозревать, что тот не так наивен, как кажется.
Вуди наклонился к нему через стол.
– Володя, вы должны понять, что я не знаю никаких тайн. Я для этого слишком молод.
– Я тоже, – ответил Володя. К истине это не имело никакого отношения.
– Я лишь хочу пояснить, – сказал Вуди, – что вы можете просто задавать мне вопросы. Если я буду знать ответы, то отвечу вам. Мне можно, потому что никакая известная мне информация просто не может быть секретной. Поэтому нет необходимости пытаться меня напоить или посылать ко мне в номер проституток. Можно просто спросить.
Наверняка это какая-то уловка, решил Володя. Не бывает таких наивных. Но он решил подыграть Вуди. Почему бы и нет?
– Ладно, – сказал он. – Мне нужно знать, чего вы добиваетесь. Не лично вы, разумеется. А ваша делегация, и секретарь Халл, и президент Рузвельт. Что вы хотите получить с помощью этой конференции?
– Мы хотим, чтобы вы поддержали Декларацию четырех держав.
Это был стандартный ответ, но Володя решил настаивать.
– Вот этого мы и не понимаем.
Сейчас он говорил искренне, возможно – больше, чем следовало, но инстинктивно он чувствовал, что стоит чуть приоткрыться.
– Кому нужно, чтобы в подписании декларации участвовал Китай? Мы хотим покончить с фашизмом в Европе. В этом нам необходима ваша помощь.
– И мы поможем.
– Вы так говорите. Однако вы говорили, что этим летом войдете в Европу.
– Но мы же вошли в Италию.
– Этого недостаточно!
– В следующем году мы войдем во Францию. Мы пообещали.
– Так зачем вам эта декларация?
– Ну… – Вуди помолчал, собираясь с мыслями. – Нам надо показать американскому народу, что вторжение в Европу отвечает его интересам.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем вам объяснять это народу? Рузвельт – президент, так ведь? Вот и пусть он просто сделает это!
– В следующем году – выборы. Он хочет быть избранным на новый срок.
– И что же?
– Американцы не станут за него голосовать, если будут считать, что он втянул их в европейскую войну без необходимости. Поэтому ему надо представить это как часть своего общего плана действий для достижения мира во всем мире. Если мы подпишем Декларацию четырех держав, показывая серьезность наших намерений относительно ООН, американские избиратели более спокойно примут вторжение во Францию как необходимый шаг на пути к более мирной обстановке в мире.
– Это потрясающе, – сказал Володя. – Он президент – и тем не менее все время должен оправдываться за все, что делает!
– Как-то так, – сказал Вуди. – У нас это называется демократией.
У Володи мелькнуло подозрение, что этот невероятный бред может на самом деле оказаться правдой.
– То есть Декларация вам необходима, чтобы заставить американских избирателей поддержать вторжение в Европу.
– Именно.
– Но зачем нам Китай? – Особенное раздражение Сталина вызывало настойчивое требование союзников, чтобы Декларацию подписал и Китай.
– Китай – слабый союзник.
– Так и не нужно его принимать во внимание!
– Если исключить Китай, это их деморализует, и, возможно, они будут сражаться с японцами не так мужественно.
– И что?
– Тогда нам придется усилить подкреплениями наши войска на Тихоокеанском театре военных действий, что ослабит нашу мощь в Европе.
Это Володю встревожило. Советский Союз был не заинтересован в том, чтобы союзники перебрасывали войска на Тихий океан.
– Значит, вы делаете дружеский жест по отношению к Китаю, чтобы сохранить больше сил для вторжения в Европу.
– Да.
– По вашим словам все выходит так просто.
– Так и есть, – сказал Вуди.
Рано утром первого ноября на подходе к расположенному в Южном море острову Бугенвиль Чак и Эдди, бывшие в составе 3-й дивизии морской пехоты, получили на завтрак мясо.
Остров Бугенвиль был около 125 миль длиной. На нем располагались две японские морские военные базы, одна – на севере, вторая – на юге. Морская пехота готовилась к высадке на полпути между ними, на слабо защищенном западном берегу. Их задачей было – захватить плацдарм и занять достаточную территорию, чтобы построить аэродром, с которого будут взлетать самолеты, направляющиеся бомбить японские базы.
Чак был на палубе в 7 часов 26 минут. Морпехи в касках и с ранцами за спиной переваливались за борт и, цепляясь за веревочные сетки, свисающие с бортов судна, спускались вниз и прыгали в десантные баржи с высокими бортами. С ними было и несколько служебных собак, доберман-пинчеров, из которых получались бессменные часовые.
Баржи еще шли к берегу, а Чак уже смог заметить недостаток карты, которую делал. Высокие волны обрушивались на круто поднимающуюся сушу. На его глазах лодку развернуло бортом к волне и опрокинуло. Морпехи поплыли к берегу.
– Мы должны отображать особенности волнения, – сказал Чак Эдди, стоявшему рядом с ним на палубе.
– Как же мы их узнаем?
– Самолетам разведки придется летать достаточно низко, чтобы на фото были видны барашки на волнах.
– Но они не могут рисковать так снижаться вблизи вражеских баз.
Эдди был прав. Но какой-то выход должен был существовать. Чак занес этот вопрос первым в список того, что следовало обдумать по возвращении.