– Она терпелива, спокойна и организованна.
– Она не наняла шесть нянек, чтобы они выполняли всю работу?
– Всего одну, и то чтобы иметь возможность уходить со мной по вечерам, обычно – на политические собрания.
– Ух ты… Она изменилась.
– Не особенно. Вечеринки она любит по-прежнему. А ты как – все еще один?
– У меня есть девушка, ее зовут Нелли Фордхэм, и я очень серьезно к ней отношусь. К тому же – ты, кажется, знаешь – у меня есть крестник.
– Да, – сказал Ллойд. – Дейзи мне все о нем рассказала. Джорджи.
Увидев на лице Ллойда легкое смущение, Грег почувствовал уверенность: тот знает, что Джорджи – сын Грега.
– Я очень его люблю.
– Это здорово.
В бар вошел член русской делегации, и Грег поймал на себе его взгляд. В нем было что-то очень знакомое. Ему было за тридцать, красивый, несмотря на ужасно короткую военную стрижку, от взгляда его голубых глаз делалось как-то неспокойно. Он дружески кивнул, и Грег спросил:
– Мы раньше не встречались?
– Может быть, – сказал русский. – В детстве я учился в Германии. В Берлинской мужской академии.
Грег покачал головой.
– А в Штатах когда-нибудь были?
– Нет.
Ллойд сказал:
– Это тот самый парень, у которого фамилия как у тебя – его зовут Володя Пешков.
Грег представился.
– Возможно, мы родственники. Мой отец, Грег Пешков, эмигрировал в 1914 году, оставив дома свою девушку беременной, и она потом вышла замуж за его старшего брата, Григория Пешкова. Может быть, мы братья по отцу?
Поведение Володи мгновенно изменилось.
– Это совершенно исключено, – сказал он. – Прошу меня простить. – И вышел из бара, так ничего и не взяв.
– Резко он как-то, – сказал Грег Ллойду.
– Резко, – согласился Ллойд.
– Вид у него был потрясенный.
– Должно быть, это из-за того, что ты сказал.
Это не могло быть правдой, твердил себе Володя.
Грег заявил, что Григорий женился на девчонке, которая была уже беременной от Льва. Если это было так, то человек, которого Володя звал отцом, на самом деле ему не отец, а дядя.
Возможно, это совпадение. Или этот американец просто клевещет, чтобы внести разлад.
И все равно от этого потрясения у Володи голова шла кругом.
Он вернулся домой в обычное время. Они с Зоей быстро поднимались по карьерной лестнице, и им дали квартиру в правительственном доме – в роскошном громадном здании, где жили и родители Володи. Григорий с Катериной уже пришли – они обычно приходили по вечерам, когда Коте пора было ужинать. Катерина купала внука, а потом Григорий пел ему песни и рассказывал сказки. Коте было девять месяцев, и он еще не говорил, но сказки слушать любил.
Володя следовал привычному вечернему распорядку как во сне. Он пытался вести себя как обычно, но обнаружил, что ему трудно разговаривать с обоими родителями. Рассказу Грега он не верил, но перестать думать об этом не мог.
Когда Котя заснул, а родители собирались уходить, Григорий спросил Володю:
– У меня что, прыщ на носу вскочил?
– Нет.
– Тогда чего ты так пялишься на меня весь вечер?
Володя решил сказать правду.
– Я познакомился с человеком из американской делегации, которого зовут Грег Пешков. Он полагает, что мы родственники.
– Это возможно.
Григорий произнес эти слова непринужденно, словно это не имело особенного значения, но Володя увидел, что у него покраснела шея – верный признак сдерживаемого волнения.
– В последний раз я видел брата в девятнадцатом. С тех пор я о нем ничего не слышал.
– Отца Грега зовут Лев, и у него был брат Григорий.
– Тогда Грег вполне может быть твоим двоюродным братом.
– Он сказал, что он мой брат по отцу.
Григорий сильнее покраснел и ничего не ответил.
– Как такое может быть? – вмешалась Зоя.
Володя сказал:
– По словам этого американца Пешкова, у Льва в Петербурге осталась беременная подруга, которая вышла замуж за его брата.
– Чушь какая! – сказал Григорий.
Володя взглянул на Катерину.
– А ты, мам, ничего не сказала.
Возникла долгая пауза. Само по себе это много значило. О чем им было думать, если в рассказе Грега не было правды? Володю бросило в озноб, словно морозный ветер прошелся по комнате.
Наконец мать сказала:
– Я была взбалмошной девчонкой… – Она взглянула на Зою. – Не такой благоразумной, как твоя жена… – Она глубоко вздохнула. – Григорий Пешков полюбил меня с первого взгляда – ну или почти сразу, идиот несчастный… – и она ласково улыбнулась мужу. – Но его братец Левка – красиво одевался, у него были сигареты, деньги на водку, дружки-бандиты. Левка мне больше нравился. Я была еще большей дурой.
– Так это правда? – ошарашенно сказал Володя. В глубине души он все еще отчаянно надеялся услышать «нет».
– Левка поступил со мной как всегда поступают такие, как он, – сказала Катерина. – Забрюхатил – и оставил.
– Значит, мой отец – Лев… – Володя посмотрел на Григория. – А ты – лишь мой дядя! – Ему показалось, что он сейчас упадет. Земля качалась и уходила из-под ног. Как во время землетрясения.
Зоя подошла к Володиному стулу и встала рядом, положив руку ему на плечо, чтобы утешить, а может быть, удержать.
Катерина продолжала:
– А Григорий повел себя так, как обычно и поступают такие, как он: стал обо мне заботиться. Он меня любил, он женился на мне, обеспечивал меня и моих детей. – Она взяла за руку сидевшего рядом с ней на диване Григория. – Я о нем не мечтала, и уж конечно, я его не заслужила, но Господь все равно дал мне его.
– Я боялся, что этот день наступит, – сказал Григорий. – С самого твоего рождения я боялся этого дня.
– Тогда почему вы держали это в тайне? – сказал Володя. – Почему просто не рассказали мне правду?
– Я не мог сказать тебе, что я не твой отец, – глухо произнес Григорий. Ему было трудно говорить. – Я слишком тебя любил.
Катерина сказала:
– Вот что я тебе скажу, дорогой мой сын. Послушай меня внимательно, и даже если ты никогда больше не захочешь слушать свою мать – это ты должен выслушать. Забудь про незнакомца в Америке, который когда-то соблазнил глупую девчонку. Посмотри на человека, который сидит перед тобой со слезами на глазах.
Володя взглянул на Григория и встретил умоляющий взгляд, от которого у него сжалось сердце.
Катерина продолжала:
– Этот человек кормил тебя, одевал тебя и любил тебя неизменно три десятка лет. Если слово «отец» хоть что-нибудь да значит – вот твой отец!
– Да, – сказал Володя. – Я знаю.
Ллойд Уильямс прекрасно сработался с Эрни Бевином. У них было много общего, несмотря на разницу в возрасте. Во время четырехдневной поездки на поезде по заснеженной Европе Ллойд рассказал ему, что он, как и Бевин, был внебрачным сыном служанки. Оба они были горячими противниками коммунизма: Ллойд – в результате опыта, полученного в Испании, Бевин – потому что насмотрелся на тактику коммунистов в профсоюзном движении. «Они – рабы Кремля и тираны для всех остальных», – сказал Бевин, и Ллойд прекрасно понял, что он имел в виду.
Ллойд не стал относиться лучше к Грегу Пешкову, который всегда выглядел так, словно одевался на бегу: рукава сорочки расстегнуты, воротник пальто перекручен, шнурки не завязаны. Грег был парень проницательный, и Ллойд пытался вызвать у себя симпатию к нему, но он чувствовал в глубине, под внешним обаянием Грега, безжалостность. Дейзи говорила, что Лев Пешков был гангстером, и Ллойд мог представить у Грега такие же наклонности.
Однако Бевин ухватился за идею Грега относительно Германии.
– Как тебе кажется, он говорил от лица Маршалла? – спросил дородный министр иностранных дел со своим сильным западным акцентом.
– Он сказал, что нет, – ответил Ллойд. – Вы думаете, это может получиться?
– Я думаю, это лучшая идея из всего, что я слышал за эти три чертовых недели в этой чертовой Москве. Если он говорил серьезно, устрой-ка нам неформальный ужин – только Маршалл с этим юношей, ты и я.
– Я немедленно займусь этим.
– Но никому не говори. Надо, чтобы Советы не прознали об этом ни словечка. Иначе они обвинят нас в заговоре против них, и будут правы.
На следующий день они встретились в доме № 10 по Спасопесковской площади, где находилась резиденция американского посла, – это был причудливый особняк в неоклассическом стиле, построенный перед революцией. Маршалл был высокий и тощий, солдат до мозга костей; Бевин – полный, близорукий, нередко – с торчащей изо рта сигаретой; но они сразу же поладили. Оба предпочитали говорить начистоту. Бевина однажды сам Сталин обвинил в недостойных джентльмена речах, и министр иностранных дел очень гордился оказанной честью. И под расписанными потолками с канделябрами они принялись за работу – восстановление Германии без помощи СССР.
Они быстро пришли к соглашению насчет принципиальных вещей: новой валюты, объединения британской, американской и – если получится – французской зон; демилитаризации Западной Германии; выборов; и насчет нового Трансатлантического военного союза. Бевин прямо сказал:
– Сами понимаете, ничего из этого не выйдет.
Маршалл оторопел.
– Тогда я не могу понять, зачем мы это обсуждаем, – резко сказал он.
– В Европе – экономический спад. Эта схема не будет действовать – люди голодают. Лучшая защита от коммунизма – процветание. Сталин это понимает – вот потому он и хочет держать Германию в нищете.
– Я с вами согласен.
– Это означает, что мы должны заняться восстановлением. Но мы не можем это делать голыми руками. Нам нужны трактора, станки, экскаваторы, транспорт – и всего этого мы себе позволить не можем.
Маршал понял, куда он клонит.
– Американцы больше не хотят оказывать европейцам благотворительную помощь.
– Это справедливо. Но, наверное, США смогут найти способ дать нам в долг деньги, чтобы купить у вас оборудование.