Доброволец по имени Хайнц, зная, что Ллойд понимает по-немецки, сказал ему на своем языке:
– Это Тереза. Она приехала учить нас читать.
Ллойд понимающе кивнул. В интернациональные бригады входили добровольцы из разных стран вперемешку с испанскими солдатами, а среди испанцев было мало грамотных. Все свое детство они распевали катехизис в деревенских школах, которыми руководила католическая церковь. Многие священники не учили детей читать, чтобы потом они не взялись за социалистические книжки. В результате при монархии только половина населения умела читать и писать. Республиканское правительство, избранное в 1931 году, улучшило ситуацию с образованием, но миллионы испанцев все еще оставались неграмотными, и занятия для солдат продолжали проводить даже на передовой.
– Я неграмотный, – заявил Дейв, что было неправдой.
– Я тоже, – сказал Джо Эли, преподававший в Университете Колумбии в Нью-Йорке.
– Как вы думаете, сколько раз я уже слышала эту шутку? – сказала Тереза по-испански, но, видимо, не сильно рассердилась. Голос у нее был низкий, спокойный и очень красивый.
Ленни подошел ближе.
– Сержант Гриффитс, – сказал он, – для вас готов сделать все, что угодно.
Она одарила его ослепительной улыбкой.
– Я высоко ценю ваше предложение, – сказала она.
– Сеньора, я очень рад вашему приезду, – официально обратился к ней Ллойд, стараясь говорить по-испански как можно лучше. В эти десять месяцев он много времени провел за изучением испанского языка. – Я лейтенант Уильямс. Я могу точно сказать вам, кому из солдат требуются занятия… а кому – нет.
– Вот только лейтенанту Уильямсу нужно отбыть в Бухаралос для получения распоряжений, – сказал Ленни, словно отпуская его. Бухаралос был небольшой городок, где размещался штаб правительственных войск. – А мы с вами, может быть, обойдем позиции, чтобы найти подходящее место для занятий, – он говорил так, словно приглашал на прогулку при луне.
Ллойд улыбнулся и кивнул. Он ничуть не возражал против ухаживаний Ленни за Терезой. У него самого не было настроения флиртовать, а Ленни, казалось, уже влюбился. По мнению Ллойда, шансы Ленни были близки к нулю. Тереза была образованная двадцатипятилетняя женщина, и вполне возможно, что она получает дюжину предложений руки и сердца в день, а Ленни – семнадцатилетний мальчишка-шахтер, который уже около месяца нормально не мылся. Но он ничего не сказал: Тереза была вполне в состоянии и сама о себе позаботиться.
Появился новый персонаж – человек возраста Ллойда, лицо которого показалось Ллойду смутно знакомым. Одет он был лучше, чем одевались солдаты, в шерстяные брюки и хлопковую рубашку, и у него был пистолет в кобуре на пуговице. Волосы у него были такие короткие, что выглядели скорее как отросшая щетина – этот стиль любили русские. Он был лишь лейтенантом, но выглядел уверенно, даже властно. На хорошем немецком языке он сказал:
– Мне нужен лейтенант Гарсиа.
– Его здесь нет, – ответил Ллойд на том же языке. – А мы с вами где раньше встречались?
Русский, кажется, одновременно испугался и рассердился, – как человек, нашедший в своей скатке с постельным бельем змею.
– Мы никогда не встречались, – твердо сказал он. – Вы ошибаетесь.
– В Берлине! – щелкнул пальцами Ллойд. – В тысяча девятьсот тридцать третьем году. На нас напали коричневорубашечники.
На миг на лице русского отразилось облегчение, словно он ожидал чего-то худшего.
– Да, я был там, – сказал он. – Меня зовут Владимир Пешков.
– Но мы вас называли Володя.
– Да.
– Во время этой передряги вы были с мальчишкой по имени Вернер Франк.
На лице Володи промелькнул страх, но он с усилием скрыл чувства.
– Такого я не знаю.
Ллойд решил не настаивать. Он догадывался, почему Володя такой нервный. Сами русские не меньше, чем другие, боялись своей тайной полиции, НКВД, действующей в Испании и известной своей жестокостью. Любого русского, дружелюбно разговаривающего с иностранцем, они могли объявить предателем.
– А я Ллойд Уильямс.
– Да, я помню, – сказал Володя, глядя на него проницательными голубыми глазами. – Как странно, что мы снова встретились здесь.
– Да нет, совсем не странно, – сказал Ллойд. – Мы сражаемся с фашизмом везде, где можем.
– Можно вас на пару слов наедине?
– Конечно.
Они отошли на несколько метров от остальных, и Пешков сказал:
– Во взводе у Гарсиа – шпион.
– Шпион? – потрясенно переспросил Ллойд. – Кто?
– Немец по имени Хайнц Бауэр.
– А, этот, в красной рубашке… Шпион? Вы уверены?
Пешков не дал себе труда отвечать на этот вопрос.
– Я бы хотел, чтобы вы позвали его к себе в блиндаж – если у вас есть блиндаж, – ну или куда-нибудь в другое уединенное место… – Пешков взглянул на наручные часы. – Через час сюда прибудет наряд для его ареста.
– Я устроил себе кабинет вон в том сарайчике, – показал Ллойд. – Но мне понадобится поговорить со своим командиром. – Его командир был коммунистом и вряд ли стал бы возражать, но Ллойду нужно было время подумать.
– Как пожелаете, – было очевидно, что Володю мнение командира Ллойда совершенно не интересует. – Я хочу, чтобы шпиона взяли тихо, не поднимая шума. Я объяснил арестной бригаде, что важно сделать это тихо… – он говорил так, словно был не уверен, что его пожелания будут исполнены. – Чем меньше людей будут знать, тем лучше.
– Почему? – спросил Ллойд, но прежде чем Володя ответил, он сам понял, каким будет ответ. – Вы надеетесь сделать его двойным агентом и посылать врагу дезориентирующую информацию. Но если о его аресте будут знать слишком многие, другие шпионы могут предупредить мятежников, и они не будут верить дезинформации.
– Лучше не рассуждать о таких вещах, – жестко сказал Пешков. – А теперь пойдемте в ваш сарай.
– Минуточку, – сказал Ллойд. – А откуда вы знаете, что он шпион?
– Я не могу вам рассказать, не поставив под угрозу безопасность.
– Такой ответ меня не вполне устраивает.
Похоже, это вывело Пешкова из себя. Он явно не привык, чтобы ему говорили, что его объяснения кого-то не устраивают. Однако обсуждение приказов было характерной особенностью испанской гражданской войны, что русские особенно терпеть не могли.
Но прежде чем Пешков смог сказать что-то, появились еще двое. Они подошли к стоявшим под деревом. На одном из пришедших, несмотря на жару, была кожаная куртка. Второй – видимо, главный – был щуплый человечек с длинным носом и скошенным подбородком.
Пешков издал гневное восклицание.
– Слишком рано! – сказал он и возмущенно добавил что-то по-русски.
Щуплый небрежно махнул рукой. На ломаном испанском он спросил:
– Кто здесь Хайнц Бауэр?
Никто не ответил. Щуплый вытер нос рукавом.
Хайнц двинулся с места. Он не бросился немедленно бежать, а с разбегу налетел на второго, в кожаной куртке, и сбил с ног. Потом метнулся прочь, но щуплый вытянул ногу и подставил ему подножку.
Хайнц рухнул со всего маху, и его тело проехало по сухой земле. Он лежал оглушенный – всего лишь миг, но и это оказалось слишком долго. Он поднялся на колени – но тут эти двое налетели на него и снова сбили на землю.
Он лежал не шевелясь, но они все равно начали его бить. Достали деревянные дубинки и, стоя по обе стороны, по очереди колотили его по голове и телу, поднимая руки над головой и нанося удары, словно в каком-то диком танце. В считаные секунды у Хайнца все лицо было в крови. Он отчаянно пытался спастись, но стоило ему подняться на колени, как они снова сбивали его на землю. Тогда он сжался калачиком и только стонал. Ему было явно достаточно, а вот им – нет. Они били и били беспомощного человека своими дубинками.
Ллойд вдруг обнаружил, что с возмущенными криками оттаскивает щуплого. Ленни взял на себя второго. Ллойд просто схватил щуплого медвежьей хваткой и поднял; Ленни повалил своего на землю. Тут Ллойд услышал сказанные по-английски слова Володи:
– Всем стоять, или я стреляю!
Ллойд отпустил своего и обернулся, не веря ушам. Володя вынул из кобуры на боку наган «М1895», обычное оружие русских, и взвел курок.
– Угрожать офицеру оружием – во всех армиях мира за это можно пойти под трибунал, – сказал Ллойд. – У вас будут большие проблемы, Володя.
– Не говорите ерунду, – ответил Володя. – Когда в последний раз у русского были проблемы в этой армии? – Но наган опустил.
Мужчина в кожаной куртке замахнулся на Ленни дубинкой, но Володя рявкнул: «Отставить, Березовский!» – и тот подчинился.
Подошли другие солдаты – их вело загадочное притяжение, влекущее людей к драке, и через несколько секунд собралось человек двадцать.
Щуплый, грозя пальцем Ллойду, сказал по-английски с сильным акцентом:
– Вы ввязались в то, что совершенно вас не касается!
Ллойд помог Хайнцу встать.
– Вы не имеете права приходить и набрасываться на людей со своими дубинками! – сказал Ллойд щуплому. – Где ваше начальство?
– Этот немец – троцкистско-фашистский шпион! – взвизгнул щуплый.
– Илья, заткнись! – сказал Володя. Но Илья не обратил внимания.
– Он фотографировал документы! – заявил он.
– Где доказательства? – хладнокровно спросил Ллойд.
Стало ясно, что о доказательствах Илья не знает и не хочет знать. Но Володя со вздохом сказал:
– Посмотрите у него в ранце.
Ллойд взглянул на капрала Марио Ривьеру и кивнул.
– Пойдите проверьте, – сказал он.
Капрал Ривьера побежал к лодочному сараю и скрылся внутри.
Но у Ллойда было ужасное предчувствие, что Володя говорит правду.
– Даже если вы и правы, Илья, – сказал он щуплому, – все равно вы могли бы себя вести повежливее.
– Повежливее? – сказал Илья. – Это же война, а не званый обед!
– Может быть, удалось бы избежать драк – там, где в них нет необходимости.
Илья бросил что-то презрительное по-русски.
Из лодочного сарая вышел Ривьера, он нес маленькую и дорогую на вид камеру и пачку документов. Он передал их Ллойду. Сверху лежал вчерашний приказ о передислокации войск перед ожидаемым наступлением. На документе было пятно от вина знакомой формы, и Ллойд с ужасом понял, что это его собственный документ, должно быть украденный из его сарая.