– Ладно, – сказал он. – Но я не могу допустить, чтобы меня увидели в этом месте за разговором с тобой или с ним. Я войду следом за тобой, посмотрю на Генриха, потом пойду за ним и поговорю с ним позже.
– Хорошо. Я отвезу тебя туда. У меня тут за углом машина.
Пока они шли до дальнего конца переулка, Вернер назвал Володе рабочий и домашний адрес Генриха и телефонные номера – все это Володя запомнил.
– Вот моя машина, – сказал Вернер. – Залезай.
Машина оказалась «мерседесом 540К» «автобан-курьер», это была головокружительно прекрасная модель с чувственными изгибами крыльев и с капотом длиннее, чем весь «форд» модели «Т», и крышей кузова, плавно спускающейся к заднему бамперу. Эта модель была такая дорогая, что за все время было продано лишь несколько штук.
Володя ошеломленно глядел на нее.
– А тебе не лучше было бы завести себе машину попроще? – скептически спросил он.
– Это двойной блеф, – ответил Вернер. – Они думают, что никакой настоящий шпион не станет вести себя так вызывающе.
Володя чуть не спросил, на какие деньги Вернер завел себе такую, но вспомнил, что отец Вернера – богатый промышленник.
– В такой машине я не поеду, – сказал Володя. – Доберусь поездом.
– Как хочешь.
– Встретимся в «Адлоне», но делай вид, что мы не знакомы.
– Конечно.
Через полчаса Володя увидел, что машина Вернера беспечно припаркована перед отелем. Это лихачество Вернера казалось ему глупым, но сейчас он подумал – может быть, это был необходимая составляющая храбрости Вернера? Может быть, чтобы идти на страшный риск, добывая информацию против нацистов, Вернер должен был притворяться беспечным? Если бы он признал, в какой опасности находится, – возможно, что не смог бы дальше работать.
Бар «Адлона» был полон: женщины в модных платьях и хорошо одетые мужчины, многие – в отлично пошитой форме. Володя сразу же заметил Вернера – за столом, рядом с другим человеком, видимо, это и был Генрих фон Кессель. Пройдя совсем рядом с ними, Володя услышал, как Генрих горячо говорил:
– Бак Клейтон как трубач гораздо лучше, чем Хот Липс Пейдж.
Володя протиснулся к стойке, заказал пиво и украдкой стал изучать нового потенциального шпиона.
У Генриха было бледное лицо и густые темные волосы, длинные по армейским меркам. Несмотря на то что они говорили об относительно маловажной теме – о джазе, – он казался очень напряженным, при споре жестикулировал и постоянно приглаживал рукой волосы. Из кармана его форменной рубашки виднелась книжка, и Володя был готов спорить, что это стихи.
Он медленно выпил две кружки пива, делая вид, что читает «Моргенпост» – от первого слова до последнего. Он старался не очень обольщаться насчет Генриха. От такого человека можно было получить столько, что дух захватывало, но не было никакой гарантии, что он станет сотрудничать.
Вербовка информаторов была самой тяжелой частью Володиной работы. Принимать меры предосторожности было трудно, потому что объект был еще не на их стороне. Предложение часто приходилось делать в неподходящем месте, обычно – людном, и невозможно было предугадать, как объект отреагирует: он мог разозлиться и выкрикнуть о своем отказе на весь зал или прийти в ужас и в буквальном смысле броситься бежать. Но вербовщик мало что мог сделать, чтобы держать ситуацию под контролем. В какой-то момент ему приходилось задать простой, прямой вопрос: «Хотите на нас работать?»
Он раздумывал о том, какой подход применить к Генриху. Пожалуй, ключиком к нему может стать религия. Володя вспомнил, как его начальник, Лемитов, говорил: «Из бывших католиков получаются хорошие агенты. Они отвергают высшую власть церкви – и принимают высшую власть партии». Возможно, Генрих жаждет получить прощение за содеянное. Но станет ли он рисковать жизнью?
Наконец Вернер заплатил по счету, и они с Генрихом вышли. Володя пошел следом за ними. Выйдя из отеля, они расстались – Вернер рванул машину с места, взвизгнув шинами, а Генрих пошел пешком через парк. Володя последовал за Генрихом.
Опускалась ночь, но небо было чистое и видно было хорошо. Многие гуляли, наслаждаясь теплым вечерним воздухом, в основном – парочки. Володя посматривал назад, чтобы убедиться, что никто не идет за ним или Генрихом от «Адлона». Успокоившись, он глубоко вздохнул, сжал волю в кулак и нагнал Генриха.
Шагая рядом, Володя сказал:
– Грех требует искупления.
Генрих взглянул на него настороженно, как на человека, который может оказаться сумасшедшим.
– Вы священник?
– Вы можете нанести удар по режиму зла, который вы сами помогли создать.
Генрих продолжал идти, но выглядел обеспокоенным.
– Кто вы? Что вы обо мне знаете?
Володя продолжал игнорировать вопросы Генриха.
– Наступит день, когда нацисты будут повержены. Этот день может прийти раньше – с вашей помощью.
– Если вы агент гестапо и пытаетесь загнать меня в ловушку, то не на такого напали. Я лояльный немец.
– А вы заметили мой акцент?
– Да, вы говорите как русский.
– Сколько агентов гестапо говорят с русским акцентом? Или обладают достаточным воображением, чтобы его подделать?
Генрих нервно рассмеялся.
– Мне ничего не известно об агентах гестапо, – сказал он. – Мне вообще не следовало говорить об этом, как глупо с моей стороны!
– Ваш отдел составляет доклады о количествах оружия и других поставках, заказанных военными. Копии этих докладов могли бы принести неоценимую пользу врагам нацистов.
– Красной Армии, вы хотите сказать.
– Кто еще сможет разрушить этот режим?
– У нас внимательно отслеживается путь каждой копии таких докладов.
Володя подавил восторг победы. Генрих думал о практических трудностях. Это значило, что в принципе он склонен согласиться.
– Сделайте лишнюю копию, – сказал Володя. – Или сделайте стенограмму. Или возьмите чью-то. Всегда есть способы.
– Конечно, есть. И за все эти способы полагается смерть.
– Но если, ничего не делая, смотреть на преступления, которые совершает этот режим… стоит ли жизнь того, чтобы ее жить?
Генрих остановился и вгляделся в лицо Володи. Невозможно было сказать, о чем он думал, но инстинкт подсказал Володе, что надо сохранять спокойствие. После долгого молчания Генрих вздохнул и сказал:
– Я над этим подумаю.
«Он мой», – восторженно подумал Володя.
Генрих сказал:
– Как я смогу с вами связаться?
– Вы – не сможете, – ответил Володя. – Я сам с вами свяжусь.
Он коснулся края шляпы, потом повернул и пошел обратно той же дорогой.
Он ликовал. Если бы Генрих не собирался принять предложение, он бы ответил твердым отказом. Его обещание подумать было почти равноценно согласию. Он подумает об этом на свежую голову. Он взвесит, насколько велика опасность. Но в результате согласится. Володя был почти уверен.
Он решил не предвосхищать событий. Могло случиться все, что угодно.
И все равно, оставив позади парк и шагая в ярком свете фонарей и ресторанов Унтер-ден-Линден, он был полон надежд. Он не обедал, но позволить себе поесть на этой улице он не мог.
Он сел на трамвай и поехал на восток, в дешевый район расположенной неподалеку улицы Фридрихсхайн, а там направился в маленькую квартирку в многоквартирном жилом доме. Дверь открыла низенькая симпатичная девушка лет восемнадцати, со светлыми волосами. Она была в розовом свитере, свободных темных брюках и босиком. Она была худенькая, но с восхитительно большой грудью.
– Прости, что пришел неожиданно, – сказал Володя. – Я не помешаю?
Она улыбнулась.
– Нисколько, – сказала она. – Заходи!
Он вошел в дом. Она обняла его.
– Я всегда так рада тебя видеть! – сказала она и жадно его поцеловала.
Лили Маркграф была любвеобильной натурой. Вернувшись в Берлин, Володя примерно раз в неделю приглашал ее куда-нибудь. Он ее не любил и знал, что она встречается с другими, в том числе и с Вернером; но, когда они были вместе, она была страстной.
Чуть погодя она сказала:
– Ты слышал новости? Или ты потому и пришел?
– Какие новости?
Лили работала секретарем в информационном агентстве и всегда все узнавала первой.
– Советский Союз заключил пакт с Германией! – сказала она.
Это была какая-то ерунда.
– Ты хочешь сказать, с Великобританией и Францией – против Германии.
– Ничего подобного! В том-то и неожиданность – Сталин и Гитлер заключили договор о дружбе.
– Но… – начал Володя и озадаченно смолк. Дружба с Гитлером? Это казалось бредом. Может быть, этот план разработан новым советским министром иностранных дел Молотовым? Нам не удалось остановить идущую по всему земному шару волну фашизма – значит, откажемся от попыток?
«Для того ли мой отец делал революцию?» – подумал Володя.
Вуди Дьюар вновь увидел Джоан Рузрок через четыре года.
Никто из знавших ее отца не верил, что он пытался изнасиловать актрису в отеле «Риц-Карлтон». Девица отказалась от обвинений, но эта новость была скучная, и газеты уделили ей мало внимания. Вследствие этого для жителей Буффало Дейв оставался насильником. Поэтому родители Джоан переехали в Палм-Бич, и Вуди потерял с ней связь.
В следующий раз он увидел ее в Белом доме.
Вуди был с отцом, сенатором Гасом Дьюаром, они шли на встречу с президентом. Вуди несколько раз встречался с Франклином Делано Рузвельтом – его отец и президент были давними друзьями, – но все это были светские мероприятия, когда президент просто пожимал Вуди руку и спрашивал, как дела в школе. Сегодня впервые Вуди должен был присутствовать на настоящем политическом собрании с президентом.
Они вошли через главный вход западного крыла, пересекли вестибюль и очутились в большой приемной. И увидели там ее.
Вуди смотрел на нее с восторгом. Она почти не изменилась. С узким горделивым лицом и орлиным профилем, она была похожа на верховную жрицу какой-то древней религии. Как всегда, одевалась она просто, но очень эффектно: сегодня она была в синем костюме из какой-то легкой ткани и соломенной шляпе такого же цвета с ш