Эрик с Германом взяли из грузовика медицинского снаряжения свернутые носилки и аптечку первой помощи – и направились к месту боя. Прямо перед ними шли Кристоф и Манфред, а за ними – еще дюжина их товарищей. Наконец-то, восторженно думал Эрик, наконец пришел наш час проявить себя героями. Кто сохранит мужество под огнем, а кто, не помня себя, заползет в нору и спрячется?
Они побежали через поле к реке. Это была долгая пробежка, а когда они будут возвращаться, неся раненого, дорога покажется им еще дольше.
Они миновали сгоревшие танки, но там выживших не было, и Эрик отвел глаза от обгоревших, расплющенных человеческих останков на искореженном металле. Вокруг них падали снаряды, хотя и не много: река была защищена слабо, и многие орудия вышли из строя во время воздушной атаки. Но все равно, в Эрика впервые в жизни стреляли, и он почувствовал глупое, детское желание закрыть глаза руками, но продолжал бежать.
Следующий снаряд упал прямо перед ними.
Раздался страшный глухой удар, и дрогнула земля, словно топнул ногой великан. Кристоф и Манфред были убиты прямым попаданием, Эрик увидел, как взлетели в воздух их тела, словно ничего не весили. Взрывной волной Эрика сбило с ног. Он упал на землю лицом вверх, и его засыпало грязью, но он был невредим. Он поднялся на ноги. Прямо перед ним лежали изувеченные тела Кристофа и Манфреда. Кристоф лежал как сломанная кукла, словно все его члены были перебиты. Голова Манфреда каким-то образом оказалась отделена от туловища и лежала рядом с ногами, обутыми в сапоги.
Ужас парализовал Эрика. В медицинском институте ему не приходилось заниматься искалеченными, кровоточащими телами. Он привык к трупам в анатомическом классе – они получали по одному трупу на двоих студентов, и им с Германом досталось тело дряхлой старухи, – а еще он видел, как на операционном столе разрезали живых людей. Но все виденное не подготовило его к этому.
Он ничего больше не хотел – только бежать.
Он обернулся. Мыслей в голове не осталось, один страх. Он двинулся туда, откуда они пришли, к лесу, подальше от битвы – большими, решительными шагами.
Его спас Герман. Он встал у него на дороге и сказал:
– Ты куда? Не делай глупостей!
Эрик продолжал двигаться и попытался пройти мимо него. Герман ударил его в живот – действительно сильно, так что Эрик сложился пополам и упал на колени.
– Бежать нельзя! – сказал Герман твердо. – Получишь пулю за дезертирство! Соберись!
Пока Эрик пытался восстановить дыхание, к нему постепенно возвращался здравый смысл. Он понял, что убегать нельзя, нельзя становиться дезертиром, надо остаться здесь. Мало-помалу его воля одержала верх над ужасом. Наконец он поднялся на ноги.
Герман поглядел на него с опаской.
– Извини, – сказал Эрик. – Запаниковал. Сейчас прошло.
– Тогда бери носилки – и пошли дальше.
Эрик поднял свернутые носилки, закинул на плечо и побежал вперед.
Ближе к реке Эрик и Герман очутились среди пехоты. Некоторые вытаскивали из грузовиков надутые резиновые лодки и тащили их к воде, а танки пытались их прикрывать огнем по линии обороны. Но Эрик, к которому быстро возвращалось здравомыслие, понял, что этот бой обречен на поражение: французы были в укрытиях и внутри зданий, а немецкая пехота на берегу реки была видна как на ладони. Едва они спустили лодку на воду, она попала под пулеметный огонь. Вверх по течению река поворачивала направо, так что пехота не могла выйти из зоны досягаемости французских пулеметов, не отступив на большое расстояние.
Вокруг уже лежало много убитых и раненых.
– Давай возьмем вот этого, – решительно сказал Герман, и Эрик послушно нагнулся. Они развернули носилки на земле рядом со стонущим пехотинцем. Эрик, как показывали на учениях, дал ему воды из фляжки. У пехотинца было, по-видимому, много поверхностных ран лица и повреждена одна рука. Эрик подумал, что в него попали из пулемета, но, к счастью, не задели жизненно важных органов. Кровь не лилась потоком, и они не стали пытаться ее остановить, а положили раненого на носилки, подняли их и затрусили назад к госпиталю.
Едва они двинулись с места, как раненый закричал от боли; они остановились, но он прокричал: «Идите, идите!» – и заскрежетал зубами.
Нести человека на носилках было не так легко, как можно было подумать. Они не прошли и половины пути, а Эрику уже казалось, что руки сейчас отвалятся. Но он видел, что раненому намного хуже, чем ему, и просто продолжал бежать.
Снаряды вокруг больше не падали, и на том спасибо. Французы сосредоточили огонь на берегу, стремясь помешать немцам перебраться на другую сторону.
Наконец Эрик и Герман добрались со своей ношей до госпиталя. Вайсс уже навел там порядок: комнаты очистили от лишней мебели, на полу отметили места, где будут лежать раненые, кухонный стол приготовили для операций. Эрику с Германом показали, куда положить раненого, и Вайсс отправил их за следующим.
Возвращаться к реке было легче. Они бежали налегке, и дорога шла немного под уклон. Когда берег уже был близко, Эрик со страхом подумал, не начнется ли у него новый приступ паники.
С тревогой он понял, что дела немцев плохи: несколько надувных лодок на середине реки, множество тел на ближнем берегу – и по- прежнему ни одного немца на той стороне.
– Это же катастрофа! Мы должны были дождаться своей артиллерии! – вскричал Герман. Его голос прозвучал пронзительно.
– Тогда бы мы потеряли преимущество внезапности, – сказал Эрик, – и французы успели бы привести подкрепление. Не было бы смысла во всем этом долгом пути через Арденны.
– Так его и нет.
В глубине души Эрик начал сомневаться: а действительно ли все планы фюрера безупречны? Эта мысль подтачивала его решимость и грозила полной потерей самообладания. Но, к счастью, времени на размышления не было. Они остановились рядом с парнем, у которого оторвало ногу, оставив короткий обрубок. Он был примерно их возраста, лет двадцати, с бледным веснушчатым лицом и медно-рыжими волосами. Правая нога у него заканчивалась на середине бедра зазубренным огрызком. Невероятно, но он был в сознании и смотрел на них как на ангелов милосердия.
Эрик нашел в паховой области точку, на которую следовало нажать, чтобы остановить кровотечение, а Герман достал и наложил жгут. Потом они положили его на носилки и побежали назад.
Герман был лояльным немцем, но иногда позволял худшим чувствам взять над собой верх. Если такие чувства возникали у Эрика, он был достаточно осторожен, чтобы их не озвучивать. Таким образом, он никого не лишал присутствия духа – и избегал неприятностей.
Но заставить себя не думать он не мог. Похоже, поход через Арденны не дал немцам ожидаемой легкой победы. Оборона на Маасе была слабая, однако французы сражались отчаянно. Но не может же первый боевой опыт разрушить его веру в фюрера? От этой мысли ему стало страшно.
Интересно, подумал он, лучше ли идут дела у немецкой армии дальше к востоку. 2-я дивизия Эрика подходила к границе рядом с 10-й и 2-й танковыми дивизиями. Должно быть, это они ведут наступление выше по течению.
Мышцы рук у него теперь болели не переставая.
Они вернулись к госпиталю во второй раз. Теперь здесь было исступленное столпотворение, на полу повсюду лежали люди, стонущие и плачущие, повсюду – окровавленные бинты, Вайсс и его ассистенты быстро двигались от одного искалеченного тела к следующему. Эрик никогда и представить себе не мог столько страдания в одном месте, да еще и небольшом. Когда фюрер говорил о войне, о таких вещах Эрик как-то не думал.
Потом он заметил, что глаза их раненого закрыты.
Майор Вайсс пощупал ему пульс и потом резко сказал:
– Положите в амбаре. И не теряйте больше времени, притаскивая трупы, черт вас забери!
Эрик чуть не заплакал от разочарования и от боли в руках, которая стала переходить и на ноги тоже.
Они отнесли тело в амбар – и увидели, что там уже лежало около дюжины мертвых ребят.
Это было хуже всего, что ему приходилось видеть. Когда он думал о битве, он представлял себе храбрость перед лицом опасности, выносливость в страданиях, героизм в невзгодах. А сейчас он видел агонию, вопли, слепой ужас, изломанные тела и абсолютное неверие в мудрость их миссии.
Они повернули назад к реке.
Солнце уже висело низко над землей, и что-то на поле боя переменилось. Французские укрепления в Доншери стали обстреливать снарядами с того берега реки. Эрик догадался, что дальше по течению 1-й танковой дивизии повезло больше – они заняли плацдарм на южном берегу и теперь шли на выручку друзьям с фланга. Уж они-то явно не потеряли в лесу боеприпасы.
Воспрянув духом, Эрик и Герман вытащили еще одного раненого. Когда они вернулись в госпиталь, им дали вкусный суп. От десятиминутного отдыха, пока они пили суп из жестяных мисок, Эрику захотелось лечь и проспать всю ночь. Потребовалось огромное усилие, чтобы встать и поднять свой край носилок и снова бежать на поле боя.
Теперь они увидели другую картину. Танки пересекали реку на плотах. Немцы на дальнем берегу наступали под плотным огнем, при огневой поддержке подкрепления из 1-й танковой.
Эрик подумал, что их часть все еще может выполнить свою задачу. Он воспрял духом, и ему стало стыдно, что он сомневался в фюрере.
Они с Германом продолжали выносить раненых, час за часом, пока уже не забыли, каково это – не чувствовать боли в руках и ногах. Из тех, кого они выносили, некоторые были без сознания; другие благодарили их, третьи ругали; многие просто кричали; кто-то выживал, а кто-то умирал.
К восьми часам вечера плацдарм на дальнем берегу реки стал немецким, а к десяти – он уже был надежно укреплен.
С наступлением ночи бой прекратился. Эрик и Герман продолжали обшаривать поле боя в поисках раненых. Последнего принесли в полночь. Потом они легли под деревом и заснули, совершенно измотанные.
На следующий день Эрик и Герман с остатками 2-й танковой повернули на запад и прорвались через то, что осталось от французской линии обороны.