– Хотите чаю, милые? – сказал кто-то.
Она узнала валлийский акцент. Подняв голову, она увидела красивую женщину средних лет с подносом в руках.
– Ой, конечно, очень! – сказала она и взяла чашку. Она уже полюбила этот напиток: он горчил, но обладал чудесным восстанавливающим действием.
Женщина поцеловала Наоми, и та объяснила:
– Это моя родственница. Ее дочь Милли – жена моего брата Эйби.
Дейзи смотрела, как женщина обходит со своим подносом санитаров, пожарных и соседей – их собралась уже небольшая толпа, – и решила, что она, должно быть, обладает здесь каким-то авторитетом: у нее был вид человека, наделенного властью. И в то же время она была одной из них, говорила с каждым тепло и непринужденно, вызывая улыбки. Она знала Нобби и Красавчика Джона и приветствовала их как старых друзей.
Она взяла последнюю чашку, оставшуюся на подносе, подошла и села рядом с Дейзи.
– Вы говорите как американка, – доброжелательно сказала она. Дейзи кивнула.
– Я вышла замуж за англичанина.
– Я живу на этой улице, но мой дом этой ночью уцелел. Я член парламента от Олдгейта. Меня зовут Эт Леквиз.
У Дейзи замерло сердце. Это была знаменитая мать Ллойда! Она пожала протянутую руку и сказала:
– Дейзи Фицгерберт.
– О! – подняла брови Этель. – Вы – виконтесса Эйбрауэнская?
Дейзи покраснела и, понизив голос, сказала:
– Наша бригада этого не знает.
– Я сохраню вашу тайну.
Дейзи нерешительно сказала:
– Я была знакома с вашим сыном Ллойдом… – Она не смогла скрыть слезы, подступившие к глазам, когда вспомнила о проведенном с ним времени в Ти-Гуине и о том, как он заботился о ней, когда у нее случился выкидыш. – Он был так добр ко мне, когда мне была нужна помощь…
– Спасибо, – сказала Этель. – Но не надо говорить о нем так, будто он умер.
Упрек прозвучал мягко, но Дейзи почувствовала себя ужасно бестактной.
– Простите меня, пожалуйста! – сказала она. – Я знаю, что он пропал без вести. С моей стороны так глупо…
– Но он уже вернулся! – сказала Этель. – Он перешел испанскую границу и вчера прибыл домой.
– О боже! – сердце Дейзи пустилось в галоп. – Он цел?
– Абсолютно. На самом деле он выглядит очень хорошо, несмотря на все, через что ему пришлось пройти.
– А где… – у Дейзи пересохло в горле. – Где он сейчас?
– Ну как же, где-то здесь… – Этель огляделась. – Ллойд! – позвала она.
Дейзи лихорадочно оглядывала толпу. Неужели это правда?
На зов обернулся парень в поношенном коричневом пальто.
– Да, мам?
Дейзи смотрела на него. Его лицо было коричневым от солнца, и он стал худой как палка, но ей он казался еще красивее, чем прежде.
– Подойди сюда, милый, – сказала Этель.
Ллойд сделал шаг вперед и заметил Дейзи. Его лицо изменилось. Он улыбнулся счастливой улыбкой.
– Привет! – сказал он.
Дейзи вскочила на ноги. Этель сказала:
– Ллойд, ты, может быть, помнишь…
Дейзи не смогла сдержаться. Она рванулась с места и бросилась ему на шею. Она обняла его. Она заглянула в его зеленые глаза и стала целовать щеки, перебитый нос и, наконец, губы.
– Я люблю тебя, Ллойд, – повторяла она неистово, – я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.
– И я люблю тебя, Дейзи, – сказал он.
Позади Дейзи услышала насмешливый голос Этель:
– Вижу, что помнишь.
Когда Дейзи вошла в кухню дома на Натли-стрит, Ллойд ел тост с джемом. Она села за стол с совершенно измученным видом, сняв стальную каску. Лицо у нее было испачкано, на волосах – пепел и грязь; Ллойд подумал, что она неотразимо прекрасна.
Она приходила почти каждое утро, после того как бомбардировка кончалась и последние жертвы были отвезены в госпиталь. Мать Ллойда сказала, чтобы она приходила, не дожидаясь приглашения, и Дейзи поймала ее на слове.
– Тяжелая была ночь, милая? – сказала Этель, наливая Дейзи чай.
Дейзи уныло кивнула.
– Одна из худших. Сгорело здание Пибоди на Орандж-стрит.
– Не может быть! – в ужасе воскликнул Ллойд. Он знал это место: большой, перенаселенный многоквартирный дом, в котором жили бедные семьи со множеством детей.
– Это большой дом, – сказал Берни.
– Был, – сказала Дейзи. – Сотни людей сгорели, и одному богу известно, сколько детей остались сиротами. Почти все, кого я везла, умерли по дороге в госпиталь.
Ллойд потянулся к ней через маленький столик и взял за руку.
Она оторвала взгляд от своей чашки.
– К этому привыкнуть невозможно. Уже думаешь – все, зачерствела. А оказывается – нет, – сказала она с тоской.
Этель сочувственно погладила ее по плечу.
Дейзи сказала:
– А мы отвечаем тем же семьям Германии.
– В число которых, полагаю, входят и мои старые друзья Мод с Вальтером и их дети, – сказала Этель.
– Ну разве это не ужасно? – Дейзи в отчаянии покачала головой. – Что с нами происходит?
– Что происходит с человеческой расой? – сказал Ллойд.
Берни, как всегда практичный, сказал:
– Чуть позже я схожу на Орандж-стрит и прослежу, чтобы для детей сделали все, что нужно.
– Я пойду с тобой, – сказала Этель.
Берни и Этель думали одинаково, им было легко работать вместе, часто казалось, что они читают мысли друг друга. Ллойд после возвращения настороженно приглядывался к ним, волнуясь, не повлияло ли на их брак известие, что у Этель никогда не было мужа по имени Тедди Уильямс и что отец Ллойда – граф Фицгерберт. Он наконец обсудил это с Дейзи, и теперь она знала всю правду. Как Берни относился к тому, что ему лгали на протяжении двадцати лет? Но Ллойд не видел никаких признаков того, чтобы все это имело значение. По-своему, без сентиментальности, Берни Этель обожал, и, на его взгляд, она не могла сделать ничего плохого. Он верил, что она никогда бы не причинила ему боль, и он был прав. Это давало Ллойду надежду, что у него когда-нибудь тоже может быть такой брак.
Дейзи заметила, что Ллойд в форме.
– Куда ты сегодня идешь?
– Я получил приглашение из Министерства иностранных дел. – Он взглянул на часы, стоящие на камине. – Мне пора.
– Я думала, ты им уже обо всем докладывал.
– Пойдем в мою комнату, я тебе расскажу, пока буду надевать галстук. Бери чай с собой.
Они поднялись наверх. Дейзи смотрела вокруг с интересом, и он сообразил, что она никогда не была у него в комнате. Он взглянул на свою узкую кровать, полку с романами на немецком, французском и испанском языках и письменный стол с рядом острых карандашей. Интересно, что она обо всем этом думает.
– Какая уютная маленькая комнатка, – сказала она.
Комната была не маленькая. Она была такого же размера, как остальные спальни в доме. Но у нее были другие представления.
Она взяла в руки фотографию в рамке. На ней была запечатлена семья Ллойда на берегу моря: маленький Ллойд в шортах, едва научившаяся ходить Милли в купальном костюмчике, молодая Этель в шляпе с большими полями, Берни в сером костюме и белой рубашке, верхняя пуговица расстегнута, на голове – носовой платок с завязанными на углах узелками.
– Это в Саутэнде, – сказал Ллойд. Он взял у нее чашку, поставил на туалетный столик, обнял ее и стал целовать в губы. Она отвечала на поцелуи с усталой нежностью, гладила его щеки, расслабленно прижавшись к нему.
Но через минуту он разомкнул объятия. Она слишком устала, чтобы приставать к ней с нежностями, а у него была назначена встреча.
Она разулась и легла на его кровать.
– Из Министерства обороны снова просили меня к ним зайти, – сказал он, завязывая галстук.
– Но ты же провел там столько часов, когда был в последний раз!
Это было так. Ему пришлось восстановить в памяти до мельчайших деталей все касавшееся времени его пребывания во Франции. Они желали знать звание и личный номер каждого встреченного им немца. Всех он, конечно, вспомнить не мог, но на курсах в Ти-Гуине занимался усердно и оказался в состоянии дать много информации.
Это был обычный для военной разведки опрос. Но его также расспрашивали о побеге – какими дорогами он шел, кто ему помогал. Их заинтересовали даже Морис и Марсель, и Ллойда упрекнули, что он не узнал их фамилии. Услышав о Терезе, все очень обрадовались: она явно могла стать ценным сотрудником и оказывать помощь беглецам и в дальнейшем.
– Сегодня я встречаюсь с другими. – Он взглянул на машинописный листок, лежащий на туалетном столике. – Отель «Метрополь» на Нортумберленд-авеню, комната четыреста двадцать четыре. – Это здание находилось возле Трафальгарской площади, в окружении правительственных зданий. – По-видимому, это новый отдел, который будет заниматься британскими военнопленными… – Ллойд надел фуражку и посмотрел в зеркало. – Я достаточно хорошо выгляжу?
Ответа не последовало. Он взглянул на кровать. Дейзи уснула.
Ллойд накрыл ее одеялом, поцеловал в лоб и вышел.
Он сообщил матери, что Дейзи спит на его кровати, и Этель сказала, что попозже заглянет проверить, хорошо ли она себя чувствует.
Ллойд поехал на метро в центр Лондона.
Он рассказал Дейзи правду о том, кто его родители, разрушив ее теорию, что он – сын Мод. Она сразу ему поверила, тем более что вдруг вспомнила, как Малыш ей говорил, что у Фица есть где-то незаконный сын.
– Как странно, – сказала она задумчиво. – Два англичанина, в которых я влюбилась, оказались братьями по отцу… – Она оценивающе оглядела Ллойда. – Ты унаследовал его красоту. А Малышу достался лишь его эгоизм.
Ллойд и Дейзи еще не занимались любовью. Одна из причин была в том, что по ночам она никогда не была свободна. А единственный раз, когда была возможность, ничего не вышло.
Это было в прошлое воскресенье дома у Дейзи, на Мэйфэр. По воскресеньям во второй половине дня у ее слуг был выходной, и она привела Ллойда в свою спальню. Дом был пуст. Но она нервничала и чувствовала себя неловко. Она поцеловала его, но потом отвернулась. Он положил руки ей на грудь, но она их скинула. Он смутился. Если ему не следовало так себя вести, то зачем они пришли в ее спальню?