— Но сейчас-то зима. — Мю выдернула из снега поднос. — Вот это был кувырок, а?
— Я проснулся и не мог заснуть, — рассказывал Муми-тролль. — И дверь не открывалась, а солнце пропало, и даже тот, кто живёт под тумбочкой…
— Да-да, — подхватила Мю жизнерадостно, — а потом ты расклеил по стенам картинки. Это в твоём духе. А что, если этот поднос смазать стеарином? Может, получится ещё сильней разогнаться?
— Неплохая идея, — отозвалась Туу-тикки.
— А на льду, наверное, будет ещё быстрее, — сказала малышка Мю. — Если в Муми-доме найдётся подходящий парус.
— И ветер, похоже, усиливается, — сказала Туу-тикки.
Муми-тролль задумчиво смотрел на них.
— Можете взять мой навес от солнца, — тихонько проговорил он.
К вечеру нос Туу-тикки почуял приближение великой стужи. Она облила водой лошадь и натащила в купальню дров.
— Сегодня наружу не высовывайтесь, — сказала она.
Невидимые землеройки согласно покивали, и в шкафчике тоже согласно поскреблись. Потом Туу-тикки пошла на улицу предупредить остальных.
— Не волнуйся, я вернусь, как только пальцы начнёт покалывать, — сказала малышка Мю. — И Мюмлу надо бы прикрыть соломой.
И она снова поставила серебряный поднос на лёд.
По дороге в долину Туу-тикки встретила Белочку-с-красивым-хвостиком.
— Сегодня вечером сиди дома, потому что придёт большая стужа, — сказала Туу-тикки.
— Ясно, — ответила белочка. — А ты не видела мою шишку? Я её оставила где-то здесь.
— Нет, — сказала Туу-тикки. — Смотри не забудь, обещаешь? Как начнёт смеркаться, сразу прячься в дупло. Это очень важно.
Белочка рассеянно покивала.
Туу-тикки поднялась по верёвочной лестнице, открыла чердачное окошко и покричала Муми-тролля.
Он в поте лица штопал всему семейству плавки красной хлопчатобумажной ниткой.
— Я только хотела сказать, что сегодня придёт большая стужа, — сказала Туу-тикки.
— Что, ещё больше, чем сейчас? — уточнил Муми-тролль.
— Самая большая, — ответила Туу-тикки. — Великая и опасная. Ледяная Дама. Она явится в сумерках, когда небо станет зелёным. Прямо с моря.
— А она красивая, эта дама? — спросил Муми-тролль.
— Очень, — сказала Туу-тикки. — Но если посмотреть ей в лицо, замёрзнешь до смерти. Станешь как сухарик, и любой сможет разломать тебя на кусочки. Так что вечером лучше сиди дома.
И Туу-тикки полезла обратно на крышу.
Муми-тролль сходил в подвал и набил печку торфом. Укрыл всё спящее семейство ковриками.
Потом он завёл часы и вышел из дома — у него было такое чувство, что великую стужу лучше встречать не в одиночестве.
Когда Муми-тролль добрался до купальни, небо стало бледнее и уже слегка зазеленело. Ветер улёгся, и мёртвый тростник на краю ледяной глади стоял неподвижно.
Муми-тролль прислушался, и ему послышалось, что сама тишина поёт тоненьким голосом. Наверное, это пел лёд, всё глубже проникая в море.
В купальне было тепло, на столе стоял синий чайник Муми-мамы.
Муми-тролль устроился на садовом стуле и спросил:
— Когда она придёт?
— Скоро, — ответила Туу-тикки. — Но не стоит так беспокоиться.
— Я беспокоюсь не из-за Ледяной Дамы, — отрезал Муми-тролль. — Я беспокоюсь из-за других. Из-за того, кто живёт под тумбочкой на кухне. Из-за этого, в моём шкафчике. И из-за Морры, которая только смотрит и ничего не говорит.
Туу-тикки потёрла нос и задумалась.
— Знаешь, есть много таких, которым не подходят ни весна, ни лето, ни осень, — сказала она наконец. — Странненькие, пугливые. Разные ночные существа и прочие, с которыми никто не считается и в которых никто не верит. Они прячутся целый год. А когда всё становится тихим и белым, и ночи — длинными, и все впадают в спячку — вот тогда они и выходят.
— А ты с ними знакома? — спросил Муми-тролль.
— С некоторыми, — кивнула Туу-тикки. — Например, того, под тумбочкой, знаю очень хорошо. Но он, похоже, предпочитает жить тайно, так что познакомить я вас не смогу.
Муми-тролль попинал ножку стола и вздохнул.
— Конечно, конечно, — сказал он. — Но я-то не хочу жить тайно. В этом новом мире никому и в голову не придёт спросить другого, что он делал раньше. Даже малышка Мю не хочет говорить про настоящую жизнь.
— Как знать, какая из них настоящая? — спросила Туу-тикки, прилепившись носом к стеклу. — А вот и Мю.
Малышка Мю распахнула дверь и со звоном швырнула серебряный поднос на пол.
— Парус — стоящая вещь! — крикнула она. — Но теперь мне нужна муфта. Из грелки для яиц, которую я утащила у твоей мамы, ничего не получилось, хотя я её всю изрезала. В таком виде её даже эвакуёжикам[3] стыдно отдать.
— Вижу, — заметил Муми-тролль, с печалью глядя на грелку для яиц.
Малышка Мю бросила грелку на пол, и невидимая бурозубка тут же уволокла её в печь.
— Ну, скоро она? — спросила малышка Мю.
— Думаю, скоро, — серьёзно ответила Туу-тикки. — Пойдёмте посмотрим.
Они вышли на мостки и принюхались. Вечернее небо было совершенно зелёным, и весь мир казался сделанным из тонкого стекла. Стояла оглушительная тишина, чётко прорисованные звёзды поблёскивали на небе и отражались во льду. Было очень холодно.
— Да, идёт, — сказала Туу-тикки. — Давайте-ка обратно.
Флейта под столом стихла.
Вдалеке шла по льду Ледяная Дама. Белая как стеарин, она становилась, если смотреть на неё через правое окошко, красной, а если через левое — светло-зелёной.
Стекло вдруг стало таким холодным, что аж больно, и Муми-тролль испуганно отдёрнул морду.
Они собрались у печки и ждали.
— Не смотрите туда, — сказала Туу-тикки.
— Ой, кто-то лезет ко мне на ручки, — воскликнула малышка Мю, удивлённо глядя на свои пустые коленки.
— Это мои бурозубки перепугались, — сказала Туу-тикки. — Посиди спокойно, они скоро уйдут.
Ледяная Дама шла мимо купальни. Наверное, она бросила взгляд в окно, потому что по полу пробежал ледяной сквозняк, и раскрасневшаяся от жара печка побледнела. Потом всё кончилось. Невидимые бурозубки засмущались и спрыгнули с малышки Мю, и все бросились к окнам.
Ледяная Дама стояла в тростнике спиной к ним. Она наклонилась и что-то разглядывала.
— Та самая белка, — проговорила Туу-тикки. — Она всё-таки забыла спрятаться.
Ледяная Дама приблизила своё красивое лицо к белочке и рассеянно потрепала её за ухом. Белочка как зачарованная смотрела в её холодные синие глаза. Ледяная Дама улыбнулась и продолжила свой путь.
А белочка осталась лежать, задрав лапки.
— Беда, — бросила Туу-тикки и поглубже натянула шапочку. Она открыла дверь, и в купальню ворвался белый пар. Секунду спустя она вернулась, захлопнула дверь и положила белочку на стол.
Невидимые бурозубки быстро принесли горячей воды и завернули белочку в подогретое полотенце. Но её маленькие лапки всё так же торчали вверх, стылые и печальные, и ни один усик не шевельнулся.
— Совсем мёртвая, — констатировала малышка Мю.
— Во всяком случае, она успела увидеть перед смертью что-то красивое, — дрожащим голосом сказал Муми-тролль.
— Ну да, — кивнула малышка Мю. — Но теперь уж что поделаешь, она всё равно умерла и ничего не помнит. А я сделаю из её хвоста отличную муфточку!
— Не сделаешь! — возмутился Муми-тролль. — Свой хвост она заберёт с собой в могилу. Надо её похоронить, верно, Туу-тикки?
— Хм… — протянула Туу-тикки. — Не знаю, какая ей радость от хвоста, если она уже умерла.
— Пожалуйста, — попросил Муми-тролль, — не повторяй всё время это «умерла». А то слушать неприятно.
— Кто умер, тот умер, — дружеским тоном отозвалась Туу-тикки. — Пройдёт время, и эта белка станет землёй, а из земли вырастет дерево, и по нему будут прыгать новые белки. Может, не так уж оно и печально?[4]
— Может, — Муми-тролль потёр нос. — Но всё равно завтра надо похоронить её вместе с хвостом и всем прочим. И устроить шикарные похороны, чтобы всё как положено.
Утром в купальне было холодно. Огонь в железной печке ещё горел, но невидимые землеройки явно утомились. Под крышкой кофейника, который Муми-тролль принёс из дома, обнаружилась корочка льда.
Не то чтобы Муми-тролль собирался пить кофе: при мёртвой белочке это было как-то неприлично.
— Мне придётся забрать свой купальный халат, — не без вызова сообщил он Туу-тикки. — Мама говорила, что на похоронах всегда холодно.
— Отвернись и считай до десяти, — велела Туу-тикки.
Муми-тролль повернулся к окну и стал считать. Когда он дошёл до восьми, Туу-тикки захлопнула шкаф и протянула ему синий халатик.
— Как ты помнишь, что это мой? — радостно удивился Муми-тролль. Он сунул лапы в карманы, но солнечных очков не нашёл.
Там было немножко песка и круглый белый камушек.
Он стиснул камушек в лапе. В его гладкости таилась вся безмятежность лета, казалось даже, что он всё ещё тёплый от солнца.
— У тебя такой вид, будто ты сам не знаешь, куда попал, — сказала малышка Мю.
Муми-тролль даже не взглянул на неё.
— Вы пойдёте на похороны или как? — спросил он с достоинством.
— Само собой, — отозвалась Туу-тикки. — Это была хорошая белка.
— Особенно хвост, — добавила малышка Мю.
Они завернули белку в старую купальную шапочку и вышли в щипучий мороз.
Снег скрипел под лапами, дыхание белым паром улетало вверх. Морда замёрзла так, что даже не наморщивалась.
— Ну и холодина, — восхитилась малышка Мю, скача по заледенелому берегу.
— Нельзя ли помедленнее? — попросил Муми-тролль. — Похороны всё-таки.
Он старался дышать коротко, чтобы не захлебнуться ледяным воздухом.
— А я и не знала, что у тебя есть брови, — с интересом заметила Мю. — А сейчас они побелели, и вид у тебя ещё глупее, чем раньше.
— Это иней, — строго сказала Туу-тикки. — И помолчи, мы ведь с тобой обе понятия не имеем, как себя ведут на похоронах.