Наш страх перед ними – инстинктивный, врожденный – постепенно привел к тому, что жажда волчьей крови стала намного сильнее потенциальной угрозы со стороны волков. Все фермеры, жившие в горах Греции, ненавидели волков и желали им смерти. С другой стороны, овцы и сами обладали удивительной способностью сокращать собственную жизнь, забредая в реки или падая с высоты. А потому связь между волчьим голодом и их смертностью была практически минимальной. Но люди боялись их иррационально. Все аргументы фермеров сводились к одному: ладно овцы, но стоит дать слабину, и волки начнут таскать детей. Доказательства, что подобное когда-либо происходило, найти было трудно, но им это казалось достаточным оправданием бойни.
Мой друг начал уделять гораздо больше внимания волкам, чем овцам. Он стал наблюдать за ними, изучать их повадки и образ жизни, практически стал своим в жившей неподалеку волчьей стае, научился их различать. Наконец, он разработал стратегии по повышению защиты овец от волков и начал консультировать местных фермеров и землевладельцев, предлагая им более эффективные и менее затратные меры, чем травля. «Они считали меня полным психом, – рассказывал он, – но в глубине души понимали, что я прав».
Теперь он больше не был пастухом, а стал консультантом по волкам и колесил по всей Европе в поисках следов canis lupus[31]. Иногда ему поручали выяснить, существует ли еще их популяция в том или ином регионе, или же оценить размеры и силы стаи и дать рекомендации по ее сохранению. По его словам, он научился жить по-волчьи, думать, как они, сливаться с местностью. За годы жизни в лесу, в одиночку, с постоянной необходимостью выслеживать самого крупного хищника, его чувства обострились до предела, невыносимого для человеческого общества. Вне всякого сомнения, он перенял часть их повадок, но для окончательного сходства нужно было стать тихим и бдительным, сдержанным и целеустремленным. Во время рассказа взгляд у него был спокойный и честный.
Рядом с ним я чувствовала себя пустой и поверхностной, искусственной, ненастоящей. Как домашний питомец рядом с диким зверем.
Как будто и я была когда-то грубым холстом, а теперь стала отрезом ситца с аккуратно обработанными краями.
Одно он понял точно, странствуя по всему континенту и пристально наблюдая за жизнью волков: эти животные повсюду подвергались истреблению. Мы постоянно слышим о том, что популяция волков вымирает, но на самом деле их планомерно и жестоко убивают. Невзирая на то, что они относятся к охраняемым видам животных, власти старательно закрывают глаза на тех, кто отстреливает их, травит и забивает до смерти. Гибель волка часто сопровождается суеверным ритуалом с соблюдением всевозможных условностей, что косвенно подтверждает веру в их сверхъестественные способности. На деле же все совсем не так, говорил мой друг. Это очень чувствительные звери, способные на возвышенные эмоции и даже нежность; они удивительные родители и преданные дети. На стада они нападают лишь в крайних обстоятельствах. И если истребить их всех, то что ждет нас самих? Волки – часть нашей коллективной души, такая же неотъемлемая, как солнце и луна.
Неслучайно полную январскую луну принято называть волчьей – в память о тех временах, когда хищники, влекомые голодом, отправлялись из лесов в сторону ближайших деревень. И еще эта луна знаменует начало средневекового сезона охоты на волков: волчата еще маленькие, и стаи более уязвимы, а кроме того, можно поживиться ценным мехом. До нас дошли записи об англосаксонских королях, требовавших от землевладельцев подати в виде волчьих шкур. Преступники могли принести определенное количество волчьих языков, чтобы выплатить свой долг перед обществом. В некоторых деревнях, чтобы поймать волков, рыли глубокие ямы; в графстве Саффолк есть даже деревня, которая так и называется – Уолпит[32]. В англосаксонском праве нарушитель закона назывался «волчья голова», потому что его мог совершенно безнаказанно убить любой. Это, в свою очередь, осталось от более древнего обычая вешать на шею осужденного отрубленную волчью голову и отпускать в лес. Превращение человека в волка было последним унижением, таким образом обществу показывали, что он утратил последнюю крупицу человечности, а вместе с ней – и все свои права.
Охота на волков не возбранялась и при нормандских королях, но Эдвард I, правивший с 1272 по 1307 год, стал первым монархом, приказавшим истребить всех волков в Англии. Он поручил некоему Питеру Корбету, охотнику на волков, перебить всех волков в Глостершире, Херфордшире, Вустершире, Шропшире и Стаффордшире. Особенно опасными считались районы близ Валлийских марок. Волки отчаянно сражались, но к 1509 году, к концу правления Генриха VII, они считались в Англии исчезающим видом и стали настолько редки, что их перестали бояться. Ученые полагают, что истребление волков в Шотландии началось двумя веками позже – согласно отчетам, последнего волка убили в 1680 году, хотя отдельно взятых особей замечали вплоть до 1888‐го. Волки обладают удивительной способностью буквально растворяться в лесу, и оттого не всегда можно с уверенностью сказать, есть поблизости волк или нет.
Но эти животные по-прежнему живы. Во всем мире их насчитывается около 300 000 особей, и, несмотря на преследования, их численность растет. Видим мы их или нет, они – символ коварства и скудности зимы.
Волки – живое напоминание дикого потенциала земель, лежащих за пределами наших шумных и суетных городов с электрическим освещением, способности природы постоять за себя и, если понадобится, пустить в ход клыки и когти.
В книгах о зиме волки повсюду. В романе Джона Мэйсфилда «Ящик наслаждений» бегущие волки – символ древней силы, угрожающей всему хорошему, что есть в городе. В «Нарнии»[33] Клайва Льюиса они – приспешники Белой колдуньи, хитрые и коварные существа, движимые стайным инстинктом. В то же время в альтернативной истории Джоан Эйкен «Волки Уиллоби Чейза» эти звери представляют собой вторжение дикого Севера в английскую провинцию, куда они попали через тоннель под Ла-Маншем, спасаясь от лютого русского мороза. Волки – первые злодеи во всех сказках, они всегда появляются там, где можно поживиться каким-нибудь слабым существом, будь то поросенок или бабушка главной героини. Даже в «Игре Престолов» в самом начале повествования случайно найденный выводок детенышей лютоволка – предвестник суровой и страшной зимы.
Всякий раз, подбирая эпитет к характерному для холодного времени года голоду, мы вспоминаем о волках. Они – наш любимый враг, тот самый жестокий разум, которого мы больше всего боимся. Их мораль переменчива, они делают то, что нужно в предлагаемых обстоятельствах. Волки – это отражение нас самих, таких, какими мы могли бы стать без комфорта и ограничений цивилизации.
С приходом нашей собственной зимы мы сами становимся волками. Нас охватывает жажда и голод, ощущение того, что чего-то не хватает, и лишь обретя это вновь, мы снова сможем жить полной жизнью. Эти потребности часто совершенно противоречат здравому смыслу: разрушающее действие алкоголя и наркотиков; отношения с людьми, со стороны которых мы не чувствуем ни любви, ни заботы; вещи, которые нам не нужны и которые мы не можем себе позволить; они лежат на нас тяжким грузом даже тогда, когда потребность в них пропадает.
За всем этим хаосом и суетой мы не можем уловить и понять, что на самом деле жаждем гораздо более простых вещей: любви, красоты, комфорта, краткого мига забвения.
Ведь повседневная жизнь так часто несет с собой отчужденность, одиночество и уныние. Совсем без желаний, конечно, нельзя. Желания вполне естественны и могут свидетельствовать о попытке выжить.
Барри Лопес в своей книге «О волках и людях» предпринимает попытку понять, почему волки убивают больше, чем могут съесть. «На самом деле волки не испытывают голода в нашем понимании этого слова, – утверждает он. – Их пищевые привычки и система пищеварения адаптированы к схеме “то пусто, то густо”, а также к необходимости добывать и переваривать внушительные объемы пищи в относительно короткое время. Одним словом, они, можно сказать, вечно голодны». Не зная, когда в следующий раз удастся поесть, они стараются обеспечить всем необходимым свой молодняк и других волков стаи. В противном случае стая была бы обречена на голодную смерть.
Быть может, ассоциация волков с голодом связана с тем, что мы видим в них отражение самих себя в голодные времена. Зимой голод становится особенно невыносимым. Можно научиться уважать волков, как это делает мой неуловимый друг-следопыт. Ведь они по-прежнему существуют, несмотря на многовековые усилия человека.
Февраль
Снег
Я не раз слышала о ностальгии по снегу и о том, что взрослым людям кажется, будто в детстве зимой было гораздо больше снега, чем на самом деле. С момента рождения сына у меня наконец появилась некая точка отсчета, и теперь я могу с уверенностью сказать, что в первые шесть лет его жизни мы вынуждены были довольствоваться лишь легкой порошей. Мы ждали нетерпеливо, словно дети. Каждый год в самом начале зимы покупали ему теплые штаны и куртку в тон, и каждый год они так и оставались висеть на крючке, всеми забытые. Даже сам Берт говорит о снеге как о некоем мифическом животном вроде драконов, о встрече с которыми мечтает всю жизнь, постепенно осознавая, что мечтам этим не суждено сбыться.
Сама я никогда не встречала Рождество в снегу. Я хорошо помню не одну зиму, но это скорее те моменты, когда наша деревня оставалась без света и со стремительно тающими запасами местного магазина. Однажды мама рассказала, как видела старушку, вцепившуюся в буханку хлеба так, будто бы всем нам грозила голодная смерть. Люди выходили на крыльцо, чтобы не пропустить проезжающую мимо тележку молочника.