Снег открывает портал в мир, где правят дети, неожиданно свободные, дерзкие и не боящиеся холода. В этом искрящемся, ослепительно-белом пространстве они ощущают прилив дотоле спавшей силы.
На второй день снегопада Берт отказался возвращаться в мир зимней стужи. Его раздражали слои одежды и шапка, да еще колючий ветер прямо в лицо. Мы уселись смотреть «Лего. Фильм»[35], и лишь к вечеру мне удалось уговорить его пересилить себя и снова сходить погулять. Мы медленно спустились к пляжу, озаренному нежно-розовым светом. Весь берег был испещрен собачьими следами, а чайки как будто боялись переступить границу узкой песчаной косы у самой воды. У них, должно быть, выдалась голодная неделька, ведь они привыкли воровать еду у посетителей местных дешевых кафе и магазинчиков. Водная гладь на отмели удивительно плотная и странно движется. Соленая вода почти застыла и стала похожа на кисель. Берт радостно шлепал по ней в резиновых сапогах, но вскоре ноги у него замерзли, и нам пришлось идти домой.
За XX век – то есть относительно недавно в масштабах мировой истории – море Уайтстейбла трижды замерзало полностью: в 1929, 1940 и 1963 годах. Тихая вода в гавани застывает и того чаще. На фотографиях 1963-го морское дно похоже на пустошь, лежащую под растрескавшейся коркой льда, так что всему миру эти снимки кажутся документальной хроникой бесстрашной полярной экспедиции. На пляже Минстер, что на соседнем острове Шеппи, море однажды замерзло прямо во время прилива – будто чья-то невидимая рука нажала на паузу в самый разгар действа. Местные катались по нему на санках, словно с горки, и со стороны все это зрелище казалось ожившей рождественской ярмаркой из глубин Средневековья. Я изо всех сил надеюсь, что однажды это повторится, только чтобы своими глазами это увидеть. Но подозреваю, что мечтам моим не суждено сбыться.
Ледяная стужа быстро отступила. Уже на другое утро, проснувшись, я, конечно, еще ощущала ее дыхание, но это было вовсе не то, о чем я мечтала. Ночью, должно быть, прошел мокрый снег – недостаточно теплый, чтобы растопить то, что выпало накануне, но влажный, отчего все вокруг покрылось ледяной коркой. Всюду, где мы ступали, эта корка трескалась и мы проваливались в следующий слой снега. Тут и там на асфальте виднелись следы, как будто эмалированные или покрытые стеклом. На столбиках оград и фонарных столбах, на машине – повсюду. Иден Филпотс назвал такую погоду «аммил» – искаженное от «эмали». В своей книге «Поступь тени», вышедшей в 1918 году, он так написал об этом явлении: «…очень редкое погодное явление, вызываемое внезапным замерзанием сильного дождя или туманом. Сильно отличается от обычного мороза и представляет мир деревьев и камней словно покрытым тонкой стеклянной пленкой. Стоит только взойти утреннему солнцу и озарить это зрелище, как земля представится чужим, сверкающим сном».
Мне же эта ледяная корка поверх вчерашних сугробов кажется не сном, а плодом чьего-то коварного заговора. Дойдя до кромки воды, мы уже чувствуем усталость. На смену зимней сказке пришел пронизывающий холод. Небо над нами сурово-серое, море приобрело оттенок хаки, и ветер гонит по нему неспокойные волны.
Все вокруг кажется хмурым и неприветливым, свирепым и опасным. Теперь снег только усложняет нашу жизнь.
– Пусть снег закончится, – говорит Берт.
– Да, – соглашаюсь я. – Пара дней – это уже много.
– Я совсем по нему не скучаю, – признается моя подруга Пяйви Сеппала. – Он как непослушное дитя.
Мы пьем кофе на кухне ее детища – LV21, ярко-красного плавучего маяка, который они с мужем, Гэри Уэстоном, превратили в культурный центр. Он пришвартован у берега Темзы, в Грейвзенде, где недавно обосновался кит-белуга, приплывший сюда из арктических морей. Этот кит словно нарочно приплыл сюда, чтобы составить компанию Пяйви, ведь и она оказалась намного южнее своей исторической родины, маленького финнского городка Хамина, стоящего на берегу Балтийского моря, где-то между Хельсинки и Санкт-Петербургом. Она привыкла жить между морем и озерами, на земле, полгода скованной зимней стужей.
– Первый снег – это всегда облегчение, – рассказывает она. – Дни зимой короткие, темные, а когда выпадает снег, кажется, будто бы кто-то включил свет.
С наступлением снежной поры ее семья вешает на окна специальные зимние шторы – не для того, чтобы сохранить тепло, а чтобы наполнить помещение светом, отражающимся от снежного покрывала. Вместо того чтобы прогнать внешний мир, они, наоборот, все свои усилия направляли на то, чтобы впустить его внутрь.
Жизнь в этом морозном мире, по рассказам Пяйви, вовсе не так романтична, напротив: она полна неудобств и тревог. Снег лежит на земле по три месяца в году, но даже и тогда школы не закрывают из-за мороза (хотя если столбик термометра опускается ниже –25 °C, детям разрешают играть в помещении). А о том, чтобы взять на работе отгул, не может быть и речи. Жизнь ни на миг не должна останавливаться. Это значит, что каждое утро нужно долго выкапывать из-под снега машину и отогревать ее, закутываться потеплее, даже если нужно сходить в магазин за углом. Выполнение даже простейших задач сопряжено с рисками и не всегда происходит быстро. Люди прокладывают тропы через замерзшие водоемы, но это не всегда безопасно, ведь то и дело кто-нибудь проваливается под лед (пару раз это случалось и с отцом Пяйви, и ее сестрой). В машине у всех есть запасная теплая одежда и обувь на всякий случай: велик риск застрять где-нибудь из-за снежных заносов. Вся энергия мобильных телефонов уходит на то, чтобы согреться, отчего они моментально разряжаются и становятся совершенно бесполезными.
Приходится принимать витамин Д и как можно больше времени проводить на улице. Кто-то ставит на колеса машины специальные зимние шины, кто-то переходит на лыжи. Если хочешь, чтобы дома было тепло, нужно смириться с тем, что за зиму придется заплатить больше двух тысяч фунтов стерлингов за электричество. Это необходимое зло, но из-за отопления воздух в помещении становится таким сухим, что кожа начинает шелушиться. В попытках не уснуть финны выпивают литры кофе – и это гораздо лучше, чем поддаться всеобщей тенденции к употреблению алкоголя, сгубившей немало их соотечественников. Если идешь на вечеринку, главное правило – «товарищей не бросают». Потерять сознание и отключиться на морозе – последнее дело. С раннего детства здесь слышат истории о людях, погибших после неудачной идеи повеселиться на морозе.
Я привыкла думать о снеге как о некой привилегии, но для тех, кто живет в этих условиях постоянно, отношения со снегом гораздо более обыденны, словно трудовая повинность.
Неспособность британцев переносить даже кратковременные периоды холода стала уже притчей во языцех и темой анекдотов. Но не стоит забывать, что эта неспособность – побочный продукт того, что нам попросту не нужно привыкать к таким условиям. Мы проводим в снегу пару дней и вновь возвращаемся на работу, проклиная грязь и слякоть.
– Так значит, тебе совсем не нравится снег? – пораженно спрашиваю я.
– Еще как нравится, – отвечает Пяйви. – Когда на улице очень холодно, снег так здорово хрустит под ногами, а воздух словно наполнен звездами. Я скучаю по тому времени, когда выстиранное белье замерзало на веревке.
– А оно вообще высыхает? – спрашиваю я.
– Не до конца, – признает она. – Но аромат у него просто потрясающий. И еще можно развесить шерстяное белье сушиться на свежем воздухе, чтобы убить бактерии, – это гораздо эффективнее стирки.
– А сауна?
– Конечно. А после нее мы иногда валяемся голышом в снегу. После этого весь сад в силуэтах снежных ангелов. Бывает, мы прорубаем лед на реке и ныряем. Ноги обматываем тряпками, чтобы не заледенели. Я не могу прыгнуть, не взвизгнув, но это… бодрит. У нас есть свечи, мороженое и кофе. Каждый научился по-своему переносить холод.
Я снова вспоминаю слова Ханны о том, что снег сближает семью, заставляя искать развлечения поблизости. Летом мы только отдаляемся друг от друга. Зимой же находим общий язык утешения: свечи, мороженое, кофе, сауна, свежее белье.
– Но вернуться ты не хочешь? – спрашиваю я.
– Нет. Здесь, – она кивает на лодку, на ремонт которой ушло несколько лет, социальных и финансовых жертв, – намного легче.
В этот момент на кухню вбегает ее племянница-подросток, приехавшая в гости из Хамины.
– Расскажи Кэтрин, что ты думаешь о зиме, – просит ее Пяйви.
– Ненавижу ее, – отвечает Луна. – Ненавижу холод.
– Сколько раз у тебя уже застревала машина? – спрашивает Пяйви.
– Два раза. Один раз меня вытаскивали изо льда трактором. В другой раз я целый час выкапывала машину из-под снега.
– И это она только-только получила права, – замечает Пяйви, закатив глаза.
Холодная вода
Последние три года я участвую в ежегодном Уайтстейблском новогоднем заплыве. Все происходит примерно так: на пляже собирается толпа и тусуется там, пока у кого-нибудь не заканчивается терпение. Потом мы все забегаем в море и тут же с криками возвращаемся обратно. Все происходит очень быстро.
Я участвую в этом лишь для того, чтобы сказать: я это сделала! Сначала идет сложная система подготовки: в первый год я на всякий случай надела гидрокостюм и спортивный топ, а под них – купальник, да еще специальную обувь для плавания и вязаную шапочку. С тех пор я больше не надевала топ. Для последующих посиделок я беру с собой три больших полотенца и халат, спортивный костюм, флягу с горячим чаем и заранее приготовленную «Кровавую Мэри». В воде я провожу не более пятнадцати секунд. Больше всего мне нравится снова одеваться, чувствуя себя невероятно смелой.
Я и на побережье мечтала жить отчасти потому, что можно круглый год купаться. В юности, читая роман Айрис Мердок «Море, море»[36]