вить фразы, добавив в них притворную нерешительность – все эти «эм-м» и «э-э-э», чтобы со стороны казаться менее уверенной, чем я была на самом деле.
Теперь, стоя в этой комнате, пока дождь барабанил по стеклам, я снова дала голосу обрести утраченную беглость и плавность, с удовольствием слушая собственную речь, позволяя голосу резонировать в горле.
За четыре урока я полностью перекроила его, делая то ниже, то громче, то мягче и плавнее. Я научилась почти что пропевать слова, чтобы они перетекали друг в друга, как быстрая река нот, как пение птиц. Вновь вернулась средняя «до», но даже это не было моей главной победой. Важнее всего было то, что из голоса исчезла хрипота. Теперь, когда я говорила, он был мягким и гладким, как будто смазанный маслом. Он больше не щелкал, и не трещал, и не ломался. Слова текли, словно жидкий шелк.
И еще, к своей радости, я снова пела. Оказалось, я и сама не осознавала масштабности этой потери. Дело было даже не в тщеславии от пения, а в радости просто петь. В Британии XXI века мы привыкли считать, что только талантливые люди могут петь, и в этом мы принципиально ошибаемся. Право петь есть у каждого, независимо от того, как его пение воспринимают окружающие. Мы поем потому, что должны. Мы поем потому, что так наши легкие наполняются живительным воздухом, а сердце парит на волнах музыки.
Мы поем, потому что через песню можем выразить всю свою любовь и боль от утраты, радость и желание, и все эти эмоции зашифрованы в словах, с помощью которых мы можем притвориться, что они вроде как и не наши.
В песне нам позволено выплеснуть и боль, и страсть. Песня убаюкивает детей, когда они еще слишком малы, чтобы оценить наши вокальные данные, и через песню мы можем испытать экстаз даже во время самых обычных занятий вроде уборки кухни или принятия душа. Но главное – мы можем петь все вместе, ведь целые семьи знают одни и те же песни и вкладывают в них один и тот же смысл. Когда я пою вместе с мамой, то всякий раз поражаюсь тому, насколько похожи наши голоса. Есть некий глубокий генетический резонанс в том, чтобы одинаково спеть одну и ту же ноту. С мужем мы вечно поем «кто в лес, кто по дрова», но это те композиции, которые имеют особый смысл только для нас, главным образом печальные мотивы «Wichita Lineman»[42]. Когда я пою вместе с сыном, то всегда чему-нибудь его учу: не только словам и общему ритму, но и тому, как выжить. Как и снегири, порой мы поем просто для того, чтобы показать, какие мы сильные, а иногда – в надежде на лучшие времена. Но что бы ни случилось, мы поем.
ЭпилогКонец марта
Оттепель
Каждое утро я проезжаю мимо канюка, сидящего на ограде аэропорта Мэнстон. Это огромная седая птица с вечно взъерошенными на груди перьями. Мне нравится представлять, что он прожил бурную, полную приключений жизнь и теперь горделиво восседает здесь, демонстрируя всем свои боевые ранения. В это утро он лишь одинокий страж. Проезжая мимо, я успеваю краем глаза заметить его желтый клюв. Кажется, будто он ждет здесь именно меня, словно мой личный тотем, моя спасительная соломинка. Он как будто наблюдает за мной. При виде его буря у меня внутри утихает.
Хотелось бы мне завершить нить своего повествования каким-нибудь изящным ходом: чтобы жизнь вновь вернулась в привычное русло, чтобы чувствовать уверенность в завтрашнем дне. Чтобы все проблемы сами собой разрешились, а тревоги и страхи – испарились. Хотелось бы, чтобы Берт успешно адаптировался в новой школе, идеально ему подходящей, или же чтобы мы решились наконец отказаться от самой идеи обучения в школе и смело и радостно шагнули в мир домашнего обучения. Хотелось бы с уверенностью заявить о том, что мы даже не задаемся вопросом, стоит ли продать дом и найти жилье поскромнее, в каком-нибудь городке, где жизнь дешевле. Или что я перестала в шутку предлагать перебраться в трейлер и поселиться в лесу, потому что это единственный по-настоящему доступный для нас вариант. На самом же деле меня довольно часто охватывают тревожные мысли о том, что всего один шаг отделяет нас от хаоса. Но мне приходится сдерживаться, чтобы не выдать непреходящее ощущение чуждости этому миру. Я чувствую, что это непосильная для меня задача. И в тысячный раз за этот год гадаю про себя, сумею ли с ней справиться.
Чтобы унять тревожные мысли, я отправляюсь гулять в Пегвелл-Бэй[43]. Зима вот-вот кончится. Еще неделю назад, просыпаясь, мы видели повсюду обындевелые поля и подернутые морозной коркой листья деревьев, а сегодня один из тех вольных дней, когда полной грудью вдыхаешь весну, когда по огромному синему небу бегут, подгоняемые теплым весенним ветром, кучевые облака. Вдоль тропинки проклюнулись уже пучки подснежников, и орешник украсился лаймово-зелеными сережками. Лишь пару дней назад болота стояли намертво замерзшие, а сегодня вода в них плещется и расходится кругами, и маленькие цапли и кроншнепы ловят добычу. Говорят, в устье ручья можно даже встретить нерпу. Но сегодня мне не повезло. Я решаю, что уж в следующий раз точно возьму с собой бинокль.
По дороге я вспоминаю слова Алана Уотса: «Задержишь дыхание – лишишься дыхания». В своей книге «Мудрость неуверенности» Уотс говорит одну вещь, с которой я согласна, но о которой постоянно забываю: жизнь по своей природе неуправляема.
Нужно прекратить стремиться к максимальному комфорту и надежности и наконец принять бесконечные и непредсказуемые перемены, из которых и состоит сама суть жизни.
Мы страдаем оттого, говорит он, что всю жизнь боремся с неоспоримой истиной: «Бежать от страха – и есть страх, бороться с болью – и есть боль, пытаться быть храбрым – значит бояться. Если разум кричит от боли, значит, он сам обратился в боль. В такие минуты у человека нет иного выхода, кроме своих мыслей».
По мнению Уотса, думать нужно только о настоящем; о том, что мы знаем и чувствуем прямо сейчас. Прошлое уже ушло. Будущее, которому мы посвящаем столько мыслей и сил, нестабильно и до конца неизвестно, блуждающий огонь, который никак не удается поймать. Беспрестанно думая и переживая о далеких временах, мы упускаем все удивительное и прекрасное в настоящем. А ведь, по сути, только это и принадлежит нам по-настоящему: то, что есть здесь и сейчас. Непосредственное восприятие чувств. Всякий раз, когда я перечитываю книгу Уотса, в голове оживает тоненький бунтарский голосок: «Так нечестно! Почему у одних жизнь стабильнее, чем у других?» Но от этого его удивительно мудрое произведение не становится менее верным. Уотс вовсе не предлагает нам какого-нибудь дешевого, раздутого способа решения всех жизненных неурядиц. Он не говорит нам, что достаточно овладеть каким-нибудь простым трюком – и все мечты осуществятся. Он просто говорит правду.
Перемены будут происходить всегда. Единственное, что мы можем контролировать по-настоящему, – это наша реакция.
Бывают мысли, которые нелегко принять сразу и безоговорочно. Для меня эта мысль как раз такая. Принять непредсказуемость своего существования на земле, радикально и глубоко смириться с этим я могу лишь дозированно. Это само по себе упражнение осмысленности. Я постоянно напоминаю себе о его силе, но сама вера быстро испаряется. И я снова напоминаю себе. Прилив – отлив. Новое осознание этой мысли не становится слабее, как и все последующие. Я твердо намерена повторять себе это всю свою жизнь. И готова принять, что, возможно, эта мысль так и не укрепится у меня в голове до конца.
Уловив краем глаза движение в небе, я вижу стаю птиц, улетающих куда-то за край моря. Поначалу я решаю, что это скворцы, но даже отсюда вижу, что для скворцов они слишком крупные. Грачи? Неподалеку отсюда и в самом деле есть их гнездо, и я не раз наблюдала, как над деревьями в небо поднимается их стая. Это удивительное зрелище, но все же не то.
Вот они подбираются ближе, и я понимаю, что стою опустив руки и завороженно смотрю на них. Нет большего счастья. В эту минуту все мои мысли поглощены ими – их невероятным полетом и молчаливой слаженностью в решениях. На мгновенье стая рассредоточивается, будто фонтан из черных брызг взрывается в небе. Вот один пролетел прямо у меня над головой, за ним – другой. Белое тело с черными крыльями, закругленными по краям. Чибисы. Никогда не видела их в таком количестве. И никогда не думала, что они так умеют.
В последнее время я постоянно вижу в Фейсбуке публикации с непрошеными советами по борьбе с кризисом. «Держитесь там! – говорят они совершенно невпопад. – Вы сильнее, чем думаете!» Дизайн у этих напутствий как у поздравительных открыток: текст пастельных тонов на каком-нибудь пасторальном фоне, слова написаны элегантным курсивом, будто посвящение от друга, которому очень хочется вас мотивировать.
Когда я их читаю, мне всегда кажется, что они адресованы кому-то конкретному, что их автор уловил некий тревожный маячок и теперь шлет сигналы поддержки. Или же сам просит о помощи, передавая в эфир тревожные сигналы.
Вот так и мы все, беспрестанно стараемся настроиться на позитив, стирая всю грязную оборотную сторону жизни. Эти предложения кажутся мне жестокими, ведь они не предлагают никакого решения. Бывают такие дни, когда я с уверенностью могу сказать: у меня нет сил идти дальше. А если я просто не могу «держаться там», что тогда? С таким же успехом все эти люди могли бы встать напротив меня и скандировать: «Борись! Борись! Борись!», распыляя в воздухе какой-нибудь парфюм. Подтекст их посылов понятен: «Уныние – не выход. Нужно сохранять веселое лицо из любви к толпе. И хотя мы больше не считаем депрессию твоим личным промахом, мы все же ждем, что ты как можно скорее повернешь ее в какое-нибудь полезное русло. А если не получится, то лучше вообще на время исчезнуть. Ты портишь всем настроение».
Это что угодно, только не забота. В отличие от других людей, я никогда не считала, что все подробности личной жизни и все дружеские отношения в соцсетях – выдумки, но этого пространства уж точно стоит остерегаться. У людей в сети включается менталитет коллекционера, и наша социальная ценность там измеряется сухими цифрами. Нужно быть очень осторожным, не давать этим цифрам себя одурачить. Оценивать нужно прежде всего качество отношений, их индивидуальное значение для нас и то, что они могут нам дать. Как и в реальной жизни, многие из этих друзей испарятся при первом признаке опасности. Разница лишь в том, что в сети цифры больше и ослабление связей нагляднее.