ействий: промыть, обезвредить, вколоть что-нибудь противовоспалительное и обезболивающее, согреть. Когда мать врач-терапевт, а сестра ветеринар сложно остаться малознакомой с медициной.
Взяла себя в руки. Панику пинками выгнала вон. Страх, что мужчина истечет кровью и помрет прямо здесь на её собственной кровати, заставлял работать четко и быстро. Временами из сознания словно выглядывал кто-то чужой и руководил операцией, поправляя ошибки.
Закончила глубокой ночью. Труднее всего оказалось аккуратно перевернуть раненого на спину — не хотелось бередить свежезашитую рану. Пока ворочала — семь потов сошло. Откатила в сторону. На покрывале осталось темнеть пятно крови.
Когда доделывала последние стежки, раненый соизволил очнуться. Окинул комнату пытливым взглядом, скосил глаза вниз, пытаясь разглядеть, чем именно она занята.
— Прости, — прошептала.
— За что? — удивился.
Воткнула иголку в кожу. Мужчина прикусил губу, от боли прикрыв глаза.
— У меня нет наркоза, — пояснила, — но я уже закончила.
— Радует, — с серьезным видом кивнул гость, следя за ней внимательным взглядом, — выпить есть?
— Тебе нельзя! — вспыхнула, — с антибиотиками алкоголь не сочетается.
— В моем организме все сочетается, — успокоил, — мы же не хотим будить соседей моими воплями, когда ты начнешь вправлять вывих.
— Ты с ума сошел! — зашипела рассерженной кошкой, — я не врач.
— А по-моему у тебя неплохо получается, — миролюбиво улыбнулся.
Стакан виски он, вздохнув — ну, раз у тебя другого нет, выпил залпом. Кивнул на ногу — действуй.
Еще раз, обозвав себя дурой, а куда от правды деваться — загубит ведь парня, ему к врачу надо, она тихонько начала растирать поврежденную ногу. Пальцы нежно пробежались по коже, нащупывая повреждения. Подняла голову, всмотрелась в напряженное лицо раненого, хоть и храбрится, а ждет боли.
— У вас много врагов? — спросила, поздновато перейдя на «вы».
— Не заметно? — криво усмехнулся и тут же предложил, — не жалей, не трать время на разговоры, я справлюсь и без них.
С сухим щелчком сустав встал на место.
— Вот и все, — поднялась, поправила одеяло, — укрыть еще чем-нибудь?
Помотал головой. Обессиленно прикрыл глаза. Взрыв боли отнял последние силы.
Она расстелила кресло и легла прямо в домашней одежде, укрывшись пледом. Спала чутко, просыпаясь при каждом шорохе, доносившимся с кровати. Несколько раз вставала, проверяя, не поднялся ли жар. Поила водой. И лишь под утро забылась тревожным сном.
Проснулась, не сразу поняла, почему на кресле и в одежде. Бросила беспокойный взгляд на кровать — незнакомец тоже не спал. При неярком сером свете зарождающегося зимнего утра выглядел он неважно — щеки ввалились, под глазами темнели синяки, около рта залегли две глубокие морщины, но помирать вроде не собирался.
Есть такой тип внешности, по которому до революции всегда можно было определить «благородных». После активных действий красных, он стерся, стал гораздо более редким и расплывчатым, и все же… Даже тяжелое состояние не могло скрыть тонких черт лица, ровной линии носа, гладкой кожи. В генах её гостя явно чувствовалась кровь благородных предков.
Пару минут они молчали, каждый думая о своем.
— Как вы себя чувствуете? — спросила, чтобы отвлечься от глупых мыслей о собственной внешности. Бессонная ночь в тридцать пять лет уже не проходит бесследно, знаете ли.
— Меня зовут Олег, и давай на «ты».
— Ольга, — представилась в ответ.
— У тебя золотые руки, Ольга. Если бы не твоя помощь…
— Если бы ты поехал в больницу… — не удержалась от ворчливого замечания.
— Но я здесь, — Олег примирительно улыбнулся, — не может ли чудная женщина одолжить свой телефон. Мой, знаешь ли, какая-то сволочь увела.
Получив в руки её старенькую сони, Олег начал набирать номер, но тут же остановился.
— А скажи-ка, Ольга, в этом доме по утрам кормят завтраком?
Намек поняла, упорхнула на кухню. Поставила на плиту чайник, кастрюльку с водой, достала сковородку — яйца, сосиски, булочки с сыром. Скромно? Но ведь она не рассчитывала на гостя.
Заскочила в ванную, ужаснулась — остатки наспех смытой косметики, всклокоченные волосы, покрасневшие глаза и залегшие под ними синяки, н-да, какая страхолюдина для фильмов ужасов пропадает. Умылась, причесалась, договорилась с внутренним чувством прекрасного не смотреться в зеркало — у нее же там мужчина голодный, и помчалась на кухню.
Давно она не готовила с таким увлечением. Тарелки, ножи, чашки — все спорилось в руках, все буквально летало по кухне. Поймала себя на том, что напевает. Как мало надо для счастья. И плевать, кто он — банкир, киллер, бандит или агент. Он просто мужчина в её квартире, которому она готовит субботний завтрак.
Хлопнула входная дверь. Сердце замерло, коленки позорно подогнулись, и она без сил облокотилась о разделочный столик. Прикрыла глаза. Из головы разом вымело все мысли, лишь горечь обиды поднималась снизу, затапливая все вокруг. Где-то в глубине слабо шевельнулась надежда. Ольга сделала шаг в коридор, понимая, что глупо, что все уже неважно. В квартире она одна.
Села на пол, прислонилась к стене и беззвучно завыла. По щекам потекли горячие слезы. Разве не заслужила она хотя бы прощанья? Ушел, уполз, словно трусливый таракан шмыгнул в щель. Побоялся, что сдаст? Решил не рисковать? Да, ей плевать. Плевать и все. Шмыгнула носом, вытерла слезы. Некто глубоко внутри одобрительно хмыкнул, мол, стоило ли вообще убиваться, да и было бы по кому?
Ох, эти целительные женские слезы. Утопят в себе любую обиду, перемелют любую беду, только не мешайте им выплакаться сполна.
До коридора, наконец, добрался, запах горелого. Прошла на кухню, выключила сковородку, выкинула остатки яичницы в помойку. Достала разварившиеся сосиски. На глаза попалась начатая бутылка виски — подарок фирмы на Новый год.
Пусть для кого-то он — дрянной, а для нее в самый раз. Налила целый стакан, чтобы не мелочится. Сил хватило лишь на половину — гадость. Заела сосиской. Вторая почему-то ожила и никак не хотела доставаться из кастрюли.
— За одиночество и чтобы без козлов, — провозгласила тост, осушив стакан до дна.
Покачалась. Похихикала. Решила выйти из кухни. Получилось не сразу, пару раз она наткнулась на косяк. Наконец, добралась до спальни. Рухнула на кресло. Отрубилась.
Звонили долго и настойчиво. Проклиная в душе стоящего за дверью, она сползла на пол. Попыталась заткнуть уши подушкой, но противный дзы-ы-ынь впиливался прямо в мозг.
— Ну, — рявкнула, распахивая дверь.
Молоденький парнишка отшатнулся, резко спав с лица.
— О-ольга? — уточнил, заикаясь.
— Она самая, — кивнула, — не похожа?
На лице юноши промелькнула целая гамма чувство от недоумения до брезгливости, но профессионализм все же взял вверх.
— Конечно, похожи, распишитесь и получите, — посыльный одарил её дежурной улыбкой.
Тут только Ольга обратила внимание на коробки в его руках. С трудом поставила закорючку в бумажке.
— Это вам, — ей торжественно вручили две длинные коробки, и две поменьше, и на этом посыльный с облегчением ретировался.
Она распаковала все прямо в коридоре, расставила на полу, сама села на тумбочку, огляделась. Та-а-ак.
Розы — длинные белые, пятнадцать штук. Прости и спасибо в одном букете.
Платье шелковое, зеленое, с кружевом — штук один — изысканный и дорогой.
Белье, чулки, туфли. Размер её. Цена… точно не по карману обычному бухгалтеру.
Внутри кто-то обрадованно зашевелился, удовлетворенно «потирая руки».
Теперь записка. «Заеду в шесть. Олег».
Орригинально. То есть розы — это аванс за вечерний променад. Нет, ну каков наглец! А записка — это же просто шедевр мужского красноречия. Ни одного лишнего слова. Ни извинения, ни объяснения. Да, за кого он её принимает? За комнатную собачонку, которая побежит по первому свисту. Ха!
Бросила взгляд на часы — почти два! У нее всего лишь четыре часа, чтобы привести себя в порядок. Первым делом рванула в душ. Из зеркала выглянул некто с опухшей рожей, мешками под глазами и отметиной от подушки на щеке. Красотка! Не мудрено, что посыльный от нее так шарахнулся, а уж как она перегаром дыхнула… Наверное, всю голову сломал, решая, по какому поводу пьянчужке дарят розы.
Ровно в шесть зазвонил мобильный телефон. Чуть дрогнувшей рукой нажала на кнопку.
— Да?
— Добрый вечер, Ольга. Машина ждет вас около подъезда.
Сомнения нахлынули с новой силой. И куда её тащит? А вдруг? С этим благоразумным «а, вдруг?» она сражалась последние четыре часа, отметая, а затем заново рисуя варианты один страшнее другого. В итоге победили любопытство и платье. У Ольги рука не поднялась убрать наряд в коробку. Надела, повертелась перед зеркалом, и поняла, что устоять не в силах. Решено, «Золушка» едет на бал.
Черный блестящий BMW терпеливо ждал у подъезда, мирно урча двигателем.
— Прошу, — молодой человек в строгом костюме галантно открыл перед Ольгой дверцу.
— А где Олег? — растерянно поинтересовалась она, не решаясь сесть в машину.
— Олег Павлович ждет вас в ресторане. Я отвезу вас. Меня зовут Александр.
— Понятно, — немного разочаровано вздохнула, усаживаясь в теплый салон. Итак, они едут в ресторан. Вот, все и прояснилось. Никаких страшилок.
— Откройте, бардачок, пожалуйста. Там коробочка для вас.
Открыла. Восхитилась.
— Это вам.
Закрыла. Положила обратно.
— Не могу.
— Ольга, вы немного не понимаете, — Александр ловко крутанул руль, объезжая медленный поток, — Олег Павлович очень не любит, когда его распоряжения не выполняются. Считайте это просто небольшим штрихом к вашему наряду.
Небольшим, на пару сотен тысяч.
— И кстати, он просил передать, что для всех гостей прошлую ночь вы провели вместе, — доверительным тоном поведал Александр.
«А доказательства предъявлять не потребуется?» — хотела съязвить, но промолчала. К чему демонстрировать шипы? Влезла в авантюру по самую шею, так и ныряй дальше — чего уж теперь дергаться?