Сегодня вороны охраняются государством, им не грозят динамитчики из охотничьих комиссий штата с их наклонностями и другие люди, которые считают своим долгом убивать этих птиц при каждой возможности. Тем не менее у ворон есть враги и в природе, в первую очередь виргинские филины. Виргинские филины гнездятся зимой, в это время им нужно много пищи для быстро растущих птенцов. Я нашел два их гнезда и слышал по ночам их крики в пределах трех километров от центра Берлингтона. Вороны считают филинов своими злейшими врагами, и, если заметят одного из них, по стае идет тревога. Тогда десятки птиц быстро слетаются, безжалостно нападают на филина и гонят его как можно дальше от того места, где собрались ночевать. Как показали мои подробные наблюдения за Бубо, ручным, но свободным виргинским филином из книги «Сова одного человека» (One Man’s Owl), днем вороны с легкостью переиграют этих крупных, но несколько неуклюжих хищников. Другое дело ночью. Ночью воронам стоит собираться в «эгоистичное стадо» Гамильтона, так же как на рассвете имеет смысл вступать в «информационный центр» Захави. Одно не исключает другого. Общественная ночевка может выполнять больше одной функции. Чем больше преимуществ она дает, тем более вероятно, что она будет развиваться и поддерживаться.
То, что, как мне казалось, я видел в Берлингтоне – когда вороны пытались попасть в центр города, – не было отклонением от нормы. В исследовании вороньих ночевок в городе Вудленд в долине Сакраменто в Калифорнии биологи Пол Горенцель и Терелл Сэлмон сообщают, что зимние общественные ночевки ворон чаще располагаются в коммерческих (а не спальных) районах города, для которых характерен высокий уровень освещения по ночам, а также на мощеных парковках и в торговых зонах, где шумно и покой постоянно нарушают люди и транспорт. По центру Вудленда и Берлингтона, как и в большинстве хорошо освещенных шумных городов, не рыщут виргинские филины.
Это наконец возвращает нас к необъяснимой истории о воронах, которые «дрались» и до смерти «били» друг друга на месте ночевки. Видимость бывает обманчива. Дьявол почти всегда в деталях. Наблюдатель упомянул, что этот случай произошел в лесу, значит, к месту ночлега птиц могла подобраться пара виргинских филинов. Также возможно, что ночь была очень облачной и, когда хищники напали на ворон, возникло смятение. Кругом, вероятно в панике, метались тысячи птиц, и филины покалечили множество ворон, которые ранеными падали на землю. Я сам как-то видел убитую совой ворону, от которой хищник унес лишь небольшой кусочек мяса. Когда наблюдатель прибыл утром после нападения филина, возможно, он услышал тревожный гам раненых птиц. Поскольку ворон в темноте было множество, филинам не нужно было сдерживаться. Описание побоища на месте вороньей ночевки напомнило мне сцену, о которой я слышал от орнитолога Джереми Хэтча, – здесь виргинский филин напал на колонию крачек: «По дну сухого водоема было разбросано около 40 тел: большинство без головы, крылья в основном вырваны или как минимум сломаны. Иногда не хватало ног. Не выпотрошены. Не ощипаны».
В боли и страхе вороны, не понимая, кто на них напал, могли счесть виновными своих соседей и в отчаянии и гневе наброситься на них. Точно восстановить события в истории с воюющими воронами невозможно, но в одном можно быть уверенным: в зимних скоплениях разнообразные животные, помимо тепла, получают массу преимуществ, но только не в случае драки.
В последнее время появился более популярный и пугающий по сравнению с историей о воюющих воронах миф о том, что этот вид может вымереть из-за получившего широкую огласку вируса Западного Нила. Иногда вороны погибают от этого вируса (и других причин), также есть случаи, когда он убивал человека. Если в каком-то месте находят мертвую инфицированную вирусом ворону, в этой области могут исчезнуть «все» такие птицы. Но нет оснований заключать, что «…стоит в каком-то районе появиться вирусу Западного Нила, как все вороны в этом месте тут же гибнут» (статья «Молчание ворон» (The Silence of the Crows) в Washington Post от 30 августа 2002 года), и тем более, что мы «становимся свидетелями исчезновения ворон из американского пейзажа». Я не вижу признаков того, что эти птицы исчезают из «американского пейзажа», и нет свидетельств, что их истребляет взаимная вражда или вирус. Убитых вирусом ворон, скорее всего, просто находят в местах, где птиц много – на общественных ночевках, а поскольку эти скопления носят строго временный характер и сохраняются только на протяжении зимы, само собой разумеется, что вороны исчезают после того, как некоторые из них погибли. Не нужно снова устраивать правительственные бомбардировки и убивать по 200 000 ворон, чтобы избавиться от нескольких больных птиц.
19. Зимние стаи
В конце июля лето начинает клониться к закату. Цикады и кузнечики еще не завели свою осеннюю симфонию, но птицы уже почти не поют. На землю спускается тишина. Певцы из числа насекомых все еще находятся в стадии личинок, а вчерашние птенцы вылетели из гнезд. Семейные узы порваны, и молодые птицы множества видов заключают союз друг с другом, чтобы наравне с родителями образовать кочующие группы. В число странников входят огромные болотные популяции красноплечих черных трупиалов и обыкновенных граклов. Я периодически вижу их среди тополей и ясенелистных кленов по низким берегам реки. Стаи из десятков тысяч граклов и иногда красноплечих трупиалов в конце лета и осенью прокатываются по лесу бульдозером или, точнее, огромным пылесосом, если говорить в функциональном плане. Впереди стаи на землю спускается передовой отряд, переворачивает свежую опавшую листву, ищет пищу, пока другие спешат следом. Задние птицы пролетают вперед, избегая мест, которые уже обысканы, и таким образом стая как будто перекатывается дальше. Порой шумные черные группки задерживаются на деревьях, то присоединяясь к общей суете, то отбиваясь от стаи. Граклы остаются в стаях большую часть осени и зимы, продвигаясь все дальше на юг. Вероятно, они мигрируют только на такое расстояние, чтобы найти пищу. Ранней весной полчища трупиаловых прилетают обратно. Вернувшись в начале весны, птицы отделяются от стаи лишь на короткий период, около трех месяцев, а затем некоторые из них образуют полуколонии на время гнездования.
Когда трупиаловые улетают, чтобы большую часть времени провести в стаях южнее, в Новую Англию прибывают другие виды с мест гнездования в тундре и тайге на Канадском щите, где они живут парами. Эти птицы собираются в стаи и перемещаются в них только с приближением зимы. В зависимости от наличия пищи – семян и зимних ягод, из года в год очень разных по составу и количеству, – эти птицы каждый год появляются непредсказуемо.
Большинство зимних гостей с севера – вьюрковые, которым нужны древесные семена: чечетки, сосновые чижи, вечерние американские дубоносы, обыкновенные клесты, белокрылые клесты, щуры. Но с севера также прилетают плотные стайки как минимум одного вида, питающегося плодами, – обыкновенные свиристели, и одного, питающегося семенами трав или сорных растений, – пуночки. Местные американские чижи, летом живущие поодиночке, зимой тоже собираются в стаи, но остаются здесь. Пурпурная чечевица остается только иногда, ее стаи непрочные и небольшие. Образуют зимние стаи отдельно от своих двоюродных братьев, обыкновенных свиристелей, и американские свиристели, которые гнездятся у нас летом. Зимние стаи – распространенное явление. Чем оно объясняется?
Вряд ли существует единое объяснение. Как и в случае общественных ночевок, здесь действует множество взаимосвязанных причин, об относительном значении которых много спорят в научной литературе. Вероятно, в число преимуществ, которые получает птица, присоединившись к стае, входит и эффект «множества глаз», следящих за опасностью, и упомянутый эффект «эгоистичного стада», уменьшающий риск попасться хищнику, а также эффект обучения, когда можно воспользоваться знаниями остальных членов группы. То, что стаи образуются именно зимой, может быть связано либо с различиями в летнем и зимнем рационе, либо с тем, что перемещаться группой и одновременно выращивать потомство невозможно или трудно.
Летом большинству северных птиц нужно кормить птенцов насыщенной белками пищей, чтобы птенцы быстро взрослели. Это значит, что им приходится выискивать спрятанную и сильно рассеянную пищу, в основном насекомых. На охоте предпочтительна личная инициатива. Зимой снова можно переключиться на высокоэнергетический рацион, например плоды и семена, которые часто распределены по обширной территории, но в больших скоплениях, так что множеству пар глаз их найти легче, чем одной, а делиться пищей не так уж затратно, к тому же кормиться в одиночку в зимних условиях хорошо просматриваемой местности рискованно. Но почему все, кто питается семенами и плодами, делятся на стаи по видам?
Вероятно, это тоже связано с рационом. Большинство птиц, питающихся семенами, специализируются на определенном типе семян, и, присоединяясь к стае, птицы получают именно ту информацию, которая важна для них. Так, чечетки и американские чижи едят березовые семена, слишком мелкие для вечерних американских дубоносов, и последним приходится искать пищу отдельно. Пуночки питаются семенами трав, осоки и других полевых растений. У вечерних американских дубоносов мощный толстый клюв, которым они ломают семена ясеня американского, а у мелких вьюрковых такого клюва нет. Клювы клестов специально приспособлены раздвигать чешуйки еловых и сосновых шишек. У сосновых чижей длинные тонкие клювы, ими хорошо вытаскивать семена из-под чешуек в шишках тсуги. Поскольку предпочтения у птиц разные, а чтобы добывать разные семена, нужны разные инструменты, представителям каждого вида выгодно объединяться и перемещаться с себе подобными. Впрочем, среди «птиц одного полета», стремящихся держаться вместе, есть яркие исключения. Это постоянные обитатели зимних лесов, питающиеся насекомыми. Во всем мире насекомоядные птицы образуют примечательные