Через два дня похолодало до –7 °C, и пчелы совсем прекратили спонтанные вылазки, что дало идеальную возможность испытать пределы их физиологических возможностей. Я потыкал в улей веткой и вызвал облако пчел, которые ринулись ко входу и столпились там. Потыкав еще немного, я спровоцировал несколько особей на то, чтобы вылететь и начать кружиться вокруг меня. Я засек время полета десяти насекомых. Большинство спикировали в снег всего через две секунды. Ни одной пчеле не удалось продержаться дольше шести секунд (при среднем 3,6 секунды), прежде чем рухнуть на снег, замереть, коротко пожужжав, и заледенеть. За время полета температура в грудке падала с 38–40 °C при вылете до 29–33 °C (при среднем 30,9) в момент, когда насекомое падало на землю, а я подбирал его и измерял температуру электронным термометром с помощью проверенного временем метода «хватай и тыкай» (температура головы была бы на несколько градусов ниже). Ни одной пчеле не удалось отлететь от улья больше чем на 4,5 метра. Сделав эти измерения, я заставил еще 33 пчелы покинуть улей, чтобы посмотреть, сможет ли кто-то вернуться. Это никому не удалось. У всех 35 пчел, которых я осмотрел, в прямой кишке находилась желтая масса с неприятным запахом. Мой грубый эксперимент показал, что, если пчела вылетает при –7 °C (на что она готова, только если нужно защищать улей), ей грозит верная смерть. При какой температуре насекомые рискнут вылететь сами?
20 января после полудня было солнечно, хотя температура воздуха оставалась низкой, примерно –9 °C. Но около 14:30 солнце стало падать на стенки ульев и пчелы начали спонтанно вылетать наружу. За полчаса, которые я провел в роли невинного стороннего наблюдателя, вылетело 125 насекомых. Каждое из них через несколько секунд, подобно камикадзе (но непроизвольно), нырнуло в снег, успев за это время стремительно остыть в полете. Ни одна из 125 охотно вылетевших из улья пчел в него не вернулась. Все они затвердели, заледенев изнутри. Большинство (112) из них не опорожнили кишечник, в чем легко было зрительно убедиться, разорвав их брюшки. Я был озадачен и гадал, почему они не стали испражняться, когда был такой шанс? Не могли же они вылететь, чтобы покончить с собой! Почему рисковали жизнью? Я преисполнился решимости докопаться до истины. На следующий день потеплело, а у меня появились новые данные.
Во второй половине дня снова ненадолго установилась солнечная погода. На этот раз спонтанно вылетело около 300 пчел – я нашел их мертвыми, повсюду разбросанными на снегу перед ульями. Как и раньше, на снегу все они погибли, потому что его температура по-прежнему была около –6 °C и насекомые заледенели. Количество пятен от фекалий снова было умеренное – снег не был замаран, как можно было бы ожидать, если бы поспешили облегчиться сотни пчел. Может быть, пчелы, находившиеся ближе всего к выходу и ринувшиеся наружу, составляли часть популяции, которой нужно было опорожнить кишечник как можно скорее, но насекомые не успели сделать этого и замерзли насмерть? С этой мыслью я приподнял крышку улья и достал 50 пчел из клуба прямо под ней (в самом дальнем месте от выхода). У всех 50 насекомых в прямой кишке были фекалии, и мне не удалось найти отличий в их количестве по сравнению с пчелами, которые рискнули вылететь на холод. Также не было похоже, что температура в брюшке у тех, кто оказался снаружи, была слишком низкой, чтобы исполнить нужную функцию: у пчел, упавших на землю, она была сравнительно высокой (11–19 °C при среднем 12–15,5 °C).
Непохоже было, что пчелы вылетели просто ради дефекации. Я также сомневался, что они не смогли вернуться в улей только из-за холода, потому что многие ринулись в снег на полном ходу. Может быть, насекомые (которые, конечно, никогда раньше не видели снега) потеряли ориентацию, потому что внизу не было темной земли, и случайно нырнули в белый однообразный покров? Чтобы выяснить это, я разбросал вокруг ульев стружки и спровоцировал вылететь новых пчел. Температура воздуха была –8,3 °C. Вот оно! Многие пчелы, как и раньше, упали, но 16 из 40 теперь вернулись в улей целыми, а ведь раньше это никому не удавалось и при значительно более высокой температуре. Получается, как минимум часть пчел ранее, вероятно, погибла из-за того, что потеряла ориентацию над светлой однообразной поверхностью снега, из-за которой насекомые не смогли быстро вернуться назад.
22 января того года была оттепель и температура наконец поднялась на несколько градусов выше нуля. Стружки все еще лежали вокруг ульев. На этот раз возле самого улья появилось меньше дюжины новых пчелиных тел, но как минимум 60 было разбросано на снегу на расстоянии от 30 до 60 метров. Несколько пчел отлетело от улья на целых 90 метров, прежде чем приземлиться на снег. Зачем они полетели так далеко? Я собрал всех пчел, которых смог найти, и снова исследовал их кишечники. На этот раз их опорожнили 25 насекомых, но у остальных фекалии остались где были. Выходит, насекомые и правда испражняются, но казалось все менее вероятным, что это главная причина, по которой пчелы рискуют совершать такие опасные вылеты.
К пятнице 26 января снова потеплело до температуры чуть выше нуля, а множество мертвых пчел укрыл свежий снег, так что можно было подсчитать новые тела. Я насчитал 225 насекомых, упавших на снег вокруг ульев в этот раз. Затем я на протяжении 40 минут наблюдал за ульями вскоре после полудня. Оттуда по-прежнему спонтанно вылетало множество пчел. Я следил за отдельными насекомыми и отметил, что они совершают типичные ориентационные полеты туда-сюда, описывают круги, а затем улетают вдаль, пока не скроются из виду или не упадут на землю! Из 171 пчелы, за которой я следил глазами, 96 упали в снег, а 52 улетели и скрылись из виду. Я увидел всего три акта дефекации и окончательно убедился, что, хотя при ближайшем рассмотрении пчелы в ходе «санитарных» вылетов действительно испражняются, их первопричина должна быть в чем-то другом. Может быть, это разведчицы вылетают на поиски воды для питья или цветков, которые дадут пищу?
В Новый год я нарвал и принес домой ивовых веток. Через две недели с мужских сережек полетела пыльца. Почки на ветках осинообразного тополя, которые я принес в конце января, раскрылись всего через четыре дня. Весна еще не пришла, но растения были наготове. Пчела не знает, зацвели ли на окрестных болотах и в лесах красные клены, ивы и тополя со своим одноразовым предложением ограниченного срока действия и когда это произойдет. На колонию не сходят божественные откровения, а она не может позволить себе пропустить первый весенний урожай. Зато может пожертвовать каким-то количеством рабочих пчел в обмен на информацию.
Чтобы отделиться от семьи ранней весной и получить достаточно времени на поиски нового места для гнезда, строительство сот, выведение детенышей и сбор больших запасов меда, которых хватит на всю зиму, рой платит огромную цену. Есть только один способ узнать, когда началось цветение, чтобы отделиться достаточно рано и успеть все это сделать, – с помощью поисковых вылазок. Несколько сотен или тысяч случаев гибели работников оказываются не такой уж большой платой за то, чтобы поспеть к первым цветкам (или поспеть к цветкам первыми). В конце концов, пчелиная семья – это сверхорганизм, успешность которого измеряется репродуктивной мощностью матки, а та зависит от поступлений меда и пыльцы.
15 марта наконец стало «тепло» (8–10 °C) и солнечно. В этот день я увидел первый честный и несомненно «санитарный» вылет: воздух непрерывно звенел от громкого жужжания тысяч пчел, и не прекращался настоящий дождь из желтых капель. Я очистил пять квадратов снега по 930 квадратных сантиметров и нашел, соответственно, 80, 95, 94, 102 и 160 свежих капелек, которые скопились там всего за 30 минут. Мертвых пчел на снегу почти не было. Насекомые регулярно садились на снежный покров, но затем вновь поднимались в полет. Большинство исчезали из виду, а потом опять возвращались. Они вылетели на поиски пищи. Пчелы искали цветки, а ветроопыляемые деревья, с которых они собирают большой урожай пыльцы, зацветают рано. Тополя и красные клены распускаются в конце марта. Других источников пыльцы в это время нет, но, по моим подсчетам, на следующий день после того, как еще до конца зимы зацветут тополя, в один улей возвращается до 154 нагруженных пыльцой тополя пчел в минуту (в это время по ночам все еще часто случаются морозы, и на следующий, 2002 год 22 апреля, через три недели после того, как тополя закончили цвести, снежная буря принесла 150 миллиметров снега). Жертва пчел оправдала себя. Все колонии успешно пережили зиму, разделились и собрали той весной и летом почти рекордное количество меда.
24. Зимние почки
К концу января жители северо-востока США уже три месяца как созерцают суровые голые деревья. «Осталось всего четыре месяца, – думаем мы, – до того, как раскроются почки и деревья вновь окунутся в великолепную зелень». Ждать еще труднее, когда понимаешь, что почки присутствуют на ветках всю зиму и просто тянут время. На самом деле они полностью формируются еще летом, задолго до того, как развернется осеннее представление с яркой листвой.
Почка может состоять просто из скопления миниатюрных листочков, охватывающих новый побег (как у пекана и серого ореха), может содержать зародыш цветка или соцветия (как у ольхи, лещины и березы)[43], либо в ней под защитными чешуйками могут быть заключены зачатки и листьев, и цветков (яблоня, черешня, ирга). Крупные почки рябины и тополей покрыты клейкой смолистой смазкой, которая защищает их от голодных животных. И листовые, и цветочные почки всегда полны питательных веществ и зимой служат ценным источником пищи для многих северных травоядных. Воротничковый рябчик всю зиму питается почками тополя и березы, и я видел, как пурпурные чечевицы жадно поедают цветочные почки сахарного клена. Встречались мне и участки, поросшие бальзамической пихтой, где красные белки скусили верху