Благо, моя тезка замечает не самое дружелюбное отношение к себе и оставляет меня в покое, общаясь с другими девчонками. Лина и Лера берут на себя юмористическую состовляющую вечера и сыпят шутками направо и налево.
Аня тоже не отстает, рассказывая о забавных случая с ее парнем Витей, которого она почему-то зовет Вит. У нее вообще какая-то проблема с именами. Хорошо, что у меня уже есть сокращение к которому я привыкла.
А вообще, после того как мы приходим в бар, атмосфера становится расслабленной и веселой. Никакой грызни и неприязни. Коктейли после шампанского ударяют в голову, и начинается перемывание костей всем кому только можно и нельзя. Да. Так и проходят девичники.
Замечаю возле выхода на улицу какую-то возню. Некоторые люди встают со своих мест, чтобы присоединиться к уже собравшейся кучке зевак. Да что там такое? Неприятное чувство, смешавшись с любопытством, заставляет меня тоже подняться и направиться на выход. Настя почему-то следует за мной. Тоже это почувствовала?
С трудом протискиваемся сквозь толпу, приглушенно повторяющую только одно слово. Драка. Что за черт? Через дорогу вижу компанию парней и… Сердце вздрагивает, воздух застревает в горле. Узнаю этих двоих за секунду.
Бросаюсь к бару на противоположной стороне. Злость закипает в венах, и я жалею, что мы сейчас не в компьютерной игре. Я бы с радостью достала из-за спины базуку или что-то подобное. Хотя, эти двоим будет достаточно и просто ремня. Слишком я люблю их обоих.
Бесстрашно налетаю на сцепившихся Диму и Сашу, и, не без помощи Насти, расталкиваю их в разные стороны. По очереди смотрю на одного и второго, показывая всем своим видом, чтобы даже не вздумали рыпнуться.
У Зимина разбита губа, а на скуле виднеется синяк. Саша выглядит просто потрепанымм, а костяшки на его сжатых кулаках ярко-бордового цвета. Понятно, кто это начал.
– Уходите, – решительно заявляю друзьям брата, столпившимся рядом с местом происшествия, и парни, недовольно бурча, возвращаются в бар.
Идиоты. Не могли остановить их? Хороши друганы. Стояли и смотрели как двое из них бьют друг другу морды. Красота.
– Объясняй, – смотрю на Сашу, в руку которого вцепилась перепуганная Настя.
– Я должен объяснить? Издеваешься? Это ты мне объясни, какого черта творишь? – брат кивает на Зимина. – Живешь у него. Врешь мне. Врешь родителям.
– Я ему все рассказал, – слышу за спиной тихий голос Димы. – Прости…
Боль и сожаление в его словах, словно лезвие по рваной ране. Он не просто жалеет, что рассказал, а жалеет, что вообще связался со мной. Меня охватывает чувство разбивающей вдребезги обреченности. Саша своей выходкой может разрушить все, что мы с Зиминым создали с таким трудом. К чему шли так долго. Шаткий мирок чувств, где мы позволяем себе быть счастливыми. Где можно быть просто собой, признав ошибки. Тот, в котором не нужно ходить, ведь появились крылья.
Шагаю к Саше, сжимая правую руку в кулак. То, что он мой брат, не имеет сейчас никакого значения. Как он может осуждать меня? Саня ведь знает обо мне все. Знает, как я всегда относилась к Диме. Он должен был понять на сколько все это важно. Да. Поначалу он мог побеситься и понервничать, даже покричать, но набрасываться с кулаками на друга…
Саша заводит Настю себе за спину, смело встречая меня. Хочет показать, что не боится. Его любимая фишка. Бесстрашный Мор. Конечно, я не испугаю его своими хиленькими ручками. Но у меня есть преимущество. Я знаю, что ударит сильнее любых кулаков. Правда, которую он почему-то не видит.
– Поверить не могу, что ты поступаешь так со мной, – замираю напротив брата, запрокинув голову и глядя прямо в глаза. – Что ты поступаешь так с ним. Давно ты стал таким праведником, Сань? – понижаю голос. – Да как ты можешь, после всего?..
Призрение плещется во мне, выходя за края. Я люблю брата. Очень люблю. И я всегда была на его стороне. Ума не приложу, почему он даже не подумал сделать тоже самое. Выслушать Диму, выслушать меня. Поддержать нас. Если нужно помочь. Повести себя как любящий друг и брат.
– Потому что я хочу уберечь тебя. Поверь мне, Ксю… Зима не подходит тебе.
Становится больно за Диму. Представляю, какого ему слышать такое от лучшего друга. Оборачиваюсь и вижу, как Зимин с бледной маской вместо лица уставился в темный асфальт. Да. Он не идеальный, но мне плевать на это. Со всем можно справиться, если быть заодно, если есть желание. И у нас оно есть.
Я сама решу, кто мне подходит, а кто нет. Вместо того, чтобы разобраться во всем, Саша снова придумал какой-то только ему известный правильный путь. Только проблема в том, что я не обязана его слушать и слушаться.
– Ой не тебе говорить такое, Саш. Ой, не тебе… – стреляю взглядом в Настю и вновь возвращаюсь глазами к брату.
Напряженные скулы и дернувшийся кадык над воротником рубашки подсказывают, что он прекрасно понял, о чем я. Он сам не подходил такой замечательной девушке, как Настя. Зуб даю, она не раз слышала «он тебе не подходит». И все же. Вот они голубки. Собираются жениться на следующей неделе.
Так в чем прикол? Саша должен все понимать, как никто другой. И все-таки он так яростно хочет оттолкнуть меня от Димы. Я не понимаю этого. Не хочу понимать.
– Ситуации разные, Ксю. Ты просто не…
– Он твой друг! – кричу, желая как можно скорее заткнуть брата. – Он прошел с тобой через все дерьмо и помог выбраться, а ты просто отворачиваешься от него?
– Нет. Просто не хочу, чтобы туда лезла ты, – вздыхает, переходя на усталый отеческий тон. – Ты не любишь его, Ксю. В тебе играют гормоны и воспоминания о первой любви. Он… – смотрит поверх моего плеча, скорее всего на Диму. – Он не сможет сделать тебя счастливой. Он никогда тебя не полюбит.
Замахиваюсь со всей силы, но рука останавливается прямо рядом с щекой брата, все еще сжатая в кулак. Он ошибается. Ошибается! Тяжело дышу, сдерживая слезы. Плачут только слабаки и дети. Я не буду. По крайней мере не сейчас и не при нем.
Опускаю руку и смотрю на Настю, глаза которой блестят от непролитых слез. Она меня понимает. Я это вижу. Чувствую.
– Мы уходим. Прости, Насть, – обращаюсь к Мореевой, и она коротко кивает в ответ.
– Я запрещаю! – грозно заявляет Саша.
– Мне плевать, – бросаю через плечо, уверенно шагая к застывшему Зимину.
– Ксю! Ты ничего о нем не знаешь, – продолжает брат. – Он ненормальный. Он на таблетках. Он…
Истерика подбивает рассмеяться прямо в лицо Сане. Серьезно? Он говорит что-то о нормальности? Он?! Тот, который который напивался до потери пульса целый год, терпел побои и издевательства Макса, считая, что это поможет искупить вину, и практически жил на той гребаной крыше.
– Сам-то ты давно стал нормальным? Напомнить тебе, что ты творил с собой и своей жизнью из-за чувства вины? – беру Диму за руку, наслаждаясь ее теплом, и оборачиваюсь к брату. – Хоть кто-то из нас от тебя отвернулся? Осуждал? Мы все пытались помочь, а Настя… – замолкаю, потому что у меня нет больше сил талдычить очевидное.
Саша опускает взгляд, принимая временное поражение. Пусть подумает над этим. Вообще иногда полезно думать, прежде чем делать.
– Ты как? – спрашиваю Диму, осторожно касаясь его лица свободной рукой.
– Ты уверена в том, что делаешь сейчас? – тихо отзывается он.
Дима растерян, сломлен. Невыносимо видеть его таким. Кровь сочится из нижней губы, и мне становится противно от осознания, что мой брат повел себя, как чудовище. Неуравновешенное и злобное. А еще Зимина ненормальным называет. По-моему, сейчас псих среди нас только один. И это не Дима…
– На все сто, – легонько сжимаю его ладонь, и мы уходим, не оглядываясь.
Через пару кварталов напряженного молчания, перестаю чувствовать свои ноги. Каблуки, которые сегодня на мне вообще из разряда «в них можно красиво сидеть». Тяну Диму к лавочке, он безмолвно и совершенно не сопротивляясь следует за мной. Словно из него душу вынули.
Снова начинаю злиться на брата, но теперь еще и добавляется капля раздражения и в сторону Зимина. Зачем он решил все рассказать сегодня? Мы ведь говорили об этом и решили, что я сама поговорю с Саней. После свадьбы.
Сажусь на скамейку и вызываю в такси, напугав своим нервным голосом оператора. Дима медленно опускается рядом со мной. Все такой же безжизненный и пустой. Вздыхаю и достаю из рюкзачка пачку влажных салфеток. Нужно хотя бы вытереть его губу и кровавый подбородок, а то нас никуда не повезут. Душевные раны будем лечить дома.
Сбрасываю туфли и, подобрав под себя ноги, подвигаюсь к Диме. Каменный. Застыл, как статуя, но как только я касаюсь его плеча, он вздрагивает, словно от удара шокером.
– Дим, – второй рукой аккуратно беру его за подбородок и поворачиваю к себе.
Его взгляд, точно валуном по голове. Там все. Вина. Боль. Страх. Отчаяние. И самое страшное… Обреченность. Не могу допустить этого. Все, что сказал мой брат чушь.
– Ксю, Мор прав. Я…
Удерживаю его лицо в ладонях и приникаю губами к губам, наплевав то, что они в крови. Я заберу часть его переживаний себе. Я готова все что угодно разделить с ним, и не дам никому, даже моему брату, влезть в наш мир со своими правилами.
Осторожно целую Диму, забираясь к нему на колени. И мне все равно, если нас кто-то увидит. Я бы в душу ему влезла, если могла. Спряталась бы там целиком и жила в нем. Вот что я чувствую. И как Саша может думать, что это не любовь? Откуда может это знать?
Наконец мой парень оживает. Осторожно гладит мою спину одной рукой, а второй зарывается в волосы. Он сам переводит наш поцелуй в более страстный. Дразнит меня языком. Хочет испить до дна.
Во рту чувствую привкус крови, и только это заставляет отстраниться. Достаю еще одну салфетку, потому что первая улетела уже неизвестно куда, подхваченная ветром.
Так и сижу верхом на Диме, осторожно стирая кровавые следы с его лица. Желтый свет фонаря сейчас мой союзник и помощник, а Ростов-на-Дону впервые за все время моего пребывания здесь благосклонен, потому что вокруг ни души, не считая проезжающих в стороне машин.