А тут уже и берег, Нева не Нил, меньше будет. Нас выгрузилось восемь человек, взяли в прикрытие одного снайпера-профессионала. Пограничники все хорошо стреляли, но этот даже на их фоне выделялся. В это время совсем светло стало, и в дымке утреннего тумана, мы тихими призраками втянулись в недавно наш Город-Ключ, Шлиссельбург. Потеряли ключик, педерасты гнойные нам здесь укрепиться не дали. Вот и крадемся, даже самому противно.
— Всем стоять, — говорю. — В укрытие.
Выхожу на перекресток.
— Эй, отзовись, кто живой! Это я, Синицын!
— Докажи!
Со второго этажа справа. Я личность легендарная.
— Мне без Дарьи одиноко, в баню сходить не с кем, где она? — спрашиваю.
— Точно, Синицын. Она с разведчиками особой группы пошли орудия захватывать. Говорили, что немцы в парке батарею поставили.
Перестали мы прятаться, идем, всех по пути собираем. Астахова с десятком раненых и нашими девушками к ремонтному эллингу направили, мы тоже туда выходить будем. Нас уже человек семьдесят собралось, снайпер изредка стреляет, а так пока тихо. И в это время вдали мотор завыл. Нет у немцев здесь танков. Последние машины блокируют Невский пятачок, прикрывают саперов, те плацдарм минными полями ограждают, чтобы части фронта его расширить не могли.
Следовательно? Правильно, тягач типа «Комсомолец», советские пушки — самые лучшие пушки в мире, вес в тоннах измеряется, тут лошадки не помогут. Поэтому к трофейной пушке должен прилагаться такой же трофейный тягач. Нам туда. Двумя цепями мы двинулись к старому парку. Не Петергоф, но тоже ничего. А потом мы увидели тела на уже наполовину облетевших деревьях, и война неожиданно стала очень личным делом. Снайпера открыли беглый огонь, выбивая часовых и пулеметчиков, а мы перешли на бег. Первому артиллеристу я просто выстрелил из «Маузера» в живот, второй успел схватить карабин с примкнутым штыком, меня что-то страх обуял, что попадет он, и умрет герой обороны Ленинграда капитан Синицын, не успев сказать красивой фразы, а ведь она есть у меня, клянусь. Всю обойму сжег, стреляя на ходу, попасть не попал, но напугал его здорово. Кто-то из наших подскочил, и сбил его с ног ударом приклада в спину. Ну и ладно. Все это говно — рыцарство и благородство, заканчиваются с первым же выстрелом. Здесь не до них. Человек тридцать пленных согнали в кучку, посадили на корточки.
Парни тела наших разведчиков с деревьев сняли. Просто перерезали веревки, и те упали на землю. Мертвым не больно…
Непонятно мне было, как разведка исхитрилась так глупо влипнуть. И ведь ни у кого не спросишь. Посмотрел на трупы — никого живьем не взяли, уже мертвых вешали, для декорации. Ладно. Глянул на пленных.
— Это есть не мы, это есть команда СД, — сразу заговорил один из артиллеристов. — Тело девушки они забрали с собой, к ним приедет для изучения специалист из отдела расового департамента….
Да, у нас комиссары, партийные чиновники, советская власть, НКВД, суды и трибуналы, а у них еще и департамент по чистоте арийской расы. Тоже синекура. Как и мой трибунал. Кстати, где мне должны продуктовые карточки выдавать? Вот на таких незаметных мелочах люди и прокалываются. Надо будет со старичками в штабе поговорить, может быть и подскажут невзначай.
— Где они? — спрашиваю.
Получаю точный ответ, команда СД в составе взвода заняла отдельно стоящий двухэтажный особняк недалеко от рынка.
— Снайпера, занимайте позиции у базы спецкоманды. А ты помогай гаубицу привести в походное положение, и прицепить к тягачу. Повоюем, братья-смертники?
Не стали со мной спорить люди.
Вытащили мы орудие на прямую наводку. Открываю замок, смотрю прямо в ствол и кручу ручки наведения. У гаубицы траектория навесная, не настильная, только на дистанции шестьсот метров все эти тонкости никакого значения не имеют. Навел по центру первого этажа, Олег мне снаряд с зарядом установил, я ему наушники подал, сам тоже нацепил, выстрел. Сбило меня с ног толчком от отдачи, поэтому попадания не увидел. Только результат. Домика не стало, одна боковая левая стена осталась. Прощай, Дашенька.
А снайпера опять на беглый огонь перешли. Немцы поняли, что против гаубичных снарядов у них нет шансов, и начали отходить за площадь. Ее нам под пулеметным огнем не перейти. Пленных немцев без излишних жестокостей из трех пулеметов расстреляли. Половина из них умерла, даже не поняв, что их убивают. А куда нам их? У нас лишних людей даже на охрану нет.
— Пройдитесь по городу, оглядитесь. Морячки, снайпера, занимайте позиции, остальные — на охоту. Вперед, спецназ.
И сажусь дух перевести.
— Капкан, найди катер или лодку с мотором, и давай в цитадель. Пусть баржу тянут, надо гаубицы забирать, снаряды и другие трофеи. Бате и Снегиреву все доложи, пусть они решение принимают, я что-то неадекватен. Езжай, — говорю. — Езжай, тут без тебя нянек много, вытрут мне сопли, да и нет их у меня.
Накапал он мне из фляжки грамм сто двадцать коньяка, сижу, прихлебываю мелкими глоточками, словно чай. Кивнул Олег довольно и пошел в порт — лодку искать. Почти сразу Астахов с нашими девицами явился, они по дороге еще пятерых бойцов собрали. Ира сразу стала ко мне приставать.
— Будем в следующий раз тебе документы делать — запишем тебя Марией из Магдалы, — говорю. — Успокойся, это неважно, переспим мы или нет, тебя будем спасать от всего и всех всеми силами и возможностями.
— А все-таки давай при удобном случае, все-таки переспим. Так надежней будет. Ты даже не представляешь, на что способна взрослая женщина….
Вздыхает томно. Ну-ну, не видела ты, Ирочка, сетевых порносайтов….
Моторы гудят ровно, один буксир налегке причаливает, второй баржу тянет. Полковник, два подполковника и три майора на мою голову свалились. Я, правда, одного Снегирева здесь серьезно воспринимаю, остальные у меня идут наравне с бродячими собаками, только они об этом пока не знают.
— Решай, — предлагаю, — Батя, что делает народ джунглей — уходит на север, или принимает бой. Это будет славная охота, но для многих она станет последней.
— А ты, значит, неадекватен, — смотрит на меня полковник.
— Век свободы не видать, — вспоминаю я нашу старую, еще времен боев под Лугой шутку. — Устал что-то, боюсь ошибиться.
— А я ранен, — сообщает полковник.
Киваю молча на майора НКВД Снегирева. Есть у нас крайний, и званием вышел и здоровьем.
Снегирев, кстати, не дурак и не трус. Это уже много значит на войне. Дернул он себя за ухо, типа, включил форсаж.
— А анализ ты сделать можешь? — спрашивает.
— И даже прогноз на неделю, точность процентов девяносто, — говорю скромно. — Значит, так. Если немцы отсюда танки уводят, значит под Вязьмой у нас очередная катастрофа. Здесь у них у них резервов нет. На Дубровке двадцатую дивизию отдельный батальон НКВД потреплет изрядно, не хуже нас под Лугой. Жду тогда я десантников с Крита, самые мобильные немецкие части, их быстрее всего сюда перебросить. И начнет старичок фельдмаршал наличными силами город в реальную блокаду брать. Для этого у него есть два варианта Ладогу захватить. Либо Волховстрой захватить, или еще восточнее ударить — на Тихвин. Или Вологду взять, как давеча Новгород. Вот тогда немцы с финнами создадут реальное кольцо блокады, потому что Ладога просто превратится в большую лужу. И все наши реки крови уйдут в песок. Они и сейчас туда текут, не возит никто по озеру грузы, одни мы своими пятью буксирами баржи таскаем. Ненавижу! Какого хрена мы тут делаем? Батя, дай команду, мы Смольный и штаб фронта за час перестреляем, по Неве в глухую оборону встанем. Если в атаки не ходить, здесь и людей почти не надо, десяток дивизий оставить, а остальных вывезти — и войска, и население. Время еще есть — весь октябрь. А?! Товарищ полковник?
— У всех семьи! Друзья-товарищи! Это у тебя все здесь! — еле слышно кричит комдив. — Храбрый он, умный! Стратег. Бери командование на себя и делай, что хочешь.
— Я бы всех в Швецию повел, да никто со мной не пойдет. Только Ирку могу у Михеева увести, так она и здесь не пропадет. Подцепит секретаря ЦК, и будем мы ей в день рождения открытки писать, чтобы не забывала. А она забудет. И точно — не ответит.
— Не отвечу, — соглашается младший лейтенант НКВД. — Я к тебе всегда сама приходить буду, — и жжет страстным взглядом, даже перед Михеевым неудобно.
— Ладно, продолжаем. Сам Шлиссельбург ни тактического, ни стратегического значения уже не имеет. Под Синявино немцы уже так закрепились, что их оборону прорвать невозможно. Как на Марне, Ипре и куче других мест. За четыре года первой мировой войны прорыв был осуществлен всего один раз. И то на австрийском фронте. Но это не наше дело — от стратегического вмешательства мы только что отказались.
— Не будем, значит, Смольный брать? — Меркулов уточнил.
— Если только вдвоем, — говорю. — Давай пока отложим, девушкам без нас грустно будет. Следовательно — незачем людей здесь класть. Вывозим трофеи из захваченной части города, и уходим в цитадель. Сутки у нас есть, если за это время нам дадут подкрепления, хотя бы два полка — тогда мы город удержим. Но нам не дадут — Гоша Жуков город грабит перед отъездом. У него сейчас двадцать семь дивизий против семи дивизий Лееба, а реальных успехов-то нет. Окружение не прорвано. У немцев танков нет, у Жукова танковый завод каждый день четыре тяжелых танка делает, и это тоже генералу не помогает. Это же величайшая загадка истории — как эта бездарность стала считаться стратегом! Кто к нему поедет — пропадет не за грош. Если только самим подкрепления найти, но это без меня — как говорил уже, устал сильно. Все. Высказался.
Коньяк одним глотком допиваю и встаю.
— Мы тут квартиру нашли, пошли — посмотришь, — девушка Леночка меня под руку берет.
— Какая квартира? Та, где деньги лежат? Прямо на блюдечке с голубой каемочкой? — ох и развезло же меня.
— Да, да, — шепот нежный.
Это же заговор. Две на одного! Ирка молодую девушку явно решила обмануть. Только она просчиталась, нет молодца сильнее винца, а уж полстакана коньяка натощак после боя и стрельбы из гаубицы любого свалят. Меня стали раздевать нежные женские руки.