Предлог был очень удобный — вернуть сумочку. И все же Сергей волновался, когда набирал номер. Подошел мужчина, не сразу расслышал ее фамилию, Сергей повторил, мужчина обещал поискать, и с минуту в трубке жужжали какие-то далекие голоса, а потом, после громкого шороха, раздалось «але». Ее «але» он узнал, хотя разговаривал с ней по телефону впервые.
— Тамара, здравствуйте, это Сергей.
— Здравствуйте. — Она неуверенно замолчала.
— Помните, я вам на той неделе образцы привозил?
— Ах, Сережа, конечно…
— Тамара… — Сердце заколотилось сильней, будто он не о сумке собирался говорить, а об одолжении просить, от которого вся жизнь зависит. — Тамара, — он перевел дыхание, — я в вашем районе сейчас. Хотел вам сумку забросить.
— Да что вы, не беспокойтесь. Из-за такой ерунды ездить…
— Я совсем рядом. — Он испугался, что так хорошо продуманный план сорвется и он не увидит ее.
— Ну, смотрите…
— Я буду через пятнадцать минут. Закажите пропуск, ладно?
Он все обдумал заранее. Зайти к ней за час до конца рабочего дня, вроде из вежливости задать пару вопросов, задержаться. Потом, взглянув на часы, вдруг вспомнить: ведь у него билеты в кино! Французский фильм. Комедия. Какая забывчивость! Отец утром эти билеты ему в карман положил, у отца совещание внезапное, вот он Сергею и подбросил, раз самому не выбраться. И надо же, совершенно вылетело из головы. Так что, если Тамаре интересно, они могут пойти…
Он хотел, чтоб все выглядело случайным: случайно оказался рядом, случайно вспомнил про фильм… Вроде бы ответ его не очень-то и волнует. Согласится — хорошо, посмотрят фильм. Откажется — что ж, нет так нет.
Он неделю к этой встрече с ней готовился.
И ему казалось, она должна согласиться. Все-таки сумочку она ему не просто так дала. Был, был умысел. Хотела, чтоб он ее привез назад. Хотела еще раз его увидеть.
Или не хотела? Или это он сам себе внушил и ничего не значащему поступку тайный смысл приписал?
Они познакомились неделю назад. А ему представлялось, бог знает сколько времени прошло, — он постоянно о Тамаре думал. Раньше он свои поступки примерял к Милочке. Приятель приглашал его на день рождения, и Сергей представлял, как приходит к нему с Милочкой. Теперь рядом с собой он видел Тамару. И снова маялся: какие у него для подобных фантазий основания?
Доцент Ивлев, руководитель курсовой, попросил Сергея съездить в лабораторию, отвезти образцы на спектральный анализ. Ивлев для диссертации материал подбирал. Сергею жуть как неохота было выполнять это поручение. Но куда денешься?
В лаборатории он разыскал лаборантку Тамару. Ивлев его к ней и направлял. Ничего, симпатичная. Такие лица, как у нее, холодноватые, неподвижные, Сергею нравились. Она встретила его приветливо. Слишком приветливо. Сергея это смутило. Ладно, если бы сам Ивлев приехал, он завкафедрой, ему все стараются улыбнуться. А Сергей — студент, второкурсник…
О чем-то он с Тамарой тогда говорил, о каких-то пустяках. Пока шел опыт, они сидели вдвоем в комнатке, заставленной приборами, с огромной таблицей Менделеева на стене, и Сергей все подмечал: и то, как Тамара улыбается, чуть неестественно, как актеры на фотографиях в киосках, и как пальцы (безымянный с тоненьким обручальным кольцом) картинно переплетает, и как серым глазам мягкость придает, когда их взгляды встречаются. Вся немного ненастоящая, манекенная.
Она, видно, привыкла нравиться. (Недаром же сухарь Ивлев и тот красивой ее назвал.) Ей нравилось нравиться. Но и Сергей, обычно несмелый с незнакомыми людьми, здесь на удивление свободно, раскованно себя держал, улыбался, причем как-то вкрадчиво, со скрытым значением. Шутил. Смеялся баском. Получалось: говорят они не о том, о чем говорят, слова приобретали второй, дополнительный смысл.
Но когда пришла пора уезжать, ощутил острое и тягостное недовольство собой, почти стыд. И неясную тоску.
И тут она сама этот шаг сделала.
Выяснилось, рулончик готовых диаграмм для Ивлева ему не во что положить — портфеля он с собой не захватил, а нести в руках нельзя: шел снег — испортишь. И Тамара предложила ему легкую полиэтиленовую сумочку.
С этой сумочкой он теперь к ней и ехал.
Он думал, они снова будут в комнате одни, но возле термографа суетился чернявый невысокий парень. Из-под белого халата выглядывали клетчатые расклешенные брюки.
Сергей нерешительно остановился в дверях. Он не был готов к разговору при постороннем.
Тамара что-то писала за столом, заметила Сергея, положила ручку. Он сделал шаг вперед.
— Мераб, отвлекись, — позвала Тамара. — Познакомься с будущим химиком.
Они кивнули друг другу. Сергею показалось, Мераб сдерживал улыбку, но разглядеть он не успел — слишком быстро тот отвернулся.
— Спасибо большое, — сказал Сергей и протянул сумочку Тамаре.
Тут Мераб, ни слова не сказав, вышел. Упускать момент нельзя было. Торопясь, скороговоркой Сергей выпалил заготовленный текст. Да, в кино. Вечером.
Тамара смотрела растерянно:
— Спасибо, но я сегодня опыт ставлю.
— А, — закивал Сергей. — Жаль. Ну, нет так нет.
Он совершенно смешался, наверняка покраснел, мямлил что-то, задерганно оглядывался на дверь.
— А что за опыт? — наконец выкарабкался.
— Да так…
— Расскажите.
— Не надо меня на «вы» называть, ладно? А то я сразу такой старушкой себя чувствую.
— Расскажи, — поправился Сергей.
— Пойдем в коридор, покурим.
Они сели на старые, с истертой обивкой стулья, которые рядком тянулись вдоль стены. Тамара достала сигареты.
— Я не хочу, спасибо, — сказал Сергей. Излишне поспешно сказал и снова, наверно, покраснел, поняв: она догадалась, что он не курит.
Она рассказывала, он ее не слушал, а все мучился собственной неловкостью.
— Ну вот, я же говорила, что скучно. Ты совсем о другом думаешь.
Он очнулся.
— Нет, нет, что ты…
— Я же вижу. — Она встала, потушила сигарету о пустую спичечную коробку, в которую стряхивала пепел. — Ладно, ты, наверно, пойдешь?
— Мне здесь очень интересно, — сказал он.
Уже и Мераб ушел и в соседних лабораториях погасили свет, а они все сидели, ждали. Опыт ужасно долго тянулся.
— Ты иди, а то поздно, — качала головой она.
— Надо к будущей работе привыкать, — отвечал он.
Она доверила ему следить за прибором, пока в магазин выбегала. Собственно, ничего сложного в этом наблюдении: если загорится красная лампочка, повернуть рычажок, выключить, если продолжает гореть зеленая, ничего не трогать, все в порядке.
Вернулась с мороза раскрасневшаяся, веселая.
— Ну, ты у меня теперь заправский ассистент.
Ему такой нелепой теперь казалась эта фантазия с сумочкой. Чего он себе навоображал? Какие-то тайные, замаскированные намеки, тонкую игру. А она обыкновенная девчонка. Именно девчонка, хоть и старше его. О работе, о доме думает.
Когда они вышли, прохожих на улице не было. Поскрипывал снег под ногами. В морозном мареве вокруг фонаря мерцал шар света, похожий на пушистую головку одуванчика.
— Ну, привет, — сказала она. — Спасибо за моральную поддержку.
— А может, я тебя провожу? — снова задохнувшись, предложил он.
Она неуверенно пожала плечами.
— Далеко ты живешь? — спросил он.
— Нет, пешком минут двадцать.
Так удачно все складывалось.
Домой он вернулся поздно, родители уже спали. В кухне, на столе, покрытом старой, в зеленую клеточку клеенкой, стояло блюдце с двумя бутербродами и стакан компота. Мама позаботилась. А рядом лежала записка: «Звонила Мила». Сергей вспомнил: он обещал обязательно ей позвонить.
Они ехали к ее подруге.
И так это было странно, поразительно: они вдвоем куда-то ехали.
Утром Сергей позвонил Тамаре из института, побежал после первой же лекции.
Она очень неприветливо говорила:
— Перезвони позже. Меня начальник вызывает.
Она, наверно, думала, так это просто — перезвонить. А у автомата в перерывах между лекциями всегда длиннющий хвост студентов. Все же в следующий перерыв Сергей снова попробовал.
Но опять она нетерпеливо, отрывисто отвечала.
— Мне надо с тобой увидеться, — сказал он. Сказал твердо, потому что придумал: ему необходимо проконсультироваться по курсовой. Небогатое воображение — сумочка, курсовая, но правдоподобно.
— Когда? — спросила она.
— Может, сегодня? Я бы к тебе заглянул.
— Нет. Я занята.
Он обиделся. Будто и в самом деле нуждался в помощи, а она отказала.
— Ну, тогда привет, — сказал он.
На лекцию не пошел. Сидел в буфете и переживал в неподходящей обстановке, под звон посуды и мелочи.
Лекция кончилась, народу в буфете прибавилось. Заглянула встревоженная Милочка. Она была близорукой, но очки не носила, стеснялась. Стояла у двери и щурилась. Он сидел тихо, надеялся, не заметит. Нет, подошла.
— Ты куда пропал?
На лекциях он по-прежнему с ней сидел, улыбался, когда она шутила, но внутренне стал отчужденно холоден. Эта перемена в себе его неприятно томила, он старался, чтоб внешне она никак не проявилась. Постоянный самоконтроль, однако, еще сильнее злил.
— А на следующую лекцию пойдешь? — спросила Милочка.
До разговора с Тамарой он собирался идти, но вдруг понял: сейчас ему себя не заставить. Слушать лектора, да еще сбоку Милочкину болтовню — нет, невмоготу.
— Ведь лекция нужная. — Милочка наклонила голову, по-птичьи его разглядывая. — Какой ты у нас упрямый! Ты у нас по гороскопу бык. Кстати, мне подружка принесла французский журнал с гороскопом. Так интересно!
Она его будто с ложечки горьким лекарством поила. Уговаривала, выздоровления желала. Он казался себе таким тяжелым, мрачным, как каменная глыба, а Милочка, как синичка, легкая, маленькая, прыгает, крошки собирает…
Заглянул в аудиторию, забрал портфель.
На улице было слякотно, будто уже весна пришла.
Я ей просто надоел, думал он. Она была так терпелива из вежливости. Из благодарности, что я тогда с ней в лаборатории допоздна просидел. Но ведь нельзя так бессовестно ее терпением злоупотреблять. Конечно, ей надоело. У нее своя жизнь, свои дела, а я… Ну что ж, больше не буду. Вообще не буду. Надо только позвонить, извиниться за назойливость.