В сумерках, ходя по зале, долго и тихо о чем-то говорили Шура и Алексей, а Костя прислушивался к их шагам, сидя в кабинете с книгой в руках, не перелистывая страницы, не разбирая в темноте строк, но не властный встать, сделать хоть малейшее движение.
Сейчас же после обеда все разошлись. Шура ушла в свою комнату. Мария Петровна в спальню. Андрей Павлович писал и щелкал на счетах в кабинете. Костя сел со своей книгой к столу в гостиной, за которым мисс Нелли вязала. Алексей долго ходил по темному, освещенному камином залу, насвистывая из Фра-Диаволо. Потом он постоял, прислонившись к косяку в дверях гостиной, кинул несколько шутливых слов мисс Нелли и пошел по коридору.
Костя слышал, как он постучал в дверь Шуры: «Можно?»
Только стучали спицы мисс Нелли, тикали часы и где-то хлопала оторванная ставня.
Наконец вышла заспанная Мария Петровна.
– Куда же все разбежались? – спросила она. – Пойдем, Костик, искать пропавших.
Костя пошел за ней. Сильно билось сердце, и ноги дрожали.
– Шура! – закричала Мария Петровна. – Шура, куда ты забилась? – и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
Мария Петровна ничего не заметила. В комнате была полутемнота от густого розового колпака на лампе. Но зоркий и ревнивый взор Кости заметил и то, что слишком преувеличенно далеко, на разных концах дивана сидели Шура и Алексей, и то, что слишком быстро вскочила Шурочка и бросилась матери на шею, слишком весело заговорил Алексей.
– А мы здесь план обсуждаем, как рядиться.
– Ну что ж, вот и отлично, – сказала Мария Петровна. – Ты, Шурочка, Нимфой.
– А я козой, – запищал Алексей.
– Что это у тебя, какая-то перестановка, – спросила Мария Петровна, оглядывая комнату.
Костя заметил, как вдруг покраснела Шурочка и сбивчиво отвечала:
– Так удобнее. Я уж давно, как приехала, переставила туалет от той двери, а то мне тут темно.
– Ну, а теперь дуть будет. Изволь на место поставить. Терпеть этого не могу.
– Хорошо, я завтра скажу Василию, – заминаясь, промолвила Шура.
К вечеру у Шурочки разболелась голова, и она не вышла ужинать. Ужин прошел быстро. Все казались уставшими. Алексей ушел к себе первым. Костя медлил, будто чего-то ужасного страшась. Зевая, ушел спать Андрей Павлович. Мария Петровна, забрав газеты, удалилась за ним. Неутомимая мисс Нелли еще щелкала своими спицами, но через полчаса тоже сложила работу и, пожелав спокойных и радостных снов, ушла, туша лампы. Костя волей-неволей должен был уйти. У Алексея было темно и тихо. Костя разделся, потушил огонь и лег, но, не закрывая глаз, слушал.
Так в темноте он пролежал час или даже два. Все было тихо, только полы трещали в зале да мыши изредка скреблись и пищали. Вдруг тихий, но явственный шорох услышал он в комнате Алексея. Костя приподнялся, ужас охватил его. Еще сам не зная, что он сделает сейчас, Костя вскочил с постели и подбежал к двери.
– Алексей, ты спишь? – хрипло зашептал он.
Никто не ответил, но какое-то движение уловило чуткое ухо Кости. Тогда, не помня, не понимая того, что он делает, Костя постучал в дверь и громко, раздельно сказал:
– Алексей, у меня письмо, которое пришло сегодня. Возьми его.
Дверь распахнулась.
Алексей со свечой в руках стоял на пороге. Он был одет, только без сапог.
– Где? – беззвучно спросил Алексей. – Где письмо?
Костя дрожащими руками вытащил из-под подушки розовый мятый конверт и, сев на кровать, тупо смотрел, как, облокотясь на стол, долго читал Алексей тоненький листик, исписанный неровными крупными строчками.
Заглушенная музыка и гул общей залы едва долетали до увешанного мягкими коврами дорогого кабинета у «Медведя». Лакеи убирали уже тарелки, оставив лишь вино и фрукты. Алексей в расстегнутом мундире сидел на полу у кресла, на котором сидела дама. Та опустила руку в кольцах и тихо гладила волосы Алексея, повторяя:
– Нет, я не могу без тебя. Теперь я это ясно поняла.
– А все-таки ты меня здорово напугала твоим письмом. Я принял его за полный отказ. Знаешь, до чего. Нанял извозчика с вокзала домой, потом думаю, чем черт не шутит, и велел ехать к тебе. Я поступил безумно, да?
– Милый, как я люблю тебя, милый! – повторяла дама.
– Это еще, знаешь, счастье, что револьвер мой куда-то затерялся. Не знаю, не Костя ли его благоразумно припрятал, а то в первую минуту я готов был бы…
Дама нагнулась и поцелуем прервала его слова.
– Прости, прости; как я мучила тебя! – шептала она.
– Да еще хорошо, что я денег достал сегодня. Князь выиграл двадцать тысяч, а я на него и наскочил. Кстати, что за история с ним произошла?
– Ах, это ужасно смешно, но раньше расскажи, как ты провел эти дни? – Дама села тоже на ковер и, прижимаясь к Алексею, смеялась.
Они болтали, как дети, прерывая слова поцелуями; казалось, рассказам не будет конца.
– Там была любопытная девчонка, – рассказывал Алексей. – Понимаешь, так сама и лезет. Сидим мы у нее в комнате, а она и говорит: «Помогите мне туалет переставить». Я в первую минуту не понял даже, а ведь туалет нашу дверь загораживал.
– Ну и что же? – с любопытством спросила дама.
– Да Костя помешал. В самую решительную минуту с твоим письмом сунулся.
– Эх ты, прозевал!
– Придется тебе вознаградить мои убытки!
Дама смеялась, и Алексей уже обнимал ее, целуя губы, шею, глаза.
– Милая моя Ани, всю жизнь за тебя отдам, – шептал он.
В эту минуту в дверь постучали.
– Кто там? – досадливо закричал Алексей. – Убирайтесь к черту!
– По важному делу требуют, ваше благородие, – говорил в дверь лакей.
– Я сейчас, Ани, милая, вернусь к тебе, – сказал Алексей.
– Какой ты неудачливый. Всегда тебе письма приносят некстати, – насмешливо промолвила Ани и у зеркала стала закалывать шляпу.
– Ну, что такое? – сердито спросил Алексей лакея.
– Господин вас спрашивает, – отвечал тот.
– Дядя, какими судьбами! – воскликнул Алексей, узнав в старике, закутанном в огромную деревенскую шубу, Андрея Павловича.
Тот, растерянно поводя глазами, сказал тихо:
– Знаешь, у нас несчастье с Костей, – и сел на подоконник, подав Алексею клочок бумаги.
Алексей развернул и, подойдя к свету, прочел:
«Я виноват в смерти брата. Похороните нас вместе».
Декабрь, 1910 г.
С.-Петербург