– Ага, вижу я, она сызнова анбарный замок навесила, – отметил Вулли Валенок, обойдя дневник со всех сторон.
– Роб, думка мя гложет, что прав нету читать его, – сказал Билли Подбородище, когда Роб просунул руку в замочную скважину. – Он особовный.
– Она наша карга. Что для нее особовно, то особовно и для нас, – сухо ответил Роб, шаря рукой внутри замка. – К тому ж она сама желать могет, чтобы прочитали его. Кой ляд записывать, ежели не хочешь, чтоб читали. То пустая потрата грифеля!
– Мабудь она хотит сама читать его? – с сомнением спросил Билли.
– О, айе? С чего бы ей того хотеть? – насмешливо спросил Роб. – Ей и так ведомо, что там написано. И Дженни знать желает, что она думает про баронского паренька.
Послышался щелчок и замок открылся. Фиглы, как один человек, пристально следили за его действиями.
Роб перевернул шелестящие страницы и ухмыльнулся.
– Ага, вот она начертала здеся: «О боже, мои фиглы опять залезли сюда», – прочитал он. Это заявление было встречено аплодисментами.
– Ах, что за любезна дивчина, что так про нас начертала, – сказал Билли Подбородище. – Можно поглядать?
Он прочитал: «О боже мой, фиглы опять залезли сюда».
– Ага… – сказал он.
Билли пришел вместе с Дженни из клана Долгого Озера. Их клан лучше ладил с чтением и письмом, и он к тому же был гоннаглем, так что ему неплохо удавалось и то, и другое.
Фиглы Мелового Холма, с другой стороны, лучше ладили с пьянством, воровстом и драками, и Робу Всякограбу особенно удавались все три вида деятельности. Но он научился читать и писать, потому что Дженни попросила его об этом. Билли знал, что Роб проявлял больше оптимизма, чем точности. Кода же ему попадалось длинное предложение, он обычно читал первые несколько слов, а затем пытался отгадать оставшиеся.
– Читально ремесло – уразуметь, что слова молвить хотят, так? – спросил Роб.
– Айе, мабудь, – сказал Величий Ян. – Зришь ли ты там слува, что молвят, мил ли карге нашей тот мешок с дерьмом в камянистом замке?
– Какой у тя склад ро-ман-тичен, – сказал Роб. – А вот те ответ – сие мне неведомо. Потому, как шифруют они письмена свои. Вот дрянна штука для читая. И нормальны слува-то не прочитаешь, не то что заплутанные.
– Дурной погляд за нами будет, коли велика карга начнет парнями бошку забивать, – сказал Величий Ян.
– Айе, но парень ожаниться не захочет, – сказал Ангюс Слегка с Приветом.
– Могет захотеть, в один день, – сказал Билли Подбородище, любимым занятием котрого было наблюдать за людьми. – Большинство верзил жанятся.
– Жанятся? – с изумлением спросили фиглы.
– О, айе.
– Они хотят жаницца?
– Многие из них, айе, – ответил Билли.
– И с пити, красти и лупити покончить?
– Эй, эй, мне дозволено трошки пити, красти и лупити! – вставил Роб Всякограб.
– Айе, Роб, но мы не могем не замечать, что должон ты также делать Объяснятки, – заметил Вулли Валенок.
Толпа согласно закивала. Для фиглов Объяснятки были темным лесом. Очень сложным делом.
– А когда возвертаемся мы с пити, красти и лупити, Дженни дает те Поджимати губок, – продолжил Вулли Валенок.
Стон прошел по толпе фиглов.
– Ооооо, зберегите нас от Поджимати губок!
– И еще Складывати ручки, – продолжал Вулли, который уже сам себя запугал.
– Ооооо, вейли, вейли, вейли, Складывати ручки! – закричали фиглы, рвя на себе волосы.
– Не говоря о Постучати ножкой… – тут Вулли остановился, не желая даже думать о Постучати ножкой.
– Аааах, Оооох! Только не Постучати ножкой! – кое-кто из фиглов начал биться головой о деревья.
– Айе, аей, аей, НО! – с отчаянием сказал Роб. – Что вам не ведомо – потаенная часть супружества!
Фиглы переглянулись. Воцарилась тишина, прерванная шумом падения небольшого деревца.
– Мы ни о чем таком не слыхивали, Роб, – сказал Великучий Ян.
– То не диво. Кто ж вам поведает? Вы не оженатые. Не уразуметь вам по-етить-ской семь-и-трии всего дела. Станьте-ка округ, а я вам поведаю…
Роб огляделся по сторонам, чтобы проверить, не наблюдает ли за ним кто-нибудь еще, кроме пяти сотен фиглов, и продолжил:
– Вишь… Сперва мы пити, лупити и красти, лады. А когда вертаемся мы на курган, то пора настает для постучати ножкой…
– Ооооо!
– И сложити ручки…
– Ааааа!
– И, конечно, поджимати губки и – завязали стенати, доколь бошки вам не посшибаю!
Все фиглы немедленно затихли, кроме одного:
– О, вейли, вейли, вейли! Оооооох! Ааааа! Поджимати… губ…
Он замолчал и огляделся по сторонам в замешательстве.
– Вулли Валенок! – сказал Роб Всякограб с ледяным спокойствием.
– Айе, Роб?
– Я те сказывал о поре, когда треба слушать о чем я толкую?
– Айе, Роб?
– Ныне такая пора пришла.
Вулли Валенок повесил голову:
– Прощения просим, Роб.
– Айе! Так о чем я бишь… О, айе… у нас губки, ручки и ножки, так? А затем…
– Объяснятки! – сказал Вулли Валенок.
– Айе! – резко сказал Роб. – Кто-нить из вас, замарашек, сподобится на Объяснятки?
Он поглядел по сторонам.
Фиглы попятились.
– А кельда тем временем будет и Поджимати, и Складати, и Постучати, – продолжал Роб зловещим голосом. – И ее пригожи глазки те кажут: Сии Объяснятки можно было бы и получше укладати.
Фиглы рыдали и в ужасе жевали концы своих килтов.
– Нет, Роб, – бормотали они.
– Нет, айе! – торжествующе сказал Роб. – Не сподобитесь! А потому, что супружества не ведаете!
– Я слыхал, как Дженни сказывала, что у тя таки Объяснятки, аки ни один фигл в мире и пробувати не стал бы, – сказал Вулли Валенок восхищенно.
– Айе, то вполне можливо, – ответил Роб, раздуваясь от городости. – А у фиглов в обычаях необъятны Объяснятки!
– Сказывала она, что у тя Объяснятки таки долги и мудрены, что пока ты до конца доягнешь, она уж забудет, с чего ты начал, – продолжал Вулли Валенок.
– Да стал бы я похваляться, то прирожденный талант, – скромно сказал Роб, махнув рукой.
– Но верзилы-то с Объяснятками не в ладах, – сказал Величий Ян. – Уж больно они тугодумны.
– Тем не мене, они жанятся, – вставил Билли Подбородище.
– Айе, и зелен юнец в замке к карге дюже приязен, – сказал Величий Ян. – Его батя стареет да недужит и юнец тот вскорости станет владельцем замка и больших бумаженций, где начертано, что володеет он холмами.
– Джении страшится, что коли заполучит он бумаженции о володении холмами, – продолжал Билли Подбородище, – то сдуру решит, что холмы ему принадлежат. А уж нам ведомо, к чему сие ведет.
– Айе, – ответил Величий Ян. – К вспашке.
Это слово вселяло ужас. Старый Барон когда-то задумывал распахать ряд низин Мела, потому что пшеница поднялась в цене, а с овец денег не было, но Бабушка Болит была жива тогда и отговорила его.
Но все же часть пастбищ на Мелу была распахана. За пшеницу выручили большие деньги. Для фиглов это сошло за подтверждение того, что Роланд тоже примется за вспашку. Не был ли он воспитан парочкой надутых и противных интриганок – его тетушек?
– Не доверяю я ему, – сказал Ангюс Слегка с Приветом. – Книги читает и все такое. За землю душа у него не болит.
– Айе, – сказал Вулли Валенок. – Но коли оженится он на карге, о вспашке и не помянет, а то карга ему живо даст Пождимати ручек…
– То Складывати ручек! – рявкнул Роб.
Все фиглы в страхе заозирались по сторонам.
– Ооооо… только не Складывати ручки…
– Углохните! – возорвался Роб. – Что за стыдобища! Карга сама решит, за кого замуж пойти! Верно, гоннагль?
– Ммм? – сказал Билли Подбородище, глядя вверх. Он поймал снежинку.
– Я рек – карга замуж пойдет за того, за кого возжелает, так?
Билли уставился на снежинку.
– Билли? – спросил Роб.
– Что? – отозвался Билли, с таким видом, будто только очнулся. – О… да… Как мыслишь, не возжелает ли она за Зимового пойти?
– Зимового? – спросил Роб. – Он не может жанится ни на ком. Он как дух – что ему в том?
– Он танцевала с ним. Мы все то зрели, – ответил Билли, ловя другую снежинку и изучая ее.
– Да то всего лишь девичьи шалости! А к тому же, с чего бы карге о нем и вовсе помышлять?
– У меня есть догадка, – медленно произнес гоннагль, наблюдая за снежинками, кружащимися в воздухе, – что Зимовой изрядно о нашей карге помышляет…
Глава четвертаяСнежинки
Говорят, что не бывает двух одинаковых снежинок, но кто в последнее время это проверял?
Снег бесшумно валил в темноте. Он скапливался на крышах, легко касался ветвей деревьев и с тихим шорохом покрывал землю. От него остро пахло свежестью.
Матушка Ветровоск всегда проверяла снег. Она стояла в дверном проеме, освещенная пламенем свечи, и ловила снежинки на лопату.
Беленький котенок наблюдал за снежинками. Наблюдал и только – не гонялся за ними, не ловил лапкой, но смотрел очень пристально на то, как снежинка, кружась, опускалась на землю. Он еще немного смотрел на нее, пока не становилось ясным, что забава закончилась, тогда он поднимал голову и выбирал другую снежинку.
Его звали Ты. Так и звали, обращаясь к нему «Эй Ты! Ну-ка прекрати!» и «Ах Ты! Брысь отсюда!». Когда дело касалось имен, Матушка Ветровоск особо не вымудрялась.
Матушка посмотрела на снежинки и улыбнулась своею не-слишком-приятной улыбкой.
– Иди-ка Ты домой, – сказал она и закрыла дверь.
Мисс Тик сидела перед очагом и дрожала. Очаг был не слишком большим – только чтобы готовить еду. Но из маленького горшка, стоящего на углях, пахло беконом и гороховым пудингом, а рядом с ним стоял горшок побольше, откуда доносился аромат курицы. Курица не часто перепадала мисс Тик и потому ее согревала надежда.
Надо сказать, что мисс Тик и Матушка Ветровоск недолюбливали друг друга. Со старшими ведьмами такое часто бывает. Можно было понять, как они друг к другу относятся по тому, насколько исключительно вежливы они были.