– Ай! – Тиффани отдернула руки и сунула палец в рот.
– Ты не настроилась должным образом, – заметила Нянни Огг, стоя в дверном проеме.
– Трудно, знаете ли, сосредоточиться после такого дня, когда и не спала толком, да и Зимовой тебя ищет, – резко ответила Тиффани.
– Огню до этого дела нет, – пожала плечами Нянни. – А вот и молоко.
Тиффани согрелась и все стало казаться не таким мрачным. Ей стало интересно, сколько брэнди добавила в молоко Нянюшка. Она и себе налила стаканчик чего-то, что вполне могло быть брэнди с добавлением молока.
– Не правда ли, как хорошо и уютно, – помолчав, сказала Нянни.
– Вы собираетесь поговорить с мной о сексе? – спросила Тиффани.
– Разве кто-нибудь говорил, что такой разговор будет? – с невинным видом спросила Нянни.
– У меня такое предчувствие, – ответила Тиффани. – И я знаю откуда появляются дети, миссис Огг.
– Очень на это надеюсь.
– Я также знаю, как они туда попадают. Я живу на ферме и у меня полно старших сестер.
– И то верно, – сказала Нянни. – Ну, я вижу ты чертовски хорошо подготовлена к жизни. Мне и расссказать-то тебе почти нечего. Да и боги никогда не обращали на меня внимания, насколько я могу судить. Ты польщена?
– Нет! – Тиффани внимательно попосмотрела на улыбку Нянни. – Ну, немножко, – признала она.
– Боишься его?
– Да.
– Бедняжка все еще не разобрался, что к чему. Он так хорошо начал с ледяными розами и прочим, а затем ему захотелось показать тебе свои мускулы. Типично. Но ты не должна его бояться. Это он должен робеть перед тобой.
– Почему? Потому что я делаю вид, что я цветочная леди?
– Потому что ты девушка! Смотреть обидно, когда привлекательная девушка не может вертеть мальчишкой, как ей угодно. Он влюблен в тебя по уши. Ты одним словом можешь поставить его на место. Эх, когда я была девушкой, один парень собирался прыгнуть с ланкрского моста, потому что я отвергла его ухаживания!
– И он спрыгнул? Чем все кончилось?
– Я приняла его ухаживания. Он так красиво смотрелся там на мосту, что я подумала, какая привлекательная у него задница, если я хоть что-то в них понимаю. – Нянни села в кресло. – Или вот бедный старый Грибо. Он кому угодно даст сдачи. Но кошечка Эсме надавала ему по носу и он теперь даже в комнату не рискует войти, не проверив предварительно, что ее там нет. Тебе стоит посмотреть, как он выглядывает из-за двери. У него такая несчастная сморщенная физиономия. Разумеется, он мог бы растерзать ее одним махом, но не смеет, потому что она правильно поставила себя с ним.
– Не хотите ли вы сказать, что мне нужно расцарапать Зимовому лицо?
– Нет, нет, не надо так грубо. Дай ему маленькую надежду. Будь любезна, но непреклонна…
– Он хочет жениться на мне!
– Хорошо.
– Хорошо?
– Это значит, что он мирно настроен. Не говори нет, не говори да. Веди себя как королева. Ему придется научиться выказывать уважать к тебе. Что ты делаешь?
– Записываю, – ответила Тиффани, делая запись в дневнике.
– Тебе не нужно ничего записывать, дорогая, – сказала Нянни. – Все уже записано в твоем сердце. На той странице, что ты еще не успела прочитать. Кстати, я тут вспомнила, что пока тебя не было, пришли письма.
Нянни пошарила под диванными подушками и вытащила пару конвертов.
– Мой сынок Шон работает почтальоном, он знал о твоем переезде.
Тиффани чуть не вырвала письма из ее рук. Целых два письма!
– Он тебе нравится? Этот твой молодой человек из замка? – спросила Нянни.
– Это друг, с которым мы переписываемся, – надменно ответила Тифани.
– Вот так правильно, вот как раз такой взгляд и тон тебе нужны для Зимового! – восхитилась Нянни. – Кто он такой, что осмелился заговорить с тобой? Вот как надо!
– Я прочту их у себя в комнате, – сказала Тиффани.
Нянни кивнула.
– Одна из девушек приготовила нам отличное жаркое, – сказала она (просто примечательно, как Нянни никак не могла запомнить имена своих невесток). – Твоя доля в печи. Я пошла в кабачок. Завтра рано вставать!
Поднявшись к себе, Тиффани прочитала первое письмо.
На невооруженный взгляд казалось, что на Мелу ничего не происходило. Мел остерегался попадать в Историю. Он позволял происходить лишь незначительным событиям. Тиффани читала о них с большим удовольствием.
Второе письмо было почти таким же, как и первое – пока она не дошла до строчек о бале. Он был на балу! На балу в доме лорда Дайвера, живущего по соседству! Он танцевал с его дочерью, которую звали Йодин, потому что лорд Дайвер полагал, что это отличное имя для девочки! Они танцевали три раза! И ели мороженное! Йодин показывала ему свои акварели!!!
Как он мог написать такое?!!!
Глаза Тиффани скользили по обычным новостями о плохой погоде или ноге старого Агги, но она не понимала слов, потому что ее голова пылала.
Кто он такой, чтобы танцевать с другой девушкой?
Ты танцевала с Зимовым, напомнил Третий Помысел.
Хорошо, но что насчет акварелей?
Зимовой показывал тебе снежинки, ответил Третий Помысел.
Но я только старалась быть вежливой!
Может он тоже только старался быть вежливым.
Допустим, но я же знаю этих его тетушек, яростно думала Тиффани. Я им никогда не нравилась, потому что я всего лишь фермерская дочь! А лорд Дайвер очень богат и кроме дочери у него больше детей нет! Тетушки строят планы!
Как он мог взять и написать об этом. Как будто есть мороженное с другой девушкой совершенно нормально! Это так же плохо, как… как что-то отвратительное!
Как, например, разглядывать ее акварели…
Он всего лишь мальчик, которому ты иногда пишешь, сказал ее Третий Помысел.
Да, но…
Да, но… что? – упорствовал Третий Помысел. Он действовал Тиффани на нервы. Уж у твоих-то собственных мозгов должна быть совесть, чтобы встать твою сторону!
«Да, но…» и ничего больше, договорились? – раздраженно подумала она.
Ты ведешь себя неблагоразумно.
Да что ты говоришь? Я целый день была благоразумна! Я годами проявляла благоразумность! По-моему, я заслужила право необосновано позлиться хоть пять минут, как ты думаешь?
Внизу на кухне тебя ждет жаркое, ты сегодня только завтракала, – сказал Третий Помысел. – Съешь что-нибудь и тебе полегчает.
Как можно есть, когда там акварели разглядывают? Как он посмел глядеть на акварели!
Но Третий Помысел был прав, хотя лучше от этого не становилось. Если уж быть рассерженной и несчастной, то по крайней мере на полный желудок. Она спустилась в кухню и нашла жаркое в печи. От него вкусно пахло. Для нашей дорогой старенькой мамочки все самое лучшее.
Тиффани полезла в посудный ящик за ложкой. Ящик не открывался. Она погремела им, потянула и несколько раз чертыхнулась, но он не хотел выходить.
– О, да, продолжай в том же духе, – раздался голос позади нее. – Вот увидишь, это поможет. Нет, не надо быть разумной и просовывать руку, чтобы убрать застрявшую вещь. Ни в коем случае. Стучать и ругаться, вот как надо!
Тиффани повернулась.
Около кухонного стола стояла худая утомленная женщина, завернутая в что-то вроде простыни. Она курила сигарету. Тиффани никогда раньше не видела женщин, курящих сигареты, тем более сигареты, горящие сильным красным пламенем и разбрасывающие искры.
– Кто вы и что вы делаете в кухне миссис Огг? – резко спросила Тиффани.
Женщина удивилась.
– Ты можешь слышать меня? – сказала она. – И видеть?
– Да! – огрызнулась Тиффани. – И знаете ли, здесь место для приготовления пищи!
– По идее, ты не должна меня видеть!
– Тем не менее, я вас вижу!
– Подожди-ка, – сказала женщина и сдвинула брови. – Ты не просто человек, ты…? – Она странно сщурилась на мгновение и продолжила. – О, ты это она. Я права? Новое Лето!
– Не будем обо мне, вы-то кто такая? – спросила Тиффани. – И потом, кроме танца ничего больше не было!
– Анойя, Богиня Застрявших в Ящиках Вещей, – ответила женщина. – Рада познакомиться. – Она сделала еще одну затяжку и с кончика сигареты посыпались искры. Часть из них попала на пол, но не причинила никакого вреда.
– Есть богиня и для такого? – удивилась Тиффани.
– Я нахожу потерянные штопоры и то, что закатилось под мебель, – небрежно сказала Анойя. – И что упало за диванные подушки. Они еще хотят, чтобы я расстегивала застрявшие молнии, но я пока что думаю. Но в основном я проявляюсь повсюду, где стучат ящиками и взывают к богам. – Она пыхнула сигаретой. – Чай у тебя есть?
– Но я ни к кому не взывала!
– Взывала, – сказала Анойя, извергая искры. – Ты ругалась. Рано или поздно, каждое проклятие становится молитвой. – Она помахала рукой, свободной от сигареты, и что-то звякнуло в посудном ящике. – Все в порядке. Это яйцерезка. Она есть у каждого и никто не знает зачем она ему. Кто-нибудь когда-нибудь купил яйцерезку, зная зачем? Сомневаюсь.
Тиффани попытала ящик. Он легко выскочил.
– Как насчет чая? – спросила Анойя, усаживаясь за стол.
Тиффани поставила чайник на огонь.
– Вы слышали обо мне? – спросила она.
– О, да, – ответила Анойя. – Довольно много времени прошло с тех пор, как бог в последний раз влюблялся в смертную. Все хотят посмотреть, чем это закончится.
– Влюблялся?
– О, да.
– И значит боги наблюдают за мной?
– Ну конечно же, – ответила Анойя. – У начальства дел особых ведь нет! Но я должна еще и застежками заниматься, как же. А у меня в такую холодину пальцы не разгибаются!
Тиффани поглядела на потолок, затянутый дымом.
– И они все время смотрят на меня? – ошеломлено спросила она.
– Я слышала, что ты привлекла больше внимания, чем война в Клатче, а она была очень популярной, – ответила Анойя, вытягивая руки. – Посмотри как опухли от холода. А этим, конечно же, и дела нет.
– Даже когда я… моюсь? – спросила Тиффани.
Богиня неприятно рассмеялась.
– Да. И еще они видят в темноте. Лучше не думать об этом.