Когда Тиффани возвращалась в Тир Нанни Огг, голова у нее шла кругом. Она никогда не думала, что кто-то может ей завидовать. Ну допустим, она выучила пару фокусов, но их и любой мог сделать. Надо всего лишь отключить себя.
Она сидела на песке за Дверью, она взглянула в глаза псам со стальными клыками… нет, это не то, что ей хотелось бы помнить. И в довершении всего, Зимовой.
Все были уверены, что он не сможет найти ее без лошадки. Она слышала его голос у себя в голове и могла отвечать ему, но это была какая-то разновидность магии и к картам никакого отношения не имело.
Сейчас он затих. Быть может, делает айсберги.
Она приземлила метлу на открытом пригорке среди деревьев. Домов отсюда было не видать.
Тиффани слезла с метлы, но на всякий случай держала ее в руках.
На небе появились звезды. Зимовой любил ясные ночи. Они были холоднее.
И пришли слова. Это были ее слова, сказанные ее голосом, и она понимала их значение, но у них был какой-то отголосок.
– Зимовой! Я приказываю тебе!
Пока она удивилась возвышенному звучанию своих слов, раздался ответ.
Кто приказывает Зимних Дел Мастеру?
– Я, Госпожа Лето! – Ну, подумала она, меня можно назвать заместителем.
Почему же ты прячешься от меня?
– Я боюсь твоего льда. Меня страшит твой холод. Я спасаюсь от твоих снегов. Я прячусь от твоих бурь. – Ага, верно, вот так разговаривают боги.
Будь со мной в моем ледяном мире!
– Как ты смеешь указывать мне! Не смей мне указывать!
Но ты сама решила остаться в моей зиме… – неуверенно ответил Зимовой.
– Я иду, где хочу! Я сама выбираю свои дороги! Мне не нужно разрешения от мужчин! Ты будешь почитать меня в своей зиме или придется расплачиваться! – А это уже как я говорю, подумала Тиффани, довольная, что вставила словечко от себя.
Последовала долгая тишина, заполненная неуверенностью и озадаченностью. Затем Зимовой ответил: Чем я могу услужить тебе, моя госпожа?
– Перестань делать айсберги, похожие на меня. Я не хочу быть лицом, о котрое разбиваются корабли.
А изморозь на окнах? Могу я подарить тебе иней? И снежинки?
– Никакого инея. Не надо писать мое имя на окнах. Это только беду навлечет.
Позволь мне чествовать тебя снежинками?
– Эээ… – Тиффани запнулась. Она была уверена, что богиням не стоит говорить «Эээ». – Снежики… подойдут. – ответила она. В конце-то концов, подумала она, на них мое имя не написано. Люди все равно ничего не замечают, а если кто и заметит, то не догадается, что это я.
Снежинки будут, моя госпожа, будут до тех пор, пока мы не станцуем снова. А мы станцуем непременно, потому что я делаю из себя человека!
Голос Зимового… пропал.
Тиффани осталась одна среди деревьев.
Не считая того, что… не совсем одна.
– Я знаю, ты все еще здесь. – сказала она, пары дыхания клубились на морозе. – Ты здесь, ведь так? Я чувствую тебя. Ты не мои помыслы. Ты не мое воображение. Зимовой ушел. Ты можешь говорить моим ртом. Кто ты?
Порыв ветра стряхнул снег с ближайших деревьев. На головой замигали звезды. Все остальное застыло в неподвижности.
– Ты здесь, – сказала Тиффани. – Ты вкладываешь мысли в мою голову. Ты даже заставила мой собственный голос заговорить со мной. Но этого больше не повторится. Теперь, когда я узнала это ощущение, я смогу не впускать тебя. Если тебе есть что сказать мне, скажи сейчас. Когда я уйду отсюда, я закрою свой ум от тебя. Я не позволю…
Как тебе нравится быть такой беспомощной, пастушка?
– Ты Лето, да? – спросила Тиффани.
Ты как та маленькая девочка, что надевает материнские одежды. Маленькие ножки в больших туфлях, платье волочится по грязи. Целый мир обледенеет из-за какого-то глупого ребенка…
Тиффани что-то такое сделала, что она и сама бы не смогла описать, но голос затих вдали, как пролетевшее мимо насекомое.
Ей было холодно и одиноко. Все, что она могла сделать, это продолжать жить. Можно кричать, плакать, топать ногами, но толку от этого – только согреться. Можно заявлять, что так нечестно и это будет чистой правдой, но вселенную это мало волнует, поскольку значение слова «честно» ей не ведемо. Когда ты ведьма, у тебя только одна проблема. Ты все решаешь сама. Всегда все решаешь сама.
Пришло Страшдество, со снегопадами и подарками. Из дома ей ничего не прислали, хотя кое-каким каретам удалось пробиться в горы. Она сказала себе, что на то есть уважительные причины и постаралась поверить этому.
Сегодня был самый короткий день в году, и он был удобно подобран в пару с самой длинной ночью. Зима была в самом разгаре и Тиффани никак не ожидала подарка, прибывшего на следующий день.
Шел густой снег, но вечером небо прояснилось и сильно похолодало.
Что-то просвистело с закатного небо прямо в сад Нянни Огг, подняв фонтан земли и оставив большую воронку.
– Так, капусте пришел конец, – сказала Нянюшка, выглядывая в окно.
Они вышли в сад. Из воронки валил пар и в воздухе сильно пахло капустой.
Тиффани вгляделась в клубы пара. Ей мешали земля и капустные побеги, но она смогла рассмотреть что-то круглое.
Она соскользнула в воронку, прямо в грязь и пар, поближе к загадочной штуке, которая уже немного остыла. Тиффани начала очищать ее от мусора и у нее появилось неприятное ощущение, что она знает, что это такое.
Это была та самая «штуковина», о которой говорила Анойя. Она выглядела довольно загадочно. И лишь полностью высвободив ее из грязи, Тиффани поняла, что уже видела ее раньше.
– Ну что там внизу, все в порядке? Я не вижу тебя из-за пара! – крикнула Нянни Огг. На шум падения прибежали соседи и сейчас они взволнованно переговаривались.
Тиффани быстро оттерла землю и давленую капусту с штуковины и ответила:
– Боюсь, что эта штука может взорваться. Скажите всем, чтобы разошлись по домам! И подайте мне руку, пожалуйста?
Наверху раздались какие-то крики и убегающий топот. Появилась рука Нянни Огг, разгоняющая пар, и ухватившись за нее, Тиффани выбралась из воронки.
– Стоит ли нам спрятаться под кухонным столом? – сказала Нянни, пока Тиффани счищала землю и капусту с платья. Затем Нянни подмигнула. – Только собирается ли она взорваться?
Из-за дома вышел Шон, сын Нянюшки, с ведрами воды и остановился в разочаровании, увидев, что они не понадобятся.
– Мам, чего это было?
Нянюшка повернулась к Тиффани, которая ответила:
– Ээээ… огромный камень упал с неба.
– Не могут огромные камни в небе висеть, мисс! – сказал Шон.
– Подозреваю, что именно поэтому он и упал, сынок, – живо ответила Нянни. – Если ты хочешь помочь, построжи здесь и проследи, чтобы никто близко не подходил.
– Что мне надо делать, если эта штука взорвется, мама?
– Пойди и скажи мне, хорошо? – предложила Нянюшка.
Она поспешила с Тиффани в дом, закрыла за собой дверь и сказала:
– Какие же мы с тобой врушки, Тифф. Ну, что там у нас?
– Вряд ли она взорвется, – ответила Тиффани. – И если все-таки взорвется, то в самом худшем случае нас завалит цветной капустой. По моему, это Корнукопия.
Снаружи послышались голоса и дверь распахнулась.
– Мир этому дому, – сказала Матушка Ветровоск, стряхивая снег с ботинок. – Твой парнишка говорит, что заходить нельзя, но по-моему, он ошибается. Торопилась, как могла. Что случилось?
– Корнукопии на нас свалились, – ответила Нянни Огг, – чем бы они там не были.
Был поздний вечер. Им пришлось подождать до темноты, прежде чем вытаскивать Корнукопию из воронки. Она был намного легче, чем Тифани ожидала; вернее сказать, у нее был вид очень и очень тяжелого предмета, решившего по каким-то своим причинам временно стать легким.
Корнукопия лежала на кухонном столе, очищенная от земли и капусты. Тиффани подумала, что в ней есть что-то живое. Она была теплая наощупь и, как будто слегка вздрагивала под пальцами.
– Согласно Чаффничу, – сказала она, держа открытую Мифологию на коленях, – Бог Слепой Ио создал Корнукопию из рога волшебной козы Альмегии, чтобы накормить детей Богини Бисономии, которая была затем превращена в дождь из устриц, Эпидитием, Богом Картофелеобразных Предметов, после того, как она оскорбила Резонату, Богиню Горностаев, кинув крота на ее тень.
– Всегда говорила, что они слишком увлекались такими делами в былые времена, – сказала Матушка Ветровоск.
Ведьмы разглядывали штуковину. Она и правда походила на козий рог, но очень и очень большой.
– Как она работает? – спросила Нянни Огг. Она засунула голову внутрь и закричала: – Привет! – Приветы вернулись многократным эхом, как будто они прошли намного большее расстояние, чем можно было ожидать.
– По мне, так похожде на большую морскую раковину, – вынесла свой вердикт Матушка Ветровоск. Кошечка Ты расхаживала вокруг штуковины, изящно пофыркивая на нее. (Тиффани заметила, что Грибо прятался за кастрюлями на верхней полке).
– Вряд ли это кому известно, – ответила Тиффани. – Но его еще называют Рог Изобилия.
– Рог? А подудеть а него можно? – спросила Нянни.
– Сомневаюсь, – ответила Тиффани. – В нем содержится… всякое.
– Что всякое? – спросила Матушка Ветровоск.
– Технически… все, – ответила Тиффани. – все, что растет.
Она показала им картинку в книге. Из широкого горла Рога Изобилия вываливались всевозможные фрукты, овощи и зерновые.
– Я погляжу, одни фрукты, – заметила Нянюшка. – Морковки что-то не видать, хотя она, скорее всего, вся в остром конце. Там ей как раз впору.
– Очень типично, – сказала Матушка. – Нарисовал впереди что поярче. Много чести для обычной картошки. – Она обвиняюще ткнула пальцем в страницу. – А что скажете про херувимов? Они у нас тут не появятся впридачу, а? Терпеть не могу шныряющих в воздухе младенцев.
– Они часто встречаются на старых картинах, – сказала Нянни Огг. – Их рисовали, чтобы показать, что это Искусство, а не сомнительные картинки с полуголыми женщинами.