Она знала, почему для исполнения клятвы была выбрана она, а не сестра. Почему он заставил её, наследницу Зимнего Двора, выйти замуж за члена Орды. Отец не ожидал, что она выживет, и всё же под горячими прикосновениями этого мужчины в ней зародилась надежда выжить.
— Ты беременна, — сказал он, будто тоже не мог в это поверить.
— Думаешь? — тихо спросила она, убирая руку от живота и сворачиваясь калачиком на кровати, глядя на него сквозь густые ресницы.
Он вошёл в камеру и закрыл дверь. Но не сразу подошёл к койке, а когда приблизился, она вздрогнула от жара, который излучали его изумрудные глаза. Он наклонился, притянул её к себе и заключил в горячие объятия.
— Я не хотел позволять ему это. Я не знал о его планах и о том, что он вообще мог это сделать. Прости. Я не сожалею о том, что ты родишь моих детей, Айслин. Я буду оберегать тебя, и если после того, как ты их родишь, ты захочешь уйти, я отпущу.
— Я бы не бросила своих детей, — тихо сказала она, и её голос прозвучал едва слышным шёпотом в темноте камеры.
— Ты не заберёшь их у меня, — возразил он, и крепче её обнял. Вырвавшееся рычание было первобытным, будто он предупреждал её, что будет бороться.
— Я стану королевой Зимнего двора, и мои дети… наши дети тоже будут править им. Ты не можешь отнять этого у них.
— Я могу, — возразил он, прижимая её к койке и пристально глядя на неё, и Айслин не была уверена, как это воспринять.
В нежной ласке он поцеловал линию её подбородка, от чего её сердце бешено заколотилось в груди. Синджин провёл пальцем по её уху, обжигая кожу, а язык и зубы играли с кожей.
— Ты выйдешь замуж за Кейлина, но не будешь с ним трахаться, — предупредил он, упираясь твёрдым членом, скрытым под тканью чёрных джинсов, ей в живот. — Твоя плоть принадлежит мне, твой разум принадлежит мне. Ты моя, Айслин. Ты понимаешь? Если ты будешь королевой, я буду твоим королём. Мой волк выбрал тебя, а значит, я чувствую тебя до глубины души. Мы никогда тебя не отпустим, ты должна это понять. Чем скорее ты это поймёшь, тем скорее примешь. Ты моя пара, маленькая ледяная принцесса. Он выбрал тебя, но, что хуже, я тоже.
— Он не спрашивал, — ответила она, застонав от его слов и губ, которые безжалостно терзали её. Их одежда исчезла, и Айслин ахнула, когда он вошёл в неё без предупреждения и подготовки. Не то чтобы подготовка была нужна; от его губ жар скапливался в центре тела, позволяя ему беспрепятственно проникнуть в её самое сокровенное место. Он растягивал её, пока она не вскрикнула у его рта, покачивая бёдрами, чтобы приспособиться к размеру члена. Синджин по всем меркам просто огромен. Этот мужчина был создан для того, чтобы пожирать, грабить и заставлять её задыхаться. Лоно сжалось, будто пыталось удержать его там навсегда.
Его слова вывели её из себя, но она не могла отрицать удовольствие от плоти, которую он предлагал так свободно. Она знала, что если то, что он сказал, правда, то кормление было обязательным, и мысль о том, чтобы кормиться от кого-то другого, оставляла её опустошённой и холодной.
Она посмотрела на него, а он на неё. Большими руками Синджин обхватил её грудь, сорвав крик с её губ, когда он усилил хватку.
— Ты прекрасна, — пробормотал он, прежде чем приоткрыть рот, облизывая розовый бутон умелым движением языка. Его бёдра не переставали двигаться, заставляя Айслин раскачиваться в бесконечном ритме наслаждения, которое мог подарить только он. Она была такой влажной для него, такой тугой, когда её тело сжалось и взяло от него то, что ему нужно. Но они были не одни в этой постели, прямо под поверхностью его существа был кто-то ещё, наблюдая за ней и жаждая.
Его член увеличивался, пока не стал неприятно большим. Она упёрлась пятками в койку и медленно отодвинулась, пока внутри не осталась только головка.
— Ты играешь с огнём, женщина, — предупредил он, а затем застонал, когда она снова погрузила его в гостеприимные глубины своего тела.
— Огонь меня не пугает, — хрипло произнесла она.
Айслин чувствовала себя сильной, движимой потребностью, которую не могла полностью осознать, когда поднималась и опускалась, не заботясь о том, что его член причинял боль.
Глаза Синджина загорелись, когда он поднял голову, уставившись на точку, где они соединились, наблюдая, как её тело медленно принимает его в свой жар, и снова и снова она приподнималась ещё на дюйм, пока не вогнала его член в себя. Она закричала, когда тело погрузилось в наслаждение кульминации. И оргазм был таким сильным и неожиданным, что она заметно содрогнулась. Его глаза горели, когда он смотрел на её влажную сердцевину. Одним сильным движением она оказалась прижатой к нему, и он одобрительно зарычал, начиная медленно трахать её, зная, что она хочет этого быстро и жёстко.
Его волк знал, чего хочет Айслин, ещё до того, как она сама решила, и поняла, что находится во власти оргазма. Он чувствовал боль, которую он причинял, жестокость, заставлявшую её хныкать и умолять освободиться от мук страсти.
— Кому ты принадлежишь? — грубо спросил он, наблюдая за её восхитительной грудью, когда каждый толчок его члена заставлял их подпрыгивать. Раньше его никогда не волновал размер женской груди, но, наблюдая за тем, как она покачивается, когда он трахает её, яйца заныли от желания высвободиться в её гостеприимной плоти.
То, как Айслин отвечала на его прикосновения, заставляло зверя внутри насытиться, зная, что она жаждет того, что есть между ними, даже если она отказывалась признать, что насыщала его. Тот факт, что он почуял её беременность, заставил рычать и предъявлять на неё права снова и снова.
— Я задал вопрос, — рявкнул он, присаживаясь на корточки, уставившись на её плоть, которая растянулась, чтобы приспособиться к нему. Она была девственницей, неожиданной, но желанной. Было что-то приятное в осознании того, что только он доставлял ей удовольствие. Одна мысль о том, что другой мужчина прикоснётся к ней, заставила его злиться; гнев вспыхнул в его глазах, когда он увидел, как приоткрылись её губы, когда он вошёл глубже, сильнее.
— Синджин, — выкрикнула она, его имя было её благословением, когда оргазм угрожал вознести её разум на заоблачную высоту, которой она жаждала достичь.
Он вышел, оставив только кончик в её распутной плоти. Она знала, что он жаждал клятвы собственности, но боялась признать это вслух.
Она прижилась к Синджину, снова и снова повторяя его имя, будто он её спаситель, её Бог.
Он шлёпнул её по центру и погладил плоть, успокаивая вызванную боль, а затем приподнял ноги Айслин, разведя их в стороны, и наклонился, жадно завладевая её губами.
— Я могу заниматься этим всю ночь, — предупредил он. — Я хочу заниматься этим всю ночь, — поправился он.
— Я не хочу, чтобы мной владели, — кипела она, прижимаясь к нему бёдрами в попытке взять то, что нужно. — Накорми меня.
— Нет, пока ты не признаешь то, что мы оба уже знаем.
— Заставь меня, — хрипло прорычала она, покачиваясь на его внушительной длине, зная, что несколько хорошо рассчитанных толчков сведут её за грань. Айслин начала опускать руку, чтобы погладить себя, и он поймал её, прижимая к кровати над головой. Его смех был хриплым, он касался её тела, будто стал с ней единым целым. Затем вышел, но не до конца, чего, как она знала, не произойдёт в ближайшие часы.
Его волк требовал свою долю. Он увеличился до такой степени, что не мог выйти из тела Айслин, не разорвав её на части.
— Скажи.
— А если скажу, что тогда? — спросила она, затаив дыхание. — Думаешь, если я скажу, это станет правдой? Я могла бы сказать всё, что захочешь, но всё будет впустую. Я принадлежу не тебе, а своему народу. Мне нечего тебе дать, только королевство для тех, кто решил последовать за короной.
— Ты ошибаешься, — промурлыкал он, посасывая розовый сосок, и царапая зубами нежную плоть. — Ты, я хочу тебя. Не твою корону, не твой народ. Я хочу, чтобы ты, женщина подо мной, которая издаёт самые восхитительные стоны, когда кончает, хотела меня. Короны приходят и уходят, но то, что между нами? Я хочу этого. Я хочу провести остаток своих дней, трахая тебя, зная, что ты тоже хочешь меня. Я хочу смотреть, как растёт твой живот с моими малышками, уютно устроившимися в нём, и наблюдать, как они расцветают внутри тебя. Я хочу обнимать тебя, пока ты будешь кормить наших детей из этих идеальных сисек, и смотреть, как они растут. Этого твоя корона не может дать мне, Айслин. У меня есть титул, который значит для меня больше, чем любой другой, но я хочу, чтобы ты хотела меня, — промурлыкал он, переключая внимание на другую грудь.
— Никто никогда не хотел меня до тебя, — призналась она, вскрикнув, когда он глубоко вонзился в её тело. — Я твоя, — призналась она, зная, что это правда, и всё же не до конца понимая, что ей нужно сказать. За всю жизнь никто никогда не хотел от неё ничего, кроме короны. Никто никогда не говорил с ней так, как он, и его не волновало, что у неё на уме.
Выбор был сделан не потому, что она страстно желала его; дело в том, в чём нуждалась корона, которую она унаследует. Но этот мужчина? Этот зверь, который научил её получать удовольствие и унёс разум туда, куда она боялась даже мечтать, хотел её?
— Скажи это ещё раз, — потребовал он, и она повиновалась, повторяя это до тех пор, пока он не вошёл в её тело достаточно сильно, чтобы сорвать слова с губ. Её слова уничтожили его, и он взял её жёстко, быстро, и пощады не было. Он хотел, чтобы ей было больно, чтобы каждый раз, когда она вздрагивала, вспоминались слова и то, что она обнаружила, извиваясь под ним. Он хотел, чтобы она помнила, что принадлежит ему и только ему.
Он застонал, когда достиг освобождения, наполняя её своим ароматом, когда он увидел, как её глаза закатились, а рот открылся, чтобы закричать в собственном освобождении. Чёрт возьми, она прекрасна. Так чертовски красива, что ему стало больно. Её руки превратились в лёд, который должен был причинять боль, но его тепло поглотило это. Они были покрыты потом; пар от его тепла смешивался с её холодом и заполнял камеру, в которой он заявил на неё права.