Изначально на территории северо-западного ризалита Зимнего дворца располагался Овальный зал, построенный по проекту архитектора А. Ринальди. Этот парадный зал занимал второй и третий этажи ризалита. Овальный зал просуществовал в Зимнем дворце до второй половины 1780-х гг. 26 сентября 1787 г. последовало устное повеление Екатерины II «О переделке Овального зала в покои»[101]. Демонтировать Овальный зал начали в 1788 г. под руководством архитектора И.Е. Старова. Эти работы продолжались вплоть до 1789 г., когда приступили к капитальной сломке.
Этот большой ремонт на территории ризалита растянулся вплоть до женитьбы великого князя Александра Павловича в 1793 г., поскольку императрица Екатерина II желала устроить для своего любимого внука достойный «малый двор», со всеми его необходимыми атрибутами.
Параллельно с ремонтными работами императрица стала подбирать внуку невесту. Примечательно, что ремонтные работы «под молодую семью» начались даже раньше поисков невесты – в 1790 г. Практичная императрица прекрасно понимала, что строительные и отделочные работы будут двигаться гораздо медленнее, чем поиск невесты для внука.
В конце концов, по результатам заочного просмотра потенциальных невест Екатерина II остановила свой выбор на дочери маркграфа Баденского Луизе-Августе. 30-го октября 1792 г. принцесса прибыла в Петербург в сопровождении младшей сестры. Очные смотрины потенциальной невесты только укрепили императрицу в ее выборе. Пятнадцатилетний великий князь Александр Павлович согласился с выбором царственной бабушки. Впрочем, она и не ожидала от внука другого решения.
В результате 9 мая 1793 г. состоялось миропомазание четырнадцатилетней принцессы Луизы, которую нарекли великой княжной Елизаветой Алексеевной. 10 мая последовало обручение с великим князем Александром Павловичем, а 28 сентября того же года состоялось бракосочетание.
Архитектор И.Е. Старов
К этому времени следов созданного архитектором А. Ринальди и уничтоженного архитектором И.Е. Отаровым Овального зала не осталось. По указаниям И.Е. Отарова возвели новые капитальные стены со сводами, раздробившими обширный объем парадного зала на камерные жилые помещения. В ходе работ поменяли оконные рамы, установив наружные дубовые рамы и сосновые внутренние. Тогда же устроили небольшой замкнутый внутренний дворик для освещения помещений, находившихся в глубине ризалита.
В помещениях первого этажа северо-западного ризалита устроили третью кухню[102]. Также на первом этаже возвели антресоли, в помещениях которых разместили полный комплект кухонных дворцовых служб, требовавшихся для полноценного обслуживания «молодого двора»: кондитерскую, скатерную, мундшенкскую, тафельдекерскую и кофешенкскую должности.
На первом этаже северо-западного ризалита И.Е. Отаров устроил баню для великого князя Александра Павловича с тщательно продуманной планировкой. Войти в нее можно было и с улицы через специальный тамбур, спустившись в подвал по небольшой лесенке. Впоследствии в угловом помещении бани для «поклажи вещей» разместится кабинет Николая I, где он умрёт в феврале 1855 г.
Возвращаясь к комнатам Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны на втором этаже северо-западного ризалита, отметим, что не сохранилось ни одного изображения отделки этих помещений, однако остались чертежи. Так, открывала апартаменты Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны Столовая (зал № 155), обращенная тремя окнами на глухой Малый дворик. Она сообщалась с внутренними служебными помещениями и с анфиладой залов вдоль фасада, выходящего на Неву, включавшей: Приемную (№ 189 – восточная часть), Первую гостиную (№ 189 – западная часть), Вторую гостиную (№ 187), Опочивальню (№ 186), Диванную, или Зеркальную (№ 185).
План северо-западного ризалита Зимнего дворца
Именно в Див анной в конце 1795 г. великая княгиня Елизавета Алексеевна позировала Ж. Монье[103]. Мизансцена, выстроенная художником, представляла юную великую княгиню в парадном платье, с лентою ордена Св. Екатерины, составляющею букет у каминного зеркала[104] (см. выше).
Вспоминал Диванную и Николай I в своих записках: «…Нас поместили у Императрицы Елисаветы. Бастион Адмиралтейской крепости находился тогда как раз под ее окнами, и, когда раздался пушечный выстрел, я с криком бросился на диван; Великая Княгиня Анна старалась, насколько возможно, меня успокоить».
Окнами на Адмиралтейство были обращены: Уборная Елизаветы Алексеевны (№ 184), ее Будуар (№ 183), Камердинерская (№ 182), Угловой кабинет Александра I на три окна (№ 181 – западная часть). Этот очень небольшой Угловой кабинет, который вплоть до Николая II занимали императоры, архитектор Отаров оформил в солнечных золотисто-белых тонах. Окнами на Салтыковский подъезд выходила Уборная великого князя (№ 181 – восточная часть) и Камер-юнгферская (№ 180)[105].
Отделка личных помещений «молодого двора» была соответствующей их статусу – плафонная живопись, золоченая лепка и резьба по дереву, искусственный мрамор и бронза, фарфор и стекло. Стены традиционно драпировались штофом, бархатом, тафтой и атласом. Позже к половине великого князя Александра Павловича присоединили Большую столовую (№ 155). Отметим, что планировка Столовой сохранилась до сего дня. В будние дни Столовая использовалась как одна из гостиных, и только во время высочайших обедов в нее вносились столы. В таком виде эти помещения просуществовали вплоть до 1826 г.
Ж.-Б. Грёз. Портрет Е.П. Шуваловой (урожд. Салтыковой). 1770-е гг.
Из традиционного набора дворцовых помещений выделялась так называемая Хрустальная опочивальня (№ 186) императорской четы. Сохранились ее чертежи и описания. Граф Ф. Головкин вспоминал: «Спальня являла образец элегантности и роскоши. Обивка стен была из белой лионской материи с вышитыми по борту розами, колонны алькова, двери и панели из розового стекла <…> оправленные в золоченую бронзу с белыми барельефами; они были подложены под эти прозрачные массы и казались плавающими в неопределенном пространстве, выходящем за пределы комнаты…»[106]. Отметим, что в конце царствования Александра I стилистические идеи Хрустальной опочивальни, по предложению генерала Ермолова, развили в идею дипломатического подарка, когда на Императорском Стекольном заводе для персидского шаха изготовили «хрустальную кровать».
Несколько позже к половине Александра I отошли заново отделанные Дж. Кваренги парадные залы Невской анфилады и комнаты по обе стороны Темного коридора до Салтыковского подъезда. Тогда там жили служащие «малого двора», входившие в ближний круг великого князя. Например, гофмейстрина Елизаветы Алексеевны, графиня Е.П. Шувалова (1743–1816), жила в комнатах, выходящих на Адмиралтейство (№ 176, 177, 178).
Из этих комнат Александр I уехал 1 сентября 1825 г. в Таганрог, чтобы уже больше никогда не вернуться в Петербург. Через год, в мае 1826 г., тихо ушла из жизни и императрица Елизавета Алексеевна. Северо-западный ризалит опустел почти в одночасье, потеряв своих хозяев. Но с лета 1826 г. в его стенах появились новые люди.
Половина императора Николая I
Тридцатилетнее царствование Николая I стало эпохой в истории России. Его царствование стало эпохой и для Зимнего дворца. И это связано не только с фактическим возрождением дворца после пожара 1837 г., но и с его масштабными перестройками, активным внедрением различных технических новинок, к которым император Николай Павлович всегда относился очень внимательно.
После воцарения в декабре 1825 г. Николай I сначала жил на два дома. Его семья осталась жить в Аничковом дворце, время от времени наезжая в Зимний дворец на различные дворцовые церемонии. Тогда, в 1825 г., дочери императора Мария, Ольга и Александра жили на втором этаже юго-западного ризалита, в бывших комнатах великой княгини Анны Павловны. Сам Николай I с супругой размещался в бывших комнатах великого князя Михаила Павловича, выходящих окнами на Большой двор.
В.А. Голике. Портрет великого князя Николая Павловича. 1820-е гг.
4 мая 1826 г. в г. Белёве умерла императрица Елизавета Алексеевна, что послужило непосредственным импульсом для принятия императором стратегического решения по переносу своей половины из юго-западного ризалита на «императорский угол» – на второй этаж северо-западного ризалита, где ранее жили Александр I и Елизавета Алексеевна.
Работы в северо-западном ризалите по устройству половины Николая I и императрицы Александры Федоровны начались в начале июня 1826 г. Работы велись одновременно и на втором этаже ризалита, где устраивались комнаты для Александры Федоровны, и на третьем этаже, где пожелал жить Николай Павлович. Все эти строительные работы вел архитектор Василий Петрович Стасов. Курировал ход строительных работ князь Александр Николаевич Голицын[107].
Работы начались с того, что в начале июня 1826 г. архитектор попросил направить в его распоряжение двух-четырех инвалидов (военных отставников) для присмотра «за порядком между работниками, находящихся у переделок комнат для кабинета Его Величества Государя Императора в Зимнем Дворце»[108].
Портрет князя А.Н. Голицына
Параллельно с работами на этажах северо-западного ризалита император начал инвентаризацию обширного хозяйства Зимнего дворца. Причем инвентаризации подлежали и люди, и стены. Так, летом 1826 г. хозяйственные подразделения составили для царя список всех, живущих в Зимнем дворце. Царь хотел точно знать, кто, кроме его семьи, живет в Зимнем дворце. В результате документ, датированный 20 июня 1826 г., стал неким «моментальным снимком» не только о битателей Зимнего дворца, но и распределения между ними его «жилой площади»[109]. На главном «императорском этаже» тогда находились следующие помещения (мы приведем данные в виде таблицы, так, как это сделано в архивном документе; курсивом выделены либо половины, либо комнаты, занимаемые одним лицом). (См. таблицу 2.)
Приведя полный перечень помещений второго этажа Зимнего дворца, список комнат первого и третьего этажей, перечислим их кратко. Итак, на первом этаже Зимнего дворца находились комнаты:
Лейб-медик Рюль 2 комнаты
Большая ванная 6 комнат
Кухня лейб-медика Рюля, «где и люди его помещаются» 2 комнаты
Главной половины пекарня хлебов 2 комнаты с антресолями
Первой половины пекарня хлебов 1 комната с антресолями
Метрдотельская 1 комната
Кухня главной половины
1-й половины кондитерская 3 комнаты
Лейб-медика Вилье кухня и люди его 2 комнаты
Канцелярия г. Вилье 2 комнаты
Императора Александра I ванная
Должности овощной кладовой
Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны ванная 4 комнаты с перегородками
Казенная сервизная
Кухня главной половины императора Александра I
Средняя кухня и при оной антресоли
Кухня коменданта
Среди прочих, на третьем этаже жили и располагались:
Фрейлина Загряжская 2 комнаты
Общая фрейлинская кухня
Гардероб покойной императрицы Екатерины II
Любопытно, что во время своих посещений Зимнего дворца Николай Павлович начал по-иному смотреть на главную резиденцию, мысленно перестраивая ее под себя. Это проявлялось и в большом, и в малом. В большом – это возведение Военной галереи 1812 г. и масштабная перепланировка северо-западного ризалита. В малом – это наведение порядка во дворце. В буквальном и переносном смысле. Так, в мае 1826 г. Николай Павлович, «будучи в Зимнем Дворце, изволил заметить во многих местах оного нечистоту» и жестко приказал «принять меры, чтобы по выезде Его Величества из сего дворца не только не был он запускаем в нечистоте, но и вычищаемо бы было и все то, что давало в нем прежде неопрятность»[110].
Эта фраза о прежней «неопрятности» очень характерна. Известно, что в гвардии великого князя Николая Павловича не любили. В том числе и за то, что он служил, как должно, сам, и желал, чтобы служили, как должно, и его офицеры. Далеко не всем это было по нраву. По воцарении Николай Павлович быстро дал понять, что прежние порядки он терпеть не намерен. В полной мере это касалось и устоявшихся порядков в Зимнем дворце. Хозяйственники это моментально поняли и отреагировали: «предписано Главному смотрителю Зимнего Дворца при смотрении за внутреннюю и внешнею нечистотою Стрункину доставить объяснение, в каком именно месте замечена Государем Императором нечистота? В чем именно оная состояла и почему допущена?»[111]
К концу июля 1826 г. половину императора Александра I и Елизаветы Алексеевны уничтожили. Когда вскрыли «ветхие паркеты» и очистили под ними «толстую насыпь», то выяснилось, что несущие балки по большей части сгнили, а «полы черные между ими частями провалились – отчего и происходил тот холод, о котором я доносил запиской, такого же роду закрытые ветхости встречаются и в разных частях строения, и потому, умножая работы и издержки, препятствуют успеху и окончанию всех исправлений и окончание всех исправлений к назначенному времени по непосредственной связи бельэтажа с верхним»[112], – писал в рапорте В.П. Стасов.
В результате необходимость замены несущих балок превратила косметический ремонт в капитальный, что в свою очередь увеличило сроки строительных работ. При этом архитектор был лимитирован временем, поскольку после коронации в Москве Николай I планировал переехать с семьей в свои новые комнаты к началу декабря 1826 г. Поэтому, уехав в начале августа 1826 г. в Москву, Николай I распорядился, чтобы Стасов еженедельно отчитывался перед князем Голицыным о ходе работ в северо-западном ризалите.
14 августа 1826 г. Стасов сообщал Голицыну, что черновые работы в ризалите закончены, но «чистые работы невозможно начать до просушки всех переделок». Архитектор писал: «В третьем этаже по огромности работ и чрезвычайной тесноты места, где оные производились окончены со всеми усилиями только черновые работы, как то: комнатные, плотничные, штукатурные, кроме малых поделок, печи же и камины протапливаются, а мраморная на стенах и окнах обделка полируется, но живописных и прочих чистых работ начать тоже невозможно, от непросохнутой местами штукатурки, от ведения во множестве новой кирпичной кладки, для подкрепления стен востребовавшейся, и в той опасности более, чтоб не осталось вредного в комнатах воздуха»[113].
Поскольку времени катастрофически не хватало, то Стасов установил в комнатах железные, непрерывно топившиеся печи, которые должны были просушить и вновь возведенные стены, и сырую штукатурку. Он настаивал на необходимости «окончательные работы начать не иначе, как по совершенном удостоверении, что все получило настоящую степень сухости». Примечательный факт – на этом рапорте стоит карандашная помета «25 августа. Государь император читал» (22 августа состоялась церемония коронации, а 25 августа был единственным днем отдыха императора).
О размахе работ свидетельствует то, что уже по завершении черновых работ в середине августа 1826 г. в северо-западном ризалите ежедневно работало 239 чел.[114] А с учетом временно привлекавшихся и выполнявших на казенных заводах заказы Стасова (231 чел.) общее число рабочих доходило до 470 чел.
В начале сентября князь Голицын сообщил Стасову, что «Государь Император Высочайше повелеть соизволил, чтобы Вы приложили все возможное старание совершенно окончить работы непременно к 1 будущего декабря, дабы в сие время Его Величество мог занять означенные комнаты»[115]. Причины столь жестких сроков всем были понятны. Свое тезоименитство, отмечавшееся в Николин день, 6 декабря, император желал встретить в своем новом доме.
Распоряжения императора было принято выполнять. Стены немедленно «срочно просохли», и все работы завершились в срок. Об этом свидетельствует то, что 6 января 1827 г. министр Императорского двора князь Волконский направил Стасову «бриллиантовый перстень с шифром Его Императорского Величества, всемилостивейше пожалованный Вам за отделку новых комнат Государя Императора в Зимнем Дворце». Кроме того, 9 января императрица Александра Федоровна пожаловала архитектору еще один бриллиантовый перстень (в 2000 руб.) за отделку ее комнат. Кроме Стасова высокой награды удостоился и столярный мастер Гамбс, получивший «за труды при отделке новых комнат Его Величества в Зимнем Дворце» такой же бриллиантовый перстень.
В результате этих масштабных строительных работ все помещения, занимаемые Александром I и Елизаветой Алексеевной, перепланировали, и от их интерьеров ничего не осталось. Например, на месте современного Малахитового зала ранее находились два помещения императрицы Елизаветы Алексеевны: Приемная на три окна (№ 189 – восточная часть) и Первая гостиная (№ 189 – западная часть).
В результате усилий Стасова личные покои императрицы Александры Федоровны включали: Большую столовую (№ 155), выходившую окнами во внутренний дворик; за ней располагались Приемная (№ 189 – восточная часть); Первая гостиная (№ 189 – западная часть); Вторая гостиная (№ 187); Библиотека (№ 186). На месте Голубой диванной императрицы Елизаветы Алексеевны арх. В.П. Стасов оформил для Александры Федоровны Большой кабинет (№ 185), за ним следовали Опочивальня (№ 184) и Уборная (№ 183).
После того как императорская чета прожила зиму 1827 г. в своих комнатах, к весне возникла необходимость новых «доработок» в их покоях, которыми также занимался Стасов. В июле 1827 г. он получил распоряжение: «В спальной комнате Их Императорских Величеств драпировать остальную часть комнаты тою же материей и тем же манером, как делана половина комнаты, и вынуть совсем из-под кровати деревянную площадку»[116]. А в сентябре 1827 г. появились претензии к мебельщику Гамбсу, поскольку Николай I заметил, что «лак, коим покрыта мебель в комнатах Государыни Императрицы Александры Федоровны, имеет дурной запах». Поэтому мебельщику настоятельно предложили «для покрытия мебели употреблять впредь лак самый чистый и без всякого дурного запаха». Также император велел убрать запах от машинного масла на лифте Салтыковской лестницы. Возможно, императрица была в очередной раз беременна и начала замечать запахи, после того как эта мебель простояла в ее комнатах почти год.
План второго этажа северо-западного ризалита
В результате масштабных строительных работ при Николае I в стены Зимнего дворца наряду с комнатами личных половин вписали новые парадные залы. Например, еще до пожара 1837 г. в Зимнем дворце появились Военная галерея 1812 г., Ротонда, Яшмовая приемная императрицы Александры Федоровны, Петровский и Фельдмаршальский залы. В период правления Николая I отчетливо проявились и стилистические изменения – на смену классицистическим интерьерным решениям пришел историзм, выразителями которого стали архитекторы О.Р. Монферран, Л.И. Шарлемань 2-й и А.П. Брюллов, работавшие в Зимнем дворце в николаевскую эпоху.
Эпоха Николая I в истории Зимнего дворца имела существенные особенности, отличавшие ее от предшествующих царствований. Во-первых, император Николай Павлович в Петербурге поначалу фактически жил «на два дома», поскольку кроме половин в Зимнем дворце у него в распоряжении имелся и Аничков дворец, который император любил не меньше Зимнего дворца и называл «Собственным Его Императорского Величества».
С.Ф. Галактионов. Вид Зимнего дворца с северо-западного угла. 1821 г.
Во-вторых, при Николае I в традиционной планировочной схеме расположения императорских половин произошли принципиальные изменения – впервые императорские покои переместились на третий и первый этажи Зимнего дворца. Николай Павлович распорядился отделать для него комнаты принцессы Амалии, находившиеся над апартаментами покойной императрицы Елизаветы Алексеевны на третьем этаже. В свою очередь, комнаты умершей в 1826 г. Елизаветы Алексеевны на втором этаже северо-западного ризалита целиком отвели для императрицы Александры Федоровны. В помещениях первого этажа, выходящих окнами на Адмиралтейство и на Неву, устроили комнаты для дочерей Николая I. Там же (залы №№ 13–15) поселилась фрейлина Вильдеметр, приехавшая в Россию в 1817 г. из Пруссии вместе с Александрой Федоровной в качестве ее наставницы. Для наследника-цесаревича Александра Николаевича отвели помещения второго этажа над Салтыковским подъездом, распространившиеся после его женитьбы на весь юго-западный ризалит дворца.
Таким образом, большая семья Николая I впервые в истории дворца заняла не только все три этажа северо-западного ризалита, но и обжила весь второй этаж дворца, вплоть до юго-западного ризалита.
В 1830-е гг. планировочная схема северо-западного ризалита продолжала совершенствоваться. Одним из таких удачных архитектурнопланировочных решений стала Ротонда. Дело в том, что анфилады покоев Александра I и Елизаветы Алексеевны не самым удачным образом соединялись с парадными залами Невской анфилады. Таким узлом на стыке северного и западного корпусов служила темная квадратная комната. В 1830-х гг. О. Монферран вписал в этот объем, получивший название Ротонды, круглый зал, осветив его через проем купола. В нишах Ротонды находились двери, органично соединявшие залы Зимнего дворца.
Е. Тухаринов. Ротонда. 1834 г.
В ходе масштабных перестроек 1826 г. часть личных комнат покойного Александра I сохранили, придав им мемориальный статус (№№ 176–182)[117]. Собственно, это и стало одной из причин переезда Николая I на третий этаж Зимнего дворца, поскольку, почитая память старшего брата, он решил придать его комнатам мемориальный характер, и ему просто не осталось места на втором этаже. Самые значительные перепланировки В.П. Стасов провел именно на третьем этаже Зимнего дворца, где он в 1826 г. оформил комнаты не только для императора Николая I, но и для его младшего брата великого князя Михаила Павловича. Комнаты последнего включали: Переднюю (№ 394), Гостиную (№ 395) и Угловой кабинет, обитый желтым штофом (№ 396). Михаил Павлович, женившись в 1824 г., не очень ладил с женой, интеллектуалкой великой княгиней Еленой Павловной, и, видимо, поэтому зарезервировал для себя несколько комнат в Зимнем дворце. С другой стороны, комнаты в Зимнем дворце ему полагались по статусу.
После восстановления Зимнего дворца в 1838–1839 гг. Николай I расширяет свои покои на третьем этаже, оставляя рядом со своими комнатами только небольшой Малый кабинет императрицы Александры Федоровны (№ 387). Именно в этом кабинете находились знаменитые парные картины Карла Брюллова «Итальянское утро» и «Итальянский полдень». Далее следовали дежурные помещения камер-юнкеров и камердинеров, Буфетная и Гардеробная. На крохотных антресолях третьего этажа, окнами во внутренний дворик, располагались жилые комнаты камердинеров и камер-лакеев[118].
План третьего этажа северо-западного ризалита
Упомянув о картинах К. Брюллова, отметим, что со времен Екатерины II многие из личных комнат императорской четы в Зимнем дворце украшали картины, внесенные в реестр Императорского Эрмитажа. Формально эти картины считались уже государственной собственностью. Однако это нисколько не мешало монархам с такой же легкостью менять статус эрмитажных картин в обратную сторону. В 1826 г. Николай I, получив в свое распоряжение Эрмитаж, распорядился исключить три картины из каталога Эрмитажа и передать их великому князю Михаилу Павловичу и флигель-адъютанту П.А. Штегельману. Младшему брату царь пожаловал известную картину художника В.Эриксена «Портрет Императрицы Екатерины II верхом в гвардейском мундире», которая проходила в каталоге под № 923. Михаил Павлович получил и не менее известный портрет М. Шибанова – «Грудной портрет Императрицы Екатерины II в дорожном платье» (без номера). Флигель-адъютант полковник Семеновского полка П.А. Штегельман получил от царя «копию с картины Тициана, изображающую лежащую Венеру»[119]. В 1827 г. Николай I распорядился об отправке великому князю Константину Павловичу в Польшу двух эрмитажных картин, повелев «исключить последние картины из каталога Эрмитажа»[120].
Личные апартаменты Николая I на третьем этаже включали: Секретарскую (№ 393), примыкавшую к Передней (№ 394) великого князя Михаила Павловича; Приемную, декорированную малиновым штофом (№ 392); Угловую гостиную на четыре окна, обитую «голубой материей с золотыми разводами» (№ 391); Зеленый кабинет (№ 390) и Будуар (№ 389).
Главным помещением половины Николая I был, конечно, его Зеленый кабинет. Наряду с акварелями сохранились довольно подробные описания этого кабинета. Барон М. Корф, один из многолетних сотрудников Николая I, подробно описал «верхний» кабинет, который он рассмотрел во время одного из заседаний в 1841 г. По его словам, кабинет выходил «окнами к Адмиралтейству», что «вокруг всей комнаты идут полушкафы, на которых лежат книги и портфели. Посредине ее два огромных письменных стола, в параллельном направлении; третий поперек комнаты, с приставленным к одной оконечности его пюпитром. В целом – порядок удивительный: ничто не нагромождено, не валяется; всякая вещь, кажется, на своем месте… Во всей комнате только два огромных, как ворота, окна и в простенке между ними – большие малахитовые часы с таким же циферблатом… Вся без изъятия мебель, стулья и кресла, карельской березы, обитая зеленым сафьяном; один только диван и ни одного вольтера»[121]. Под «вольтерами» Корф имел в виду очень удобные кресла. Этой деталью мемуарист подчеркивает сугубо деловой и аскетичный характер кабинета, столь отвечавший особенностям характера самого царя.
М. Шибанов. Екатерина II в дорожном костюме
Дочь Николая I, великая княгиня Ольга Николаевна, в своих записках описывает кабинет отца на 1838 г. совсем по-другому: «светлое, приветливое помещение с четырьмя окнами, два с видом на площадь, два – во двор. В нем стояли три стола: один – для работы с министрами, другой – для собственных работ, третий – с планами и моделями, для военных занятий»[122]. Однако на акварели Ухтомского, датированной серединой XIX в., это помещение с четырьмя окнами названо угловой гостиной Николая I. И уж, конечно, окна кабинета царя не могли выходить «во двор». Видимо, это ошибка Ольги Николаевны, поскольку свои воспоминания она писала много лет спустя.
Э.П. Гау. Большой кабинет Николая I. 1860-е гг.
К.А. Ухтомский. Угловая гостиная императора Николая I. Середина XIX в.
В ранние годы советской власти описание кабинета приобрело отчетливо политизированный характер. Перед экскурсоводами прямо стояла задача показать все ничтожество Николая Палкина. Но даже в те годы в ряде популярных работ присутствовала и определенная доля уважения к грозному императору. К примеру «…портреты Петра I и Александра Благословенного; портреты их императорских высочеств братьев и сестер государя императора; далее по стенам – акварельные портреты всех детей „Его Императорского Величества“; прелестные небольшие картинки работы Ладюрнера[123], изображающие сцены их ежедневной военной и дворцовой жизни и на каждой – портреты: государя императора, или наследника-цесаревича, или его императорского величества Михаила Павловича, принца Оранского, окруженных приближенными. Все эти произведения отличаются чрезвычайным сходством не только лиц, но склада и положений особ, которые изображены на них. На двух стенах, над низкими шкапами, две огромные картины, известные многим в Петербурге: „Парад в Берлине“, писанный Крюгером, и „Парад в Санкт-Петербурге“, писанный Ладюрнером. На каждой более 250 портретов известных лиц военных, окружающих здесь императора, там – короля, а в числе зрителей – несколько особ высшего круга и современных знаменитостей обоего пола. На одном из каминов – прекрасный мраморный бюст его величества короля прусского. Тут же все мундиры его войска, изображенные маленькими чугунными статуэтками, отчетливо отлитыми и раскрашенными»[124].
Ф. Крюгер. Парад на Оберплац в Берлине
При отделке половины Николая I, безусловно, учитывались его личные вкусы. Если говорить о живописи, то в комнатах царя доминировали батальные картины. Более того, эти военные картины использовали и для декора помещений, непосредственно встраивая их в функциональные детали интерьера. Например, в 1841 г. Николай Павлович распорядился сделать «в уборной Его Величества двери в виде рамы из красного дерева, в которую вставлена картина, изображающая гренадера»[125].
Как и в любом доме, на «территории» северо-западного ризалита периодически случались «аварии глобального характера», связанные с тем, что Зимний дворец располагался очень близко к Неве, которая периодически выходила из берегов. Все это приводило к постепенному оседанию фундамента, что, в свою очередь, вело к появлению трещин в несущих стенах. Эта проблема актуальна и сегодня: иссечены трещинами колонны Павильонного зала, а ноги знаменитых атлантов Нового Эрмитажа буквально разрывают сквозные трещины.
А.И. Ладюрнер. Парад перед Зимним дворцом в Петербурге. Фрагмент
В марте 1850 г. образовали комиссию, куда вошли фактически все те, кто восстанавливал Зимний дворец в 1838–1839 гг. Возглавил ее граф Петр Андреевич Клейнмихель. Поводом к созданию комиссии стала трещина в наружной стене ризалита, начинавшаяся в подвальном этаже. Там она была едва заметна, продолжаясь уже «в виде ссадины в кабинете Ея Величества», далее шла «по верхнему этажу в угловой гостиной Его Величества» уже «в виде перемычек», и на чердаке сходила на нет.
Впервые эту трещину обнаружили еще в 1848 г. и тогда же заделали, а в 1850 г. она появилась вторично. Естественно императора взволновала такая проблема, как «устойчивая трещина» в несущей стене его дома. Комиссия вновь тщательно осмотрела трещину и пришла к выводу, что ее появление есть результат «разности температур наружной и внутренней» и «осадки фундамента в угловой части здания, прилегающей к реке». Вместе с тем члены комиссии категорически заявляли, что «на счет прочности здания никакого опасения нет». Николай I распорядился трещину немедленно заделать[126].
Складывается впечатление, что тогда, в конце 1840-х гг., фундамент западной стороны Зимнего дворца действительно продолжал «гулять». Об этом свидетельствуют периодические замены стекол в комнатах западного фасада. Например, в 1846 г. в угловом кабинете Николая Павловича поменяли разбитое зеркальное стекло[127]. В документах упоминается, что летом 1850 г. рабочие поменяли треснувшие зеркальные стекла на половине цесаревны Марии Александровны в ее Угловом кабинете и Золотой гостиной (три стекла) и на половине великой княгини Ольги Николаевны в ее Угловом кабинете (одно стекло)[128]. Трещины в массивных зеркальных стеклах могли появиться лишь вследствие возникающих, и довольно сильных, деформаций в несущих стенах западного фасада, которые, в свою очередь, деформировали оконные дубовые рамы. И такие симптомы имели место не только под северо-западным ризалитом (одно треснувшее стекло), но и под юго-западным (три треснувших стекла). Впрочем, в качестве версии можно предположить, что стекла трескались, когда летом огромные дубовые рамы открывались для ежегодной мойки стекол.
Кабинет Николая I на первом этаже северо-западного ризалита
Как известно, в конце жизни Николай I оставил свой кабинет на третьем этаже и перебрался на первый этаж, где устроил для себя небольшую квартиру. Она состояла из двух небольших узких комнат (№ 17, № 16 – южная часть). Одно окно нового углового кабинета императора выходило на Адмиралтейство и два окна – на Салтыковский подъезд (№ 16).
Новый кабинет представлял собой небольшую узкую комнату, лишенную декора, с выбеленным потолком и оклеенными темными обоями стенами. В кабинете находились письменный стол и знаменитая складная походная кровать императора. Попасть в кабинет императора можно было как со стороны круглой чугунной лестницы (за залом № 16), так и через подвал с улицы. Фактически это была «изолированная квартира» внутри ризалита.
План первого этажа северо-западного ризалита
Такая изолированность делала императора более мобильным, позволяя покидать дворец и возвращаться в него совершенно незамеченным. Говоря о причинах переезда, упомянем и о крайне сомнительной версии, связанной якобы с тем, что лечащему врачу императора М.М. Мандту было тяжело подниматься на третий этаж дворца для осмотра своего пациента. Эта версия совершенно не вписывается ни в характер императора, ни в систему взаимоотношений между императором и подданными. Кроме того, на Салтыковской лестнице имелся установленный в 1826 г. лифт.
К.А. Ухтомский. Малый кабинет императора Николая I. Сер. XIX в.
О времени переезда императора в этот кабинет на первом этаже сохранились только косвенные упоминания. Например, барон М. Корф упоминает, что «император Николай только в самые последние годы своей жизни переселился в тот маленький кабинет, где и умер»[129]. Барон совершенно прав, говоря о «последних годах». Дело в том, что документы о ремонтных работах и расходах по Зимнему дворцу за 1850 г. позволяют совершенно точно датировать время переезда императора в новый кабинет. В апреле 1850 г. хозяйственники составили смету расходов и перечень работ «по Нижнему этажу Императорского Зимнего Дворца в комнатах Государя Императора». Апрель здесь указан не случайно. В мае по традиции царская семья уезжала в Царское Село и тогда же в Зимнем дворце немедленно начинались ремонтные работы, которые заканчивались в октябре-ноябре, когда царская семья возвращалась на зиму в Зимний дворец. Именно к апрелю завершалось составление всех смет этих работ, чтобы в мае к ним приступить.
В данном случае смета включала работы, недвусмысленно указывающие на то, что Николай I на первом этаже ранее не жил. Напомним, ранее на этом углу находились комнаты императора Александра I. В первой комнате предполагалось переделать тамбур, устроить «вновь ватер-клозет с трубами и обделкою его красным деревом», «поставить купальный шкаф с устройством приводной трубы для чистой воды и отводной для грязной», «устроить вновь у окон два шкафа красного дерева», «переменить ковер, то же и на чугунной лестнице, ведущей в подвал» и «переменить обои»[130]. Установка душа в нижнем кабинете указывает на намерение императора устроиться там всерьез и надолго.
В кабинете императора рабочие должны были за лето «в одном окне переменить треснувшее зеркальное стекло новым», «в обоих комнатах своды вычистить хлебом и обелить», «на стенах лестницы, ведущей в подвал и в первую комнату подвала, переменить обои», «в подъездах штукатурку исправить и обелить», «во всех вообще комнатах мебель и двери вычистить и исправить», «оконные переплеты вычистить и покрыть лаком»[131]. Фактически это был капитальный ремонт помещения, где царь никогда ранее не жил. Отметим особо установку «ватерклозета, не пропускающего ни малейшего запаха, красного дерева с чугунной машиной», который установил механик Клифус. Этот ватерклозет в документах называется «привилегированным».
Половина императрицы Александры Федоровны (1826–1860)
Императрица Александра Федоровна, поселившаяся в комнатах второго этажа северо-западного ризалита в декабре 1826 г., ежегодно занималась изменением интерьера своих комнат. Работы были разного размаха. Так, в мае 1834 г. архитектор Шарлемань представил министру Императорского двора два варианта рисунков «паркетному полу из разных дерев, вместо старого в Малой столовой комнате Государыни Императрицы Александры Федоровны». Работы по замене паркета провели летом 1834 г.[132]
Этим же летом заменили обивку стен в Угловом кабинете Александры Федоровны и одновременно поменяли обивку всей мебели в кабинете. Любопытно, когда выяснилось, что материи на все работы немного не хватает, то хозяйственники предложили министру Императорского двора «сэкономить на императрице». Они рекомендовали «по недостатку мебельной материи» обтянуть мебель в кабинете «материей, снятой со стен Углового кабинета». Однако князь П.М. Волконский не согласился с этим, сочтя, что «нехорошо будет, если новая материя, какою предложено обить часть мебели, неодинакова с материею… назначенной на обивку оставшейся мебели»[133].
Все ремонты в северо-западном ризалите закончили к началу октября 1834 г. Осенью 1834 г. хозяйственники подвели итоги проведенных летом работ: «Подъемная машина у Собственной лестницы совершенно исправна; в Розовой гостиной Государыни Императрицы вычищены обои; в Большом кабинете перетянута вся мебель; в Зеленом кабинете покрыты стены и мебель новой материей, повешены новые занавески из белой прозрачной материи и мебель перетянута и перезолочена; в Почивальне кушетка обита новой материей; в Ванной положен новый ковер; в Желтой столовой сделан новый паркет; в бане Государя все стены выскоблены, исправлены потолки, через которые проходит воздух и под полом залито свинцом».
А. Ухтомский. Кабинет императрицы Александры Федоровны. До 1837 г.
Буквально через два года, в 1836 г., архитектор О.Р. Монферран заново отделал все комнаты императрицы Александры Федоровны, оформленные В.П. Стасовым в 1826 г. За прошедшие десять лет в архитектурной моде произошли ощутимые изменения. Интерьеры, выполненные в классицистической манере, считавшиеся утонченными и изящными в 1820-х гг., к середине 1830-х гг. таковыми уже не являлись. Жизнь на подсознательном уровне меняла представление о красоте. Кроме этого, империя Николая I находилась в расцвете, и императрицу Александру Федоровну, а точнее самого царя, перестала удовлетворять лаконичная простота ее апартаментов. И Николаю I, и Александре Федоровне требовались роскошные репрезентативные покои, отражавшие своими интерьерами весь блеск николаевского царствования.
В результате работ Монферрана новые помещения императрицы стали более пышными и яркими. Например, он оформил обширную Приемную (на месте нынешнего Малахитового зала) с пристенными яшмовыми колоннами. Монферран переделал и ряд второстепенных помещений. Все эти интерьеры погибли в огне пожара в декабре 1837 г.
План второго этажа Зимнего дворца. Чертеж архитектурного ученика И. Иванова. 1809 г.
После восстановления Зимнего дворца (1838–1839 гг.) половина императрицы Александры Федоровны претерпела естественные изменения, «по определению» включив в себя три группы помещений: парадные залы, личные комнаты и несколько служебных помещений.
Поскольку 1830-1840-е гг. стали временем начала господства историзма, то комнаты императрицы были выдержанны именно в этом стилевом направлении. Под терминами «историзм» или «неостиль» понималось художественное переосмысление и стилизованное воссоздание стилей более ранних эпох. Историзм тогда начал вытеснять привычный ампир. Во многом распространение нового стилевого направления было связано и с личными пристрастиями правящей четы. Император Николай Павлович, воспитанный на романах Вальтера Скотта, отчетливо тяготел к рыцарской символике и готической архитектуре. Поэтому в Зимнем дворце появляются интерьеры, образцом для которых стало барокко, рококо, готика, ренессанс и восточное искусство.
К.А. Ухтомский. Малахитовая гостиная. 1865 г.
Э.П. Гау. Большая (Малиновая) гостиная императрицы Александры Федоровны. 1858 г.
Отделанная уже в третий раз половина императрицы Александры Федоровны начиналась тремя парадными гостиными, представлявшими некий переход от парадной Невской анфилады к личным покоям: Малахитовая гостиная (№ 189), Розовая гостиная (№ 187) и Малиновая гостиная (№ 186).
Пожалуй, самой известной гостиной на половине императрицы Александры Федоровны стала Малахитовая гостиная. Название гостиной связано с камнем, преобладающим в деталях ее оформления.
Интерьер Малахитовой гостиной, как и всех остальных помещений на половине императрицы, создан в 1838–1839 гг. архитектором А.П. Брюлловым. Он использовал в качестве доминанты гостиной тончайшие пластинки зеленого малахита, покрывавшие камины и колонны зала. Материал для этих работ имелся в избытке, поскольку именно в 1830-х гг. открыли залежи малахита на Урале. Для отделки гостиной использовали малахит Меднорудянского месторождения. Всего у заводчика Демидова приобрели 225 пудов малахита (около 3,6 т) по 500 руб. за пуд. Из него использовали 133 пуда (2,128 т).
Стол с малахитовой столешницей. 1851 г.
Темпы возрождения Зимнего дворца после пожара (17–18 декабря 1837 г.) были таковы, что уже к середине января 1838 г. утвердили и проект гостиной, и решили все организационные вопросы, связанные с ее восстановлением. Так, 15 января 1838 г. последовало распоряжение императора, отводившее полтора года мозаичистам Петергофской гранильной фабрики на изготовление колонн и пилястр для гостиной. Работа мозаичистов была необычайно тонкой, поскольку пластинки малахита тщательно подбирались по рисунку камня, состыковывались на теле колонны, наклеивались и бережно полировались. Всю работу мастера выполнили за пятнадцать месяцев, и обошлась она в 130 тыс. руб.
Камины для гостиной, рисунки которых утвердил лично император, заказали известной фирме «Английский магазин Никольс и Плинке», и обошлись они Кабинету Е.И.В. в 44 тыс. руб. (по 22 тыс. руб. за камин). Когда состоялось решение о передаче заказа на камины английской фирме, Николай I выразил свое «высочайшее недоумение», поскольку, по его мнению, эти работы вполне могла бы выполнить Петергофская фабрика. Однако члены Комиссии по восстановлению Зимнего дворца мотивировали свое решение тем, что «по отзыву Вице-президента департамента уделов, в ведомстве коего состоит Петергофская гранильная фабрика, фабрика сия по другим занятиям и по краткости времени, к которому означенные камины готовы быть должны, не может принять на себя изготовление их».
Камин в Малахитовой гостиной и бронзовые базы малахитовых колонн
О том, насколько плотно Николай I контролировал процесс «творческого переосмысления» императорских половин, свидетельствует его резолюция, касающаяся освещения гостиной. Дело в том, что при подготовке освещения Малахитовой гостиной предполагалось использовать пять люстр: одну большую и четыре малые. Однако царь распорядился: «Было прежде три, а тогда бывало светло и жарко, довольно и теперь трех»[134].
По приказу царя собрали на пожарище обломки яшмовых колонн погибшей Золотой гостиной. Пожар был столь силен, что сохранившиеся куски яшмы при прикосновении превращались в щебень. Тем не менее удалось собрать и приспособить к делу 529 кусков яшмы. От погибших каминов осталось всего 47 обломков. Использовали и уцелевшие во время пожара бронзовые базы шести колонн и шести пилястр. Все они были заново вызолочены и по сей день украшают колонны в Малахитовой гостиной.
Ф. Лист
23 февраля 1839 г. малахитовые колонны и пилястры доставили в Зимний дворец. Везли их из Петергофа на специально приготовленных «роспусках»[135]. 14 апреля 1839 г. «Английский магазин Никольс и Плинке» выполнил условия контракта, поставив камины для Малахитовой гостиной. Кстати говоря, во всех документах по восстановлению гостиной она по инерции именуется «Золотой гостиной», т. е. так, как она именовалась до пожара. Название «Малахитовая гостиная» появилось само, уже после того, как гостиную ввели «в строй».
В Малахитовой гостиной Александра Федоровна устраивала интимные музыкальные вечера (большие устраивались в Концертной зале или Ротонде). Именно в Малахитовой гостиной Ференц Лист играл для избранного общества 5 апреля 1842 г., приехав с концертами в Петербург.
Малахитовая гостиная. Заседание Совета по призрению семей лиц, призванных на войну, и семей раненых и павших воинов (Ольгинского комитета)
В Малахитовой гостиной происходило официальное представление дам императрице. Там же проходил обряд одевания великих княжон, выходивших замуж и навсегда покидавших семью. В ней обряжали в коронные бриллианты немецких невест, выходивших замуж за русских великих князей. В Малахитовой гостиной собирались члены императорской фамилии перед очередным Большим выходом. С начала 1840-х гг. в Малахитовой гостиной стали проходить семейные праздники – разговение на Пасху. В 1915 г. в Малахитовой гостиной проходили заседания благотворительных обществ, которые возглавляли великие княжны Ольга Николаевна (Совет по призрению семей лиц, призванных на войну, и семей раненых и павших воинов) и Татьяна Николаевна (Комитет по оказанию помощи пострадавшим от военных действий). При Временном правительстве А.Ф. Керенский сделал Малахитовый зал местом проведения заседаний правительства.
Э.П. Гау. Белая (Розовая) гостиная императрицы Александры Федоровны. 1860 г.
Розовую гостиную императрицы Александры Федоровны создал в 1846–1847 гг. архитектор А.И. Штакеншнейдер. Гостиную украшал гарнитур розового дерева в стиле «второго рококо» или «а ля Помпадур», декорированный фарфоровыми пластинами. Эти фарфоровые вставки были выполнены на Императорском фарфоровом заводе по рисункам Штакеншнейдера. Фарфоровые вставки этажерки и столиков выполнены с изображениями роз, незабудок, васильков, гвоздик и др. На акварели Э.П. Гау эти вставки хорошо видны.
Мебель выполнили мастера фирмы братьев Гамбс. В Розовой гостиной потолок был украшен лепкой в виде ажурной золоченой сетки, стены задрапированы белой узорчатой тканью, повсюду висели зеркала, в кадках на полу и на жардиньерках стояли цветущие растения, живописными группами располагалась изящная мебель, и все это великолепие дополнялось живописью, обилием декоративных предметов: фарфоровыми вазами, статуэтками, посудой, декоративным стеклом. Пол гостиной покрывал огромный ковер.
Поскольку половина императрицы объединяла большую семью, то на ее территории располагались три столовые: Арапская столовая (№ 155), Помпейская, или Малая, столовая (№ 188) и Большая столовая (залы №№ 17, 179, 961). Эти столовые, наряду с гостиными входили в парадную часть покоев.
К.А. Ухтомский. Арапский зал, или Большая столовая. Сер. XIX в.
Подчеркнем, что в интерьерах личных и парадных комнат строго выдерживалось заданное архитекторами стилевое единство. Примером тому служат интерьеры Помпейской столовой, созданной А. Брюлловым. Появление такой столовой тоже не было случайным, поскольку в Европе все еще продолжалось увлечение Помпеями, открывшими для культурного мира Европы целый мир. Мебельный гарнитур, спроектированный А. Брюлловым для этой гостиной, был выполнен в мастерской П.Г. Гамбса. Стулья из этого гарнитура выполнены в переработанных формах древнеримских курульных кресел[136]. Резные ножки табуретов, диванов, стола-консоли имеют форму звериных лам, окрашенных под темную бронзу. Ярко-красный цвет ткани обивки диванов и стульев соответствовал древним помпейским росписям и был согласован с общим цветовым решением всех элементов интерьера.
Названия гостиных, столовых и комнат рождались стихийно в повседневной жизни семьи. Их никто изначально не придумывал. Как правило, за основу брались стилистические особенности декора или то, на чем невольно задерживался взгляд. Так, название Арапской столовой связано с тем, что у её дверей во время высочайших обедов дежурили дворцовые арапы. Эта столовая постоянно нуждалась в искусственном освещении, поскольку три окна выходили в небольшой внутренний дворик ризалита. Поэтому небольшую Арапскую столовую украшают две бронзовые люстры с хрустальными подвесками по 72 свечи каждая.
К.А. Ухтомский. Помпейская, или Малая, столовая. 1874 г.
Подбор парадных помещений на половине императрицы, конечно, не был случайным. Дело в том, что «стандартный комплект» помещений, размещенных на тех или иных половинах, недвусмысленно свидетельствовал о совершенно определенном «домашнем» статусе каждого из членов семьи. Если на половине Александры Федоровны располагались три парадные гостиные, то на половине Николая I их было две, а у великих княжон на первом этаже – одна парадная гостиная на двоих. На остальных половинах гостиных не было. У наследника Александра Николаевича своя гостиная появилась только после женитьбы в 1841 г. Аналогично обстояло и со столовыми. На этаже императрицы мы перечислили три столовых, на остальных этажах императорской половины столовых не было вообще. Столовые императрицы служили местом сбора большой семьи императора Николая I.
Личные комнаты императрицы включали: Кабинет (№ 185), Спальню (№ 184), Уборную (№ 183), Будуар (№ 182), Садик (№ 181), Ванную (№ 670). Располагались они между парадными гостиными и Большой столовой. К служебным помещениям относились: Буфет, Бриллиантовая (№ 177) и Проходная комнаты.
Э.П. Гау. Будуар императрицы Александры Федоровны. 1871 г.
Э.П. Гау. Ванная императрицы Александры Федоровны. 1870 г.
Э.П. Гау. Кабинет императрицы Александры Федоровны. 1858 г.
Спальню императрицы (№ 184) А.П. Брюллов отделал в классицистическом духе, с колоннами из белого искусственного мрамора в альковной части, скульптурным барельефным фризом работы И.Г. Германа и легкой орнаментальной росписью потолка. Вся спальня была выдержана в синих тонах. Эти интерьеры стилистически далеко ушли от канонов классицизма, поскольку он эволюционировал в «многоцветный» и «многовариантный» историзм. Характерной особенностью интерьеров этой эпохи стал упор на предметы декоративноприкладного искусства, которые формировали уютные «вещные» и «мебельные» интерьеры Зимнего дворца. На смену торжественным и симметричным классицистическим интерьерам пришли уютные выгородки и уголки в гостиных эпохи историзма.
К.А. Ухтомский. Малый зимний сад императрицы Александры Федоровны. 1870-е гг.
К.А. Ухтомский. Малый зимний сад императрицы Александры Федоровны. Сер. XIX в.
Осматривать «стены» этих залов можно и сегодня, поскольку их планировка фактически не менялась. Правда, интерьеры и декор образца 1840-х гг. сохранились только в Малахитовой и Арапской столовой. В остальных залах это только некие намеки на былое великолепие в виде отдельных предметов мебели, когда-то стоявших в роскошных интерьерах. В отдельных комнатах сохранилась узнаваемая по акварелям лепнина и роспись потолка.
В последующие годы, в 1840-1850-х гг., капитальных перепланировок в западном крыле практически не было. Менялись только интерьеры и декор жилых покоев. В указанный период этим занимался архитектор А.И. Штакеншнейдер. Господствующей тенденцией новых интерьерных решений стало стремление к роскоши и комфорту. Эта 136 подчеркнутая роскошь не била в глаза и уж тем более не казалась вульгарной, поскольку как нельзя лучше отвечала барочной архитектуре Зимнего дворца.
Комнаты дочерей Николая I на первом этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца
Впервые за всю историю Зимнего дворца комнаты царских дочерей устроили на первом этаже северо-западного ризалита. На «непрестижном» первом этаже поселили дочерей Николая I – великих княжон Ольгу и Александру. Старшая дочь царя Мария Николаевна в 1839 г. вышла замуж и навсегда ушла из детских комнат, поселившись с мужем в одной из запасных половин Зимнего дворца. А вскоре отец подарил старшей дочери дворец на Исаакиевской площади, названный позднее Мариинским.
Ранее, следуя классической схеме расположения дворцовых помещений, на первом этаже северо-западного ризалита располагались бани, кухни и другие служебные помещения. Эти были небольшие, многократно перестраивавшиеся комнаты, представлявшие собой настоящий лабиринт. Под царских дочек архитектор А.П. Брюллов полностью перепланировал служебные закутки первого этажа западного фасада, укрупнив помещения и придав им статусный дворцовый характер.
В результате этих работ половина царских дочерей на первом этаже северо-западного ризалита включала: Переднюю (№ 11), Готическую гостиную (№ 12), Библиотеку (№ 13), Кабинет Ольги Николаевны (№ 14), Кабинет Александры Николаевны (№ 16) и Общую спальню (№ 15).
Самым роскошно отделанным помещением стала Готическая гостиная. Одно из популярных течений архитектуры историзма – готика – в этой гостиной реализовывалось в полной мере. В переплеты окон вставили цветные стекла с изображением виноградных лоз и гроздей – одним из популярных мотивов христианского средневековья. Сегодня от этой роскоши осталась только готическая лепнина потолка.
Покои царских дочерей, перестроенные и обновленные в 1839 г., завершили превращение северо-западного ризалита в большую царскую квартиру, поскольку все три этажа ризалита заняла семья Николая I. Очень важным было и то, что этажи разноуровневой царской квартиры объединяли четыре лестницы. Две лестницы соединяли все этажи дворца: Салтыковская лестница, или «Лестница с подъемной машиной», и Чугунная круглая лестница (ныне – служебная Отдела истории русской культуры). Третья лестница была служебной, выходившей на антресоли первого этажа. Четвертая, «овальная лестница», вела с набережной Невы прямо в покои великих княжон.
Э.П. Гау. Гостиная в стиле второго рококо («Гостиная с амурами»). 1868 г.
К.А. Ухтомский. Кабинет великого князя Николая Николаевича. 1856 г.
Новые лестницы обозначили и новые маршруты передвижения посетителей северо-западного ризалита. По-немецки педантичный Николай I лично определял эти маршруты. В 1827 г. Николай Павлович «Высочайше повелеть соизволил, чтобы все те особы, кои прежде имели вход в секретарскую комнату в Зимнем Дворце, ходили ныне в таковую в верхнем этаже, через столовую комнату по новой чугунной лестнице; все же те, кои туда входа не имели, ходили бы по лестнице, называвшейся Салтыковскою, прямо в новый коридор Его Императорского Величества, где и дожидались бы дальнейшего приказания или призыва»[137]. Другими словами, для «своих» имелся открытый доступ к монарху, а всем прочим следовало ждать «дальнейшего приказания или призыва».
К.А. Ухтомский. Салтыковская лестница. Сер. XIX в.
Салтыковская лестница. Современное фото
После трагической смерти младшей дочери императора Александры Николаевны (в 1844 г.) и замужества Ольги Николаевны (в 1846 г.) комнаты на первом этаже простояли пустыми вплоть до ноября 1855 г., пока в них не вселился великий князь Николай Николаевич (Старший).
Ф.И. Юшков. Кабинет великой княгини Ольги Николаевны. 1846 г.
К этому времени 24-летнего великого князя уже произвели в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Императорского Величества и с назначением генерал-инспектором по инженерной части, а также командиром 1-й бригады 1-й Легкой гвардейской кавалерийской дивизии. За плечами у него было кратковременное участие в обороне Севастополя в ходе Крымской войны, за что великий князь был удостоен ордена Св. Георгия IV степени. Весной 1855 г. старший брат, уже император Александр II, сделал Николая Николаевича членом Государственного Совета. Великий князь прожил в Зимнем дворце сравнительно недолго, поскольку, женившись в 1856 г., он вскоре переехал в собственный дворец.
Четвертая запасная половина
После того как дочери Николая I выехали из Зимнего дворца, в их комнатах на первом этаже северо-западного ризалита, выходящих окнами на Адмиралтейство и Неву, от мемориального кабинета Николая I до Иорданского подъезда, сформировалась Четвертая запасная половина. Она включала в себя Женскую и Мужскую половины. Женская половина включала унаследованные от дочерей Николая I: Готический зал, Белую гостиную, Кабинет, Опочивальню и Уборную.
Мужская половина состояла из помещений Николая I: Гостиной и Кабинета. Поскольку эти помещения носили мемориальный характер, то там с 1855 по 1917 г. никто не жил.
Далее, от внутреннего угла ризалита и до Салтыковского подъезда шли комнаты, составлявшие квартиру камер-фрейлины А. Блудовой. Справа от Салтыковского подъезда до 1874 г. располагалась квартира дочери Александра II – великой княжны Марии Александровны.
Э.П. Гау. Четвертая запасная половина. Гостиная. 1869 г.
Э.П. Гау. Четвертая запасная половина. Угловой кабинет. Сер. XIX в.
Э.П. Гау. Четвертая запасная половина. Спальня. 1868 г.
Э.П. Гау. Четвертая запасная половина. Коридор. 1869 г.
Последними постоянными жильцами женской части Четвертой запасной половины стали маленькие дочери Николая II, прожившие с родителями в Зимнем дворце вплоть до весны 1904 г. К сожалению, автору не удалось обнаружить ни одной фотофиксации жилых интерьеров детских комнат дочерей Николая II на первом этаже Зимнего дворца. При этом Александра Федоровна много фотографировала, и главной темой ее фоторабот были собственные дочери.
Складывается впечатление, что дети больше находились на половине родителей, чем в своих штатных комнатах. Так, на одной из фотографий мы видим детскую плетеную мебель в спальне императорской четы на втором этаже. Да и в хранящемся в ГАРФе альбоме за 1899 г. все фотографии детей сделаны на половине родителей.
Формирование мемориальных зон Зимнего дворца
Традиция формирования мемориальных комнат в Зимнем дворце ведет свое начало буквально с первых дней его существования. После гибели Петра III часть его покоев немедленно приобрела некое памятно-мемориальное значение. Под «неким» имеется в виду то, что на личной половине убитого императора даже при смене хозяев комнат сохранялось их первоначальное название, но вещи погибшего императора, конечно, никто не хранил.
После смерти императрицы Екатерины II дольше всего в неприкосновенности сохранялись ее Зеленые, или Китайские, антресоли, из которых в буквальном смысле вырос Императорский Эрмитаж. Эти комнаты погибли во время пожара 1837 г. Также вплоть до пожара 1837 г. сохранялась «мыленка» императрицы, где Екатерина II проводила время со своими фаворитами.
Судьба личных вещей из комнат императрицы сложилась по-разному. Сначала из комнат изъяли все драгоценные вещи. Часть из них оказалась в новой Бриллиантовой комнате, на половине императрицы Марии Федоровны, часть – в Галерее драгоценностей, часть «пошла по рукам». Часть личных вещей Екатерины II попала в дворцовые кладовые.
В основном в дворцовых кладовых скопилась одежда и обувь императрицы. Когда в 1826–1827 гг. Николай I начал «чистить» Зимний дворец, то он добрался и до кладовых. Тогда хозяйственники представили молодому императору обширные реестры с перечнями личных вещей императрицы. Чего только не было в этих реестрах: и три «зубочистные» щетки с серебряными ручками, и чей-то «зуб костяной». Особенно впечатляет перечень сундуков с одеждой императрицы. Так, в трех сундуках хранились 875 «корсетов или шнуровок разной шелковой материи, в том числе некоторые из парчи, негодные к употреблению». В девяти сундуках были уложены 2170 пар «башмаков из разной шелковой материи, обшитых золотом и серебряным галуном, и парчою шитые золотом <…> к употреблению негодные». Еще в двух сундуках лежали 140 пар «сапогов мужских к употреблению негодных». В других сундуках хранились зонтики и веера в огромных количествах и в основном «негодных к употреблению»[138]. Этот «скромный» перечень показывает, что сведения об огромном количестве платьев и обуви, принадлежащих русским императрицам, не являются преувеличением. Поскольку вещи были «негодными к употреблению», то по приказу Николая Павловича большую часть этого добра ликвидировали. При этом Николай I лично и по каждой вещи решал, что подлежит раздаче слугам, а что следует продолжать бережно хранить в дворцовых кладовых. Видимо, именно благодаря решению императора до нас дошла коллекция мундирных платьев Екатерины II[139]. У Николая Павловича просто не могла подняться рука на женские мундиры. Более того, он продолжил эту традицию.
С.К. Зарянко. Дворцовая анфилада. Не позднее 1837 г. На переднем плане Бриллиантовая комната императрицы Марии Федоровны
Отметим, что в списке комнат Малого Эрмитажа упоминаются в 1826 г. комнаты мемориального характера, связанные с императрицей Екатериной II: «В оных малые кабинетцы, а прежде была мастерская токарная и гранильная Императрицы Екатерины II» и «Эрмитажник, где были подъемные столы».
После смерти Александра I некоторое время сохранялся только его кабинет. Буквально накануне пожара в июле 1837 г. в кабинете Александра I «сверх описи» нашли три черепаховых лорнета («на окне, на столе и в шкапу»); «ящичек с зубочистками»; «щетку головную»[140]. Кроме этого, в самой «описи» перечислено множество вещей, продолжавших храниться в кабинете Александра I, в том числе: 24 ножа; «башмак фарфоровый» (видимо, табакерка в форме «башмака». – И. З.); серебряный самовар; два солдатских ружья и одна винтовка; два пасхальных яйца – малахитовое и фарфоровое; ящик с четырьмя пистолетами; два футляра духов и т. д. Особо упомянем такой обязательный предмет гигиены, как «поплевок овальный красного дерева»[141]. «Поплевок» – это обязательная для дворцовых интерьеров плевательница.
Л.К. Плахов. Кабинет Александра I. 1830 г.
Как уже говорилось, комнаты императрицы Елизаветы Алексеевны после ее смерти в 1826 г. сразу же начали перестраивать. Ее вещи тщательно разобрали. К этому времени сложилась стандартная процедура «утилизации» вещей с личных половин умерших царственных владельцев. Для этого составлялись реестры буквально всего находящегося на императорских половинах. Что-то передавалось родственникам и близким людям «по завещанию», что-то уходило решением правящего императора в Эрмитаж, что-то передавали в кладовые Зимнего дворца на длительное хранение, что-то получали на память «люди», т. е. слуги.
Например, 18 января 1827 г. Николай I распорядился судьбой найденных в кабинете императрицы Елизаветы Алексеевны раритетных «шести медальонов с волосами: царя Михаила Федоровича, царя Алексея Михайловича, императора Петра Великого, императора Петра II и императрицы Елизаветы и Герцогини Голштейнской Анны». Все медальоны из царских комнат передали «для хранения в Эрмитаже»[142]. Такие медальоны с локонами были широко распространены в дворянской среде. Автору приходилось держать в руках такой медальон с волосами Александра I.
Волей Николая I, проводившего русификаторскую политику не только в Польше, но и во франкоговорящем Зимнем дворце, создается первая мемориальная зона общегосударственного значения. Эта мемориальная зона получила наименование галереи Петра Великого. Еще раз подчеркнем, что создание подобной мемориальной зоны великого императора стало личной инициативой Николая I, который в апреле 1848 г. повелел составить для него справку о том, где находятся вещи Петра I, когда и откуда они поступили.
Отметим, этот интерес для Николая I не был случайным. В документах указывается, что еще в 1827 г. по его повелению ученые Императорской академии наук составили «опись вещам, принадлежащим Императорской Фамилии со времен Петра Великого», хранящимся в Кунсткамере. В 1837 г. эту опись[143] издали отдельной брошюрой. В ней приведены наименования более 1500 разных предметов, непосредственно связанных с императором.
Петр I был многогранным человеком, поэтому мы упомянем только предметы, входившие в круг медицинских увлечений Петра Великого: «Баночка стеклянная, содержащая в спирте сустав пальца, отрезанный Петром I у дитяти на Стрельной мызе, поелику палец был болезненный; Баночка, заключающая 8 зубов, рваных рукой Петра I; Ящик, с осемью выдвижными ящиками, в котором: 23 сосуда с крышками из коих 7 серебряные, а прочие 16 стеклянные, отверстия оправлены в серебро; небольшие аптекарские весы с серебряными вызолоченными чашками на зеленых шнурках; ложка серебряная с ручкою из черного дерева; воронка вызолоченная; чернильница и песочница из черного дерева, отверстия в серебре; ступка серебряная с пестиком; орудие наподобие щипцов, серебряное с вызолоченной ручкою; ножницы английские с серебряными вызолоченными ручками; ножичек серебряный, вызолоченный; лопатка серебряная вызолоченная; щеточка, для бритья употребляемая, из белых щетин в серебряной оправе; линейка тонкая серебряная (сегодня этот экспонат, хранящийся в Государственном Эрмитаже, именуется „Походной аптечкой Петра I“. – И. З.); Ящик с хирургическими инструментами, принадлежащий Его Величеству; Сундук с лекарскими инструментами».
После того как Николай I ознакомился с описью вещей Петра I, он распорядился «все значащееся по сей описи передать в Императорский Эрмитаж». При этом на Кунсткамере император не остановился, а, собирая максимально полную коллекцию вещей Петра I, распорядился «весь гардероб Петра I, хранящийся ныне в Марли, что в Петергофе», также передать в Эрмитаж[144].
Император лично курировал процесс создания экспозиции в Галерее Петра I. Все окончательные решения по оформлению экспозиции принимал именно Николай I. Например, сначала царь распорядился «для трона в новой галерее Петра Великого употребить кресло в Бозе почивающей Императрицы Елизаветы Петровны», которое предполагалось доставить из Петергофа. Затем от этого решения он отказался, распорядившись «для восковой фигуры Петра I употребить вместо тронного кресла Елизаветы Петровны тронное кресло Петра I, хранящееся в Кунсткамере, а первое передать на хранение в кладовые Зимнего Дворца»[145]. Он особо оговорил, что «сморщившуюся» в результате неудачного бальзамирования лошадь Петра и его собак «переместить в Галерею Петра I, не исправляя оных».
К концу 1849 г. новая мемориальная галерея была готова принять первых посетителей. Император изначально желал сделать эту галерею общедоступной и «допускать теперь по билетам посетителей для осмотра галерей Петра I и драгоценных вещей», но при этом посетителей должен был безотлучно сопровождать дежурный лакей, «строго наблюдая», чтобы они «не дотрагивались до вещей руками»[146].
Когда умер сам Николай I, то его комнаты на третьем этаже северозападного ризалита сохранялись до второй половины 1880-х гг., т. е. более 30 лет. А кабинет на первом этаже, где, собственно, и умер Николай I, со всей мебелью сохранялся до конца 1930-х гг. После смерти царя 18 февраля 1855 г. в неизменном виде решили сохранять только сам малый кабинет на первом этаже. Обстановку примыкавших к нему комнат полностью отдали камердинеру Николая I Петру Федоровичу Гримму. Однако же в августе 1855 г. мемориальную зону решили расширить, поскольку в комнаты Николая I на первом этаже Зимнего дворца началось настоящее паломничество. Тогда же состоялось решение о том, чтобы камер-фурьер Малышев отвечал за Кабинет, а Гримм – за «приванные комнаты».
Отбирать «подлинную» мебель у камердинера не стали, а попросили заказать подобную по имеющимся образцам, т. е., говоря современным языком, «новодел». Этот документ любопытен уже тем, что в нем приведен весь перечень мебели, стоявшей в комнатах Николая I на первом этаже Зимнего дворца. Часть этих предметов мы можем подробно рассмотреть на акварели К.А. Ухтомского.
Восковая персона Петра I
Список внушителен, поэтому упомянем только некоторые из предметов, перечисленных в списке: «турецкий диван красного дерева со спинкой, с столбами и двумя подушками, набитыми волосом и стальными пружинами, обтянутый синим репсом» за 135 руб.; дорогое зеркало с рамой за 395 руб.; «кресло Вольтер с механикой, набитое волосом и стальными пружинами, обтянутое синим репсом» за 75 руб.; четыре стула с бронзовыми позолоченными ручками за 72 руб.; письменный стол с зеленым сукном и двумя ящиками за 35 руб. Поскольку пол в комнатах был покрыт синим ковром (на акварели – зеленый), то заказали и его. В комнатах имелись и два обязательных «плювательника». Весь комплект мебели с коврами обошелся в 2377 руб. 54 коп.[147]
В дворцовых кладовых предметы интерьера жилых царских комнат находились на режиме особого хранения. В издаваемых описях «предметам, имеющим преимущественно художественное значение», эти вещи шли отдельным разделом. Например, в Зимнем дворце хранились следующие вещи из «верхнего» кабинета Николая I:
1. Пресс-папье, отлитое в бронзе, изображающее одного из великих князей (это великий князь Константин Николаевич. – И. З.) в матросской одежде. Справа на камне гравированная надпись: «Лепила гр. Екатерина Кушелева в 1852 год». Отливал Шопен.
2. Колокольчик бронзовый, отлитый по уменьшенной модели колокола Ивана Великого.
3. Часы столовые бронзовые, золоченые, в виде часовни, на двух колонках: верх прорезной, оканчивается короной. Английской работы начала XIX в. Вышина 4 вершка, ширина 2,5 вершка[148].
Летом 1855 г. Александр II принял решение о допуске публики в комнаты, в которых «скончался Блаженныя памяти Император Николай Павлович». Министр Императорского двора князь П.М. Волконский сообщил об этом обер-гофмаршалу Шувалову 29 мая 1855 г.: «По всеподданнейшему докладу моему о том, что многие лица желают видеть комнату <…>. Государь Император высочайше дозволяет впуск в оную, но не иначе, как по особым билетам, которые изготовить наподобие билетов для входа в Зимний Дворец, и выдавать их Придворной конторе, отпустив часть их в распоряжение камер-фурьера Малышева, в заведовании которого состоит означенная комната»[149].
Еще раз отметим, что вещи, ранее принадлежавшие членам императорской фамилии, никогда не выбрасывались. Их хранили и утилизировали только по высочайшему повелению. Как правило, дворцовые кладовки чистились в начале нового царствования. Именно тогда составлялись огромные описи старых вещей, и по «судьбе» каждой из этих вещей требовалось конкретное высочайшее решение.
Например, в 1855 г. решалась судьба детской мебели младших братьев и сестер Александра II. Так, в опись включили «кровать складную деревянную, стол и кресло» великой княгини Марии Александровны, младшей сестры царя. В описи упоминается детская мебель великих княгинь Ольги Николаевны (кровать красного дерева с решетками) и Александры Николаевны, великих князей Константина Николаевича (в том числе «кресло судновое, обитое алым сафьяном»), Николая Николаевича (два «кресла маленьких, обитых алым сафьяном»)[150].
Что любопытно, уже взрослые, женатые и замужние великие князья и княгини почти всю свою детскую мебель забирали в свои дворцы. Так, великая княгиня Мария Николаевна увезла в свой Мариинский дворец все, имевшееся в описи. Так же поступила и Ольга Николаевна, увезя в Вюртемберг свою детскую «кровать складную деревянную», т. е. по сути дела раскладушку. В воспитательных целях на таких кроватях спали царские дочери все свои детские годы.
Кровать, на которой скончался Николай I и детали интерьера его Нижнего кабинета
После смерти в мае 1880 г. императрицы Марии Александровны в ее кабинете хранилась железная кровать, на которой она скончалась. Также сохранялась кровать в кабинете Александра II, на ней он умер 1 марта 1881 г. после террористического акта на Екатерининском канале. Сегодня слабым отсветом этой традиционной дворцовой мемориальности является бюст императора, установленный в его бывшем кабинете над тем местом, где когда-то находилась его кровать.
Мемориальность присутствовала в стенах Зимнего дворца и в виде довольно странных и громоздких для дворцовых залов подарков. Например, в Малой Фельдмаршальской зале хранилась пушка – подарок императора Вильгельма I Александру II.
Поскольку с 1881 г. императорская семья в Зимнем дворце не жила, то с 1884 г. с разрешения министра Императорского двора И.И. Воронцова-Дашкова и обер-гофмаршала высочайшего двора Е. Нарышкина к осмотру личных покоев покойных императора Александра II и императрицы Марии Александровны начали допускать иностранных и отечественных «туристов» (в официальных документах упоминается именно этот термин. – И. З.). Как это ни удивительно, но уже тогда среди просителей было очень много приезжих из Англии и США[151]. В экскурсиях по дворцу их в обязательном порядке сопровождали сотрудники дворцовой охраны.
Со временем сложилась практика, когда мемориальные половины, наряду с парадными залами Зимнего дворца и залами Императорского Эрмитажа, посещали учащиеся привилегированных учебных заведений. Особенно широкое распространение это получило накануне 300-летия Дома Романовых[152]. Посещали Зимний дворец высокие гости, приезжавшие в Петербург. Так, в 1891 г. офицеры французской эскадры, прибывшей в Кронштадт, не только осмотрели здание, но и отобедали в Зимнем дворце[153].
Несмотря на то что с декабря 1895 г. Николай II вернул Зимнему дворцу статус главной жилой императорской резиденции, это не прервало поток экскурсантов. После переезда семьи императора в Александровский дворец поток туристов только увеличился. Например, в 1910 г. лейб-акушер Д.О. Отт, безусловно пользуясь своими связями, сумел организовать для делегатов проводимого им Международного конгресса акушеров и гинекологов осмотр Зимнего дворца, сопровождавшийся «дворцовым завтраком». С 1908 г. профессиональным фотографам позволили фотографировать залы Зимнего дворца[154].
Как это ни странно, мемориальность личных комнат царской семьи в разных ее поколениях сохранялась вплоть до конца 1920-х гг. Это в немалой степени поразило «профессионального монархиста», видного деятеля дореволюционной Государственной Думы и идеолога Белого движения В.В. Шульгина. В 1926 г. во время нелегального пребывания в Ленинграде он посетил Музей революции (1920–1941 гг.) – так тогда называлась та часть Зимнего дворца, где находились бывшие личные покои царствовавшей фамилии. Уплатив за билет 30 копеек, Шульгин оказался в комнатах, куда до 1917 г. даже он не имел доступа. Больше всего впечатлила Шульгина сохранность «исторических комнат». Он писал: «Здесь сохранились перья и ручки, которыми писал Николай II, это бювар Александры Федоровны, это коллекция пасхальных яиц, которые она получала в подарок».
К десятилетию Октября в 1927 г. мемориальные и жилые комнаты в западной части Зимнего дворца начали превращать в обычные выставочные залы, очищая их от всех «малоценных» и «безвкусных» вещей эпохи ампира, историзма и модерна. Переделки не коснулись тогда только комнат юго-западного ризалита Зимнего дворца, поскольку их определили «для проживания в них знатных иностранных гостей». Это были комнаты императрицы Марии Александровны. Собственно только поэтому и сохранилась ее Малиновая гостиная и другие парадные гостиные ее половины.
Последним высоким гостем, который жил в покоях императрицы Марии Александровны, стал афганский падишах Аманулла-хан. Он прожил в Зимнем дворце несколько дней в 1928 г.
Солдатики императоров
Личные увлечения императоров также приобретали мемориальное значение, отчасти передаваясь по наследству. Например, это касалось царских солдатиков.
Все мальчишки играют в солдатиков. По крайней мере играли, пока не появились компьютеры. Из записок Екатерины II хорошо известно об увлечении Петра III солдатиками, сделанными из папье-маше. Это увлечение он сохранил и во взрослые годы, заказывая для солдатиков драгоценные аксессуары придворному ювелиру Иеремии Позье. Очень по-женски Екатерина II считала это «сомнительное» увлечение признаком психической неполноценности и инфантилизма Петра III.
Николая I никто в инфантилизме упрекнуть не мог. Но, тем не менее, именно он вывел эту детскую забаву «на государственный уровень». У императора это была уже не детская забава, а некая системная коллекция конных и пеших фигурок в точных мундирных копиях. Фигурки с любовью расставлялись на шкафах в Военной библиотеке Зимнего дворца и на полушкафах в многочисленных рабочих кабинетах. От пыли фигурки были защищены стеклянными колпаками. Изображения этих фигурок хорошо просматриваются на различных акварелях.
Основную часть коллекции солдатиков для Николая I изготовил скульптор В. Газенбергер. Он оказался на виду у императора в 1829 г., когда художник А.И. Зауервейд представил Николаю I фигуры в 1/4 натуральной величины. Императору работы понравились, и мастер получил заказ на изготовление моделей всех полков русской армии.
Начало коллекции солдатиков в Зимнем дворце было положено в конце 1829 г., когда первые четыре фигуры (унтер-офицеры Кавалергардского, лейб-гвардии Конного, Подольского кирасирского и Орденского кирасирского полков) нашли свои «зимние квартиры» в кабинете Николая I[155]. Автором этих фигур был скульптор В. Газенбергер.
Э.П. Гау. Военная библиотека Александра II. 1871 г.
Сохранившие гардеробные счета Николая I дают основание полагать, что к началу 1830-х гг. у императора уже имелась внушительная коллекция солдатиков. По крайней мере, в ноябре 1833 г. он заплатил «Стекольному мастеру Штаудафу за изготовление 6 стеклянных колпаков на модели гвардейской конницы по 60 руб. – 360 руб. и за починку старых колпаков. Всего 395 руб…»[156].
За 1834 г. в его счетах трижды упоминается о солдатиках: в марте стекольщик Штаудар сделал 32 стеклянных чехла «на модели гвардейской конницы»; в августе стекольщик получил «за стеклянные колпаки под гвардейскую конницу» еще 300 руб. (т. е. еще пять колпаков), и, наконец, в декабре стекольщик изготовил 8 стеклянных колпаков для коллекции солдатиков в Царском Селе[157]. Таким образом, только по вышеуказанным счетам у царя имелась 51 фигурка, закрытая стеклянным колпаком.
Судя по счетам, коллекция солдатиков Николая I локализовалась в Зимнем дворце и Александровском дворце Царского Села. В последующие годы подобные счета периодически повторялись. В 1837 г. стекольный мастер Иен изготовил 6 стеклянных колпаков для солдатиков, отправленных в Царское Село. Фигурки солдатиков делали не только из папье-маше, но и из алебастра. Каждая такая фигурка обходилась императору в 100 руб. Со временем коллекция приобрела значительные размеры. Об этом свидетельствуют два заказа 1847 г., когда в апреле царь заказал сразу 70 стеклянных колпаков на кавалерийские фигуры. В ноябре стекольщик Верзикалов изготовил для императора еще 70 стеклянных колпаков. Таким образом, в распоряжении царя имелось по меньшей мере 150–200 фигурок солдат[158].
На это увлечение Николай I тратил свои деньги почти четверть века. Для того чтобы оценить денежные расходы царя, вспомним, что николаевская десятирублевая монета весила 9 граммов золота. Во времена Николая I 1300–1400 руб. – это годовое жалованье обер-офицера.
Последний раз его коллекция солдатиков в Зимнем дворце была пополнена в 1854 г., когда в его комнатах появился обер-офицер Кавалергардского полка и обер-офицер Конной гвардии.
Вопрос «А зачем ему это было надо?» не имеет смысла. Во-первых, все коллекционеры, по определению, зациклены на предмете своего увлечения. Во-вторых, у этой коллекции, видимо, имелась и некая утилитарная сторона. Дело в том, что каждый полк русской армии имел свою форму. А поскольку полков было много, то для того, чтобы различать навскидку форму того или иного полка, требовалась не только хорошая память, но и определенный навык. Николай I обладал действительно прекрасной памятью на лица, но это не значит, что подобная память имелась у него и на детали форменной одежды. Вполне возможно, что коллекция солдатиков служила утилитарной цели тренировки зрительной памяти на особенности формы тех или иных полков. Николай I сам заказывал те или иные фигурки, служившие для него своеобразным наглядным пособием. Таким же пособием, как знаменитый справочник В.К. Шенка.
Это предположение подтверждается тем, что после очередной перемены формы В. Газенбергер должен был «перерисовать» форменное облачение всех солдатиков в точном соответствии с уставом. Так, первая переделка формы относится к ноябрю 1840 г., когда В. Газенбергер сделал «переделку всех гвардейских кирасир по нынешней новой форме». Подобная операция проводилась в 1843 г. (лейб-гвардии Конно-Пионерный эскадрон), дважды в 1845 г. (лейб-гвардии Казачья Конно-артиллерийская батарея и лейб-гвардии Крымско-татарский конный эскадрон) и т. д. В 1855 г. мастер даже сам обратился с письмом, он писал, что «получил приказ делать две конные модели», но за время работы форма изменилась. «Делать по новой форме», – ответил император[159].
Можно с уверенностью утверждать, что Александр II унаследовал увлечение отца. Автору пришлось держать в руках двух раскрашенных маленьких деревянных солдатиков, которые хранились среди разной мелочи в кабинете Александра II в Зимнем дворце. Бог знает, почему он хранил их, аккуратно упаковав в коробочку. Возможно, Александр II использовал вполне прагматическую хитрость отца, с помощью которой формировалась еще одна комплиментарная черточка в облике императора, по элементам мундира навскидку определявшего полк офицера. Все фигурки солдатиков Николая I при Александре II не только остались на своих местах, но число их значительно увеличилось. Например, царь в 1858 г. уплатил 100 руб. за «алебастровую фигурку, изображающую унтер-офицера Ширванского Его Высочества Николая Константиновича полка»[160]. В этом же году скульптор В. Газенбергер получил уже 500 руб. за изготовленную им «гипсовую фигуру, изображающую рядового лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка»[161].
В 1859 г. царь заказал еще две весьма недешевые фигурки. За «гипсовую фигуру, изображающую офицера лейб-гвардии Конного полка» он уплатил 600 руб.[162] и за «бронзовую статуйку, изображающую рядового лейб-гвардии Стрелкового Его Величества баталиона» еще 350 руб.[163]
Столь высокая цена за алебастровую фигурку авторской работы дает основание предполагать, что в этой фигурке имелось и вполне узнаваемое царем портретное сходство. Другое дело, мы не знаем, с кого конкретно скульптор делал фигурку «рядового лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка». Только на некоторых дошедших до нас фигурках имеются латунные таблички со званием и фамилией изображенного воина. Эту традицию спустя годы воспроизвели мастера фирмы К. Фаберже, когда они выполнили две камнерезные фигурки совершено реальных персонажей – камер-казаков Кудинова и Пустынникова.
Фигурка офицера Собственного Е.И.В. конвоя
Уж если мы упомянули имя К. Фаберже, заметим попутно, что идея его камнерезных портретных фигурок «выросла» именно из коллекций гипсовых солдатиков В. Газенбергера. К. Фаберже неоднократно бывал на царских половинах, как в Зимнем дворце, так и Александровском дворце Царского Села, где мог видеть фигурки солдатиков. Очень важно и то, что Николай I имел обыкновение дарить их своим близким. Несколько таких солдатиков было и у его сына – великого князя Николая Николаевича (Старшего). При этом известно, что первую камнерезную фигурку К. Фаберже – «Мамка» (шарж на английскую королеву Викторию) заказал ювелиру великий князь Николай Николаевич (Младший) во второй половине 1894 г.[164], а Николай Николаевич (Младший) неоднократно видел солдатиков В. Газенбергера. К. Фаберже был необычайно чуток на новаторские плодотворные идеи.
Следует упомянуть и о том, что высокая стоимость гипсовых фигурок объяснялась не только авторской работой и уникальностью самих фигурок, но и тем, что в поздних фигурках Газенбергера использовалась техника, впоследствии воспроизведенная мастерами К. Фаберже в камнерезных фигурках. Поначалу Газенбергер все детали формы выполнял разными красками. Затем он начал имитировать элементы подлинной формы. Для этого плелись миниатюрные галуны, штамповались из меди и латуни маленькие гербы, пуговицы и пряжки, изготавливались шлемы, кирасы, кольчуги, пистолеты и ружья. Пуговицы, киверные и сумочные гербы теснились из золоченой бумаги, а ремни вместо кожи делались из плотной бумаги. Галуны, эполеты и прочее делались из гипса и, если необходимо, золотились или серебрились[165]. Все это было воспроизведено мастерами К. Фаберже на новом уровне и иными материалами.
Таким образом, к концу царствования Александра II в его коллекции солдатиков имелось несколько сотен фигурок, хранившихся в разных императорских резиденциях. При этом солдатики Газенбергера фактически являлись серией портретных миниатюр воинов гвардии и шефских полков русской армии.
Эта коллекция была так дорога Александру II, что он счел необходимым распорядиться ее судьбой в своем завещании. К 1884 г. у Александра III дошли руки до выполнения и этого пункта в завещании отца: «По высочайшему повелению, находящихся в комнатах в Бозе почивающего Императора Александра II моделей полков лейб-гвардии [направить] в соответствующие гвардейские полки для помещения в полковых дежурных комнатах»[166].
Для того чтобы знать, что и куда передавать, составили список коллекции, хранящейся в Зимнем дворце. (См. Таблицу 3.)
Всего «утилизации» подлежали 25 фигурок. Однако в силу ряда процедурных причин фигурки, взятые «со шкафов библиотеки [Зимнего дворца], таковые статуэтки, принадлежавшие императору Николаю I, должны быть поставлены на прежние места». А фигурки армейских полков, принадлежавших Александру II, передали Военному министру для передачи в армейские полки[167].
От царской коллекции солдатиков скульптора В. Газенбергера после 1917 г. осталось очень мало. Самый крупный осколок коллекции в настоящее время хранится в Артиллерийском музее (ВИМАИВиВС) Санкт-Петербурга – 30 конных и 60 пеших фигур[168].
У Николая II также имелись свои солдатики. Но, в соответствии со статусом и личными увлечениями, эти фигурки выполнялись талантливейшими мастерами фирмы Карла Фаберже не из папье-маше или алебастра, а из полудрагоценных камней. Правда, ни одной из нижеперечисленных фигурок в Зимнем дворце не было. Все они находились в Александровском дворце Царского Села.
Начало коллекции солдатиков Николая II положила в апреле 1910 г. фигурка преображенца «Солдат на посту» с ружьем в руке. Как лаконично указано в счете, солдат изготовлен «из разных камней и эмали». Если быть точнее, то на изготовление солдата пошло золото, красная эмаль, серебро оксидированное, золочение. Сапоги солдата сделаны из обсидиана и оникса, гимнастерка и шаровары – из нефрита, лицо и руки – из авантюрина, глаза – из сапфиров-кабошонов, обшлага мундира, погоны и воротник сделаны из красной эмали, коробка для патронов, пряжка ремня и лампасы штанов – из золота. На кокарде надпись «За Ташкисен 19 дек. 1877»[169]. Обошелся этот солдатик (12,4 см) Николаю II в 700 руб. Отметим и то, что Николай II по традиции являлся шефом лейб-гвардии Преображенского полка[170].
В декабре 1912 г. Николай II приобрел у К. Фабереже за 2300 руб. для подарка матери императрице Марии Федоровне камнерезную фигурку «Камер-казак Кудинов». В отличие от «Солдата на посту», Кудинов, как уже упоминалось, – это совершенно реальный персонаж из окружения императрицы. Мастерам Фаберже удалось добиться портретного сходства, поскольку Кудинов позировал в мастерской. На фигурку пошли уральские камни, золото, серебро, сапфиры и эмаль. Так, из нефрита изготовили шубу и шаровары, из обсидиана – выпушку шубы, кивер и сапоги, из лазурита – пояс и шлык кивера, награды на груди камер-казака выполнены из золота и покрыты соответствующей цветной эмалью[171].
Фигурка солдата лейб-гвардии Преображенского полка
Третьей военной фигуркой, купленной Николаем II в апреле 1912 г., стал «Камер-казак Пустынников». Кафтан изготовлен из зеленой яшмы, меховая выпушка – из коричневого кавказского обсидиана, папаха и сапоги – из черной яшмы, пояс – из пурпурина, лицо и руки – из кахолонга; волосы, борода и усы – из серой яшмы; глаза – из сапфиров. Награды сделаны из золота, покрытого цветной эмалью[172].
В январе 1914 г. Николай II приобрел у Карла Фаберже фигурку «Солдат лейб-гвардии Преображенского полка», уплатив за нее 1300 руб. Она стала девятнадцатой в коллекции царя (речь идет только о военных фигурках. – И. З.). Солдат изображен в парадной форме образца 1907–1909 гг. Темная яшма пошла на мундир и кивер; пурпурин – на воротник, лацкан, обшлага, околыш и погоны; белый кварц – на ремень; гагат – на сапоги. Мундир армирован золотом и серебром. Винтовка сделана из золота.
В 1916 г. Николай II заплатил 2000 руб. за «каменную фигурку казака», которая в каталогах проходит как «Черкес. Казак Сводного Его Императорского Величества конвоя». Эта фигурка хранилась в парадном кабинете Николая II в Александровском дворце Царского Села. Эта была самая высокая фигурка в коллекции царя – 17,3 см. Поскольку на подошве казака вырезана цифра 7, т. е. предположение, что это порядковый номер из серии «военных фигурок». Как и предыдущие фигурки, она скомпонована из различных полудрагоценных камней: лазурит – черкеска; пурпурин – бешмет и верх папахи; обсидиан – папаха; гагат – сапоги. Газыри, галуны и шнур – из накладного золота. Ремень, перевязь, кинжал – из накладного серебра. Глаза – сапфиры[173].
Еще у Николая II имелась драгоценная фигурка «Дворцовый гренадер», купленная в декабре 1908 г. за 925 руб. Как и все фигурки, она изготовлена из разных сибирских камней и чеканного золота. Изображение и местонахождение ее неизвестны.
Так «мальчиковые» увлечения российских императоров становились поводами для создания целых направлений в ювелирном искусстве и мелкой декоративной пластике.
Половина императора Александра III на третьем этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца
27 марта 1881 г. Александр III покинул Аничков дворец в Петербурге, перенеся свою жилую резиденцию в Гатчинский дворец. Поводом для этого резкого решения стала реальная угроза гибели молодого императора и его семьи от рук террористов «Народной воли».
Зимний дворец сохранил за собой статус главной парадной императорской резиденции, но перестал быть главной жилой императорской резиденции. При этом Александр III за 13 лет своего царствования так и не сделал Зимний дворец своим домом. Напомним, что, будучи наследником-цесаревичем, Александр III с осени 1866 г. жил в Аничковом дворце, а в Зимнем дворце он провел 21 год своей жизни, с 1845 по 1866 г. С Зимним дворцом его связывали детские и юношеские воспоминания, да и то не самые радостные. Подчеркнем, что до Александра III для российских императоров, начиная с Екатерины II, Зимний дворец был настоящим домом, где проходили все главные события их царствования.
В 1881 г. Зимний дворец, сохранив свой традиционный статус главной императорской резиденции, начал постепенно приходить в запустение. Приходить в запустение не в смысле облика и внутреннего порядка, а в смысле души, если можно так говорить о громадном здании (автор уверен, что именно так говорить и надо). Часть традиционных церемоний перенесли в Гатчинский дворец, и Зимний дворец приобрел характер некоего временного пристанища, в котором продолжали жить взрослеющие младшие братья Александра III. При этом имелось в виду, что когда у них появятся свои дома, они, безусловно, покинут комнаты Зимнего дворца.
Тем не менее, во второй половине 1880-х гг. в Зимнем дворце на третьем этаже северо-западного ризалита для Александра III оборудовали «Собственную половину». Появление «Собственной половины» полагалось императору по статусу, да и нужно было где-то останавливаться во время обязательных мероприятий, периодически проходивших в Зимнем дворце. До этого молодой император останавливался в комнатах своей умершей в 1880 г. матери императрицы Марии Александровны.
Еще при Александре II на третьем этаже северо-западного ризалита, на месте комнат Николая I, устроили половину для «хронического» холостяка великого князя Алексея Александровича, она сохранялась за ним вплоть до второй половины 1880-х гг., пока в его комнатах не оборудовали половину Александра III.
Количество и номенклатура комнат императора Александра III определялись исторически сложившимися «императорскими стандартами»: Передняя, три Проходных комнаты, Уборная императора, Уборная и Ванная императрицы, Кабинет, две Гостиных, Библиотека, Гардеробная, две Проходных комнаты за гардеробом, Дежурная и Буфет.
На втором этаже северо-западного ризалита, в комнатах императрицы Александры Федоровны, устроили половину императрицы Марии Федоровны. Императрица бывала там только во время официальных мероприятий, поэтому больших перестроек и ремонтов на бывшей половине императрицы Александры Федоровны не вели.
При Александре III «география» расселения в Зимнем дворце несколько изменилась. Это было связано по большей части с тем, что Александр III не жил в Зимнем дворце. Соответственно, камер-юнгферы и камер-фрейлины, а также воспитатели царских детей постепенно освободили квартиры на третьем этаже западного фасада Зимнего дворца. Например, на третьем этаже западного крыла Зимнего дворца доживала свой век Китти Струттон (Kitti Strutton, 1811–1891), няня-англичанка, вырастившая всех детей Александра II.
На планах Зимнего дворца на третьем этаже северо-западного ризалита, как мы упоминали, указана «Половина Его Величества» Александра III. Далее над Салтыковским подъездом шел Камер-юнгферский коридор, вдоль которого располагались квартиры: №№ 11, 12, 13 и 14. Далее шла Фарфоровая кладовая, устроенная по распоряжению Александра III и структурно входившая в ведение Галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа. За Фарфоровой кладовой вдоль коридора располагались служительские комнаты. Вдоль Дворцовой площади шел многократно упомянутый Большой Фрейлинский коридор с десятью квартирами (№№ 15–25). Наряду с ними на плане дворца особо выделена Комната под флагом и Служительская комната. На третьем этаже юго-восточного ризалита опять шли три квартиры (кв. №№ IV, V, VI). Далее, вдоль проезда к Малому Эрмитажу, по коридору третьего этажа шли служительские комнаты, архив Министерства императорского двора и помещения Старшей ливрейной должности[174]. На третьем этаже северо-восточного ризалита с 1839 г. находились кабинеты чиновников Канцелярии Министерства императорского двора.
На традиционно «женской части» второго этажа северо-западного ризалита во второй половине 1880-х гг. устроили Половину Ея Величества императрицы Марии Федоровны. Мы уже упоминали, что она сохранила интерьеры комнат императрицы Александры Федоровны в неприкосновенности. Далее вдоль Адмиралтейства шли мемориальные комнаты Половины покойного императора Александра II. Они продолжались мемориальными комнатами Половины императрицы Марии Александровны.
Весь второй этаж фасада Зимнего дворца, выходящего как на Дворцовую площадь, так и на Большой двор, занимали устоявшиеся к этому времени половины: Третья запасная половина; Первая запасная половина; Вторая запасная половина. Далее на втором этаже юго-восточного ризалита, окнами на Дворцовую площадь, располагались комнаты министра Императорского двора кн. И.И. Воронцова-Дашкова.
Помещения второго этажа северо-восточного ризалита, выходящие окнами на Малый Эрмитаж, занимали Архив Главного Дворцового управления, комната дежурного генерал-адъютанта, телефонная станция Зимнего дворца и помещения Камер-фурьерской должности.
На антресолях второго этажа традиционно располагались служебные помещения. Антресоли к этому времени устроили по всему периметру второго этажа Зимнего дворца (кроме парадных залов). Так, антресоли были устроены над Половиной ея величества императрицы Марии Федоровны; над Половиной покойного императора Александра II (там, кстати, находилась барокамера для лечения астмы императора, представлявшая собой герметически закрывающуюся бочку, изготовленную из котельного железа, диаметром около трех метров); над Половиной покойной императрицы Марии Александровны; над Первой, Второй и Третьей запасными половинами. Имелась антресоль над телеграфной станцией, над комнатой дежурного генерал-адъютанта и дежурного камер-фурьера.
Если «пройти» по первому этажу Зимнего дворца времен Александра III, начиная от Иорданского подъезда, то сначала мы попадем в комнаты Четвертой запасной половины. Рядом с Иорданским подъездом, в огромном вестибюле которого постоянно проходили различные мероприятия, устроили «дамское» и «мужское» отделения, т. е. дворцовые туалеты. Далее в сторону Адмиралтейства шли квартиры (№ 1–5), которые заканчивались у мемориального Покоя императора Николая I.
На Большой двор Зимнего дворца выходили окна помещений Главной гауптвахты. На первом этаже юго-западного ризалита, в бывших комнатах великих князей Сергея и Павла Александровичей, при Александре III устроили помещения Пятой запасной половины. Далее по фасаду в сторону Дворцовой площади шли комнаты Служительского отделения Пятой запасной половины – фельдъегерская и комната дежурных гренадер.
От Комендантского подъезда шел Комендантский коридор с несколькими квартирами (№№ 6-11 и кв. II, кв. III). В одной из трехкомнатных квартир этого коридора с 1915 г. жила няня царевича Алексея Николаевича Мария Вишнякова.
На первом этаже юго-восточного ризалита располагались Ризница и Певческая, относившиеся к Большому собору Зимнего дворца. Далее вдоль Кухонного коридора шли служебные помещения Главной кухни, но там были и помещения дежурного гоф-фурьера и дежурных официантов. Замыкала анфиладу служебных помещений Главная кухня, изначально занимавшая весь первый этаж северо-восточного ризалита.
К 1880-м гг. антресоли давно уже были обжиты почти по всему первому этажу. Имелись антресоли над комнатами Четвертой запасной половины, над Главной гауптвахтой и Пятой запасной половиной.
Вскоре после возвращения из кругосветного путешествия наследника, цесаревича великого князя Николая Александровича, родители начали активно подбирать для него невесту. Видимо, именно с этим было связано начало работ по расширению «половины Его Величества в Зимнем дворце» за счет присоединения к ней бывшей квартиры г-жи Рорбек. Эта квартира находилась на третьем этаже западного фасада дворца (№ 382–383), выходя окнами на Адмиралтейство.
В 1890 г., когда начались эти работы, Александру III было только 45 лет, и справедливо считалось, что царствовать ему предстоит еще очень долго. Цесаревич, путешествуя по Востоку, закупал под свою новую квартиру экзотические безделушки, а бывая в Англии – стильную мебель «в английском вкусе». Все понимали, что «мальчик вырос», и его надо селить отдельно от родителей.
В ходе работ в 1890–1892 гг. в бывшей квартире Рорбек установили новые дубовые полированные рамы, «по образцу сделанных в комнатах Его Императорского Величества». В окна вставили зеркальные французские стекла. На подоконники пошел дуб и красное дерево[175]. Весь «оконный прибор», т. е. всю бронзовую фурнитуру на окнах, позолотили (медные позолоченные завертки для фрамуг – 6 шт.; скобы медные золоченые – 4 шт.).
Тогда же «в квартире» цесаревича установили ватерклозет (апрель 1891 г.). В ватерклозет вели полированные филенчатые двери из красного дерева. Красным деревом обшили и железный резервуар для ванны, которую со всей арматурой поставил завод Сан-Галли. Саму ванну обшили красным деревом «с полированной крышкой». В декабре 1891 г. сделали «по данным размерам мраморный умывальный стол для наследника цесаревича в бывшей квартире Рорбек»[176]. Наряду с печными работами по переделке камина и золочения медных решеток душников выполнили все необходимые штукатурные, лепные, живописные и малярные работы.
К началу 1892 г., когда наследнику шел 24-й год, закончили ремонт квартиры. Однако Николай II так и остался жить в доме родителей в Аничковом и Гатчинском дворцах вплоть кончины отца в октябре 1894 г. А после женитьбы уже его жена озаботилась устройством новой квартиры в Зимнем дворце, поскольку то, что годилось для холостого цесаревича, совершенно не годилось для женатого императора.
Половина императора Николая II и императрицы Александры Федоровны
Последним хозяином Зимнего дворца с декабря 1895 г. по апрель 1904 г. был Николай II. Уехав весной 1904 г. в Царское Село, император в условиях назревавшего политического кризиса так и остался на зиму в Александровском дворце Царского Села. Этот дворец стал новым домом для его семьи и таковым оставался с 1905 г. по 1 августа 1917 г. Таким образом, Зимний дворец служил жилой резиденцией для Николая II почти 9 лет.
Как мы упоминали, родители приняли решение о переводе наследника-цесаревича в Зимний дворец еще в начале 1890-х гг. «Мальчик вырос», и петербургский бомонд оживленно обсуждал, какая из европейских царственных невест станет женой российского цесаревича. В случае женитьбы цесаревича его домом должен был стать именно Зимний дворец.
В апреле 1894 г. в Кобурге состоялась помолвка цесаревича с гессенской принцессой, тогда же начала стремительно развиваться болезнь Александра III, приведшая к смерти императора 20 октября 1894 г. Погребение Александра III прошло в Петропавловском соборе 7 ноября, а 14 ноября 1894 г. молодой император женился.
Церемония бракосочетания прошла в Большом соборе Зимнего дворца. Сначала молодые жили в Аничковом дворце, но уже с весны 1895 г. императорскую половину начали обустраивать на втором этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца.
Руководил работами техник (так именовалась должность Красовского в документах. – И. З.) Петербургского Дворцового управления А.Ф. Красовский. Привлекались и другие профессиональные архитекторы. Например, в документах упоминается архитектор Деграндж, которому выплатили 600 руб. за представленный им «проект убранства спальни и уборной для наследника»[177].
С именем Александра Федоровича Красовского (1848–1918) в Петербурге связано строительство почти трех десятков зданий различного характера. Архитектором Зимнего дворца он стал в 1893 г. и оставался на этой должности до 1898 г. Под его руководством шли все реставрационные и ремонтные работы в императорской резиденции, в том числе Висячего сада и Эрмитажного театра (1894–1897 гг.). Именно он проектировал отделку апартаментов Николая II в Зимнем дворце.
В ходе этих работ А.Ф. Красовский проявил себя как мастер интерьерных решений. Отделка помещений молодого императора была выполнена с использованием различных исторических стилей: кабинет и библиотека были украшены резьбой по красному дереву в неоготическом стиле. Комнаты Александры Федоровны украсили неоклассицистические интерьеры. Малая столовая (Белая столовая) по проекту Красовского была решена в духе рококо.
К.Р. Зон. Портрет великой княгини Елизаветы Федоровны. 1885 г.
При этом следует иметь в виду, что координировала усилия архитекторов и выступала главным «дизайнером проекта» старшая сестра императрицы Александры Федоровны, великая княгиня Елизавета Федоровна. Именно она принимала все окончательные решения в ходе ремонта императорской половины. В результате господствующим стилем в отделке комнат Николая II и Александры Федоровны стал так называемый английский стиль. Так, по крайней мере, называлось то, что было создано по настоянию Елизаветы Федоровны.
Особенностью этого стиля являлось стремление к уюту в викторианском его толковании. В этом не было ничего особенного, если не считать того, что в ходе ремонтных работ полностью уничтожили изысканные интерьеры Брюллова и роскошные, праздничные гостиные Штакеншнейдера. Уют, в представлении Елизаветы Федоровны, тяготел к некоему стандарту, господствовавшему в лучших домах Лондона. Принимая «дизайнерские решения», Елизавета Федоровна отталкивалась от столь привычных нам сегодня интерьерных каталогов. В них содержались не только образцы мебели, но и готовые элементы отделки. Тем самым утрачивался некий эксклюзив, столь характерный для интерьерных решений, реализовывавшихся в Зимнем дворце. Стандарт, даже в сфере уюта, неизбежно диктовался принудительным ассортиментом готовых деталей для архитектора.
В результате облик помещений на императорской половине северозападного ризалита полностью изменился. Впрочем, такие метаморфозы залы Зимнего дворца переживали не единожды. И то, что вчера казалось дурным вкусом, со временем становилось вполне приемлемым стандартом, а затем и неким изысканным стилем. Например, столь любимый императорской четой стиль модерн воспринимался в 1920-х гг. как буржуазное дурновкусие. Такое же тогда было отношение и к историзму. В результате единственными залами на втором этаже северозападного ризалита, сохранившими свой облик с 1840-х гг., остались Малахитовая гостиная, Арапская столовая и Ротонда.
В дневнике Николая II за 1894–1895 гг., в котором он прилежно фиксировал все происходившее, нашла отражение «квартирная тема», столь важная для любой молодой семьи.
Отметим, что младшая сестра Николая II, великая княгиня Ксения Александровна, вышедшая замуж на полгода раньше брата, к осени 1894 г. уже устроилась на жительство с мужем на одной из запасных половин Зимнего дворца. И старший брат вместе с женой часто навещал их в Зимнем дворце.
Итак, немедленно после свадьбы молодая императрица начала решать «жилищный вопрос». 16 ноября 1894 г. она писала своей любимой бабушке – английской королеве Виктории: «У нас здесь (в Аничковом дворце. – И. З.) хорошенькие комнатки, пока наши апартаменты в Зимнем дворце не готовы, и мы не хотим сразу оставлять одну его дорогую матушку…»[178]. В этих коротких строках и характеристика настоящего – «комнатки», в которых всю жизнь чувствовал себя очень уютно в доме родителей Николай II, и перспективы на будущее – «апартаменты в Зимнем дворце».
После свадебной суеты Николай и Александра впервые предметно осмотрели помещения западного фасада Зимнего дворца 18 ноября 1894 г.: «В 8 ч. поехали обедать вчетвером у Ксении и Сандро. Они замечательно мило отделали свое помещение в Зимнем – бывшие комнаты д. Сергея и Павла». 21 ноября 1894 г. молодые уже специально приехали в Зимний дворец, «где нас ожидала Элла. Обошли вместе и переговорили о всем относительно устройства наших будущих комнат». Эллой в дневнике Николай II называет великую княгиню Елизавету Федоровну.
Александра Федоровна, энергично реализовав «проект» под названием «свадьба», не менее энергично начала реализовывать «проект» – «свой дом». Возможности для этого, безусловно, имелись. 1 декабря 1894 г. молодая чета вновь посетила Зимний дворец, «где выбирали образцы мебели и материи для нашей будущей квартиры; затем осматривали тоже мои японские, китайские и индийские вещи». 3 декабря 1894 г. молодая семья отправилась из Аничкова дворца через Фонтанку во дворец Белосельских-Белозерских, где жила с мужем старшая сестра императрицы. Встретившись, сестры поработали с каталогами, выбирая образцы тканей, мебели и прочих деталей интерьера. Николай II записал в дневнике: «Поехал с Аликс к Элле; смотрели разные подробности устройства наших комнат»[179].
Хозяйственники, конечно, решали многое, но в таком почти интимном вопросе, как оформление квартиры царя, требовались бесконечные консультации с молодыми супругами. Поэтому 15 января 1895 г. в дневнике появляется запись: «Долго разговаривали со Сперанским втроем и выбирали окончательно образцы материй, ситцев и ковров для наших комнат в Зимнем дворце». К этому времени Елизавета Федоровна уже надолго уехала заграницу.
В январе 1895 г. начался традиционный сезон больших балов. Поскольку своей квартиры у Николая II в Зимнем дворце еще не было, то молодые из Аничкова дворца сразу же шли на очередное мероприятие. Ночевать молодые всегда возвращались домой – в Аничков дворец.
Обойдя комнаты второго этажа северо-западного ризалита в ноябре 1894 г., Николай II с женой впервые поднялись на его третий этаж только 7 февраля 1895 г.: «Катались и заехали в Зимний; осмотрели верхние комнаты Папа, кот. Аликс еще не видела». Наверняка молодые супруги зашли и в предполагаемую квартиру Николая II, устроенную на третьем этаже в бывшей квартире г-жи Рорбек.
Ближайшее окружение молодой семьи уже с ноября 1894 г. начало заселять квартиры третьего этажа Зимнего дворца. 9 февраля 1895 г. Николай II упомянул в дневнике, что они с женой «заехали в Зимний», где «посетили Е.А. Шнейдер, живущую на самом верху». Госпожа Шнейдер учила русскому языку старшую сестру императрицы и саму Александру Федоровну, поэтому ей и предоставили квартиру в Камер-юнгферском коридоре Зимнего дворца.
В зимний сезон 1895 г. император вместе с женой часто бывал у Ксении и Сандро, т. е. великой княгини Ксении Александровны и великого князя Александра Михайловича.
В бесконечной суете дел Николай II и Александра Федоровна время от времени возвращались в свою квартиру на втором этаже Зимнего дворца. 26 апреля 1895 г. они «заехали в Зимний, где окончательно решили все в последних подробностях». Поскольку императрица уже была беременна, то «последние подробности» предусматривали и отделку детской комнаты, распределение служебных комнат под обязательно-традиционный контингент нянь-англичанок.
Когда в мае 1895 г. молодые покинули Петербург, великая княгиня Елизавета Федоровна продолжила следить за ремонтом императорской половины в Зимнем дворце. Как любящая сестра, она периодически отчитывалась перед императорской четой о «ходе работ». 15 июля 1895 г. Николай упомянул в дневнике: «Пили чай с Эллой и долго разговаривали о наших комнатах в Зимнем».
Баронесса С.К. Буксгевден вспоминала: «Императрица была занята проектами реконструкции и оформления Зимнего дворца и Царского Села, которые, как она надеялась, должны были стать ее собственным домом.
Совместно с великой княгиней Елизаветой Федоровной, специально приехавшей из Москвы, молодая императрица намечала те преобразования, которые следовало произвести в старом дворце. Мысль о том, что она создает свое собственное, неповторимое жилище, доставляло ей величайшую радость»[180].
К осени 1895 г. отделочные работы на втором этаже северозападного ризалита Зимнего дворца подошли к концу. Сроки уже поджимали, поскольку в октябре 1895 г. императрица Александра Федоровна должна была родить своего первенца. В это время молодая семья жила в Александровском дворце Царского Села.
5 октября 1895 г. царь записал в дневнике: «Элла переехала к нам из Большого дворца; она ездила в город осматривать наши помещения в Зимнем, которых отделка близится к окончанию». 23 октября 1895 г. великий князь Сергей Александрович упомянул, что великая княгиня Елизавета Федоровна, приехав в Санкт-Петербург, прямо с вокзала отправилась в Зимний дворец «по делам комнат», и констатировал, что они «недурны».[181]
Вскоре после рождения 3 ноября великой княжны Ольги Николаевны в Александровском дворце Царского Села счастливый отец сам «поехал в Зимний, где осмотрел с Эллой наши комнаты, которые почти готовы» (8 ноября 1895 г.). Великая княгиня Елизавета Федоровна очень волновалась, демонстрируя Николаю II результаты своих дизайнерских усилий. Ее муж, великий князь Сергей Александрович, писал тогда своему младшему брату: «… у жены были большие эмоции за осмотр комнат Ники!»[182]
26 ноября 1895 г. в Зимнем дворце состоялось традиционное празднование дня Св. Георгия. После представительской суеты, Николай II впервые «Отдыхал в своих новых и покамест голых комнатах».
Впервые после рождения дочери молодые супруги выехали в Петербург 16 декабря 1895 г. Конечно, они посетили Зимний дворец, где молодая императрица наконец увидела комнаты, в которых ей предстояло прожить 9 лет: «Вернулись в наши комнаты; Аликс их еще не видала, и поэтому мы их осмотрели во всех подробностях». Видимо, в эти «подробности» вошел и осмотр самого настоящего бассейна, сооруженного специально для императора на его половине. Бассейнов в Зимнем дворце еще не было.
Окончательно молодая семья переехала в Зимний дворец 30 декабря 1895 г.: «Со станции в Питере поехали прямо в Зимний в наши новые комнаты. В библиотеке отслужили молебен, все комнаты, наши и детские, были окроплены. После двухчасовой работы я устроился, и все вещи расставил на места, им соответствующие. Мама и Ксения посетили нас. Много читал. Обедали вдвоем. Вечером еще читал. С удовольствием купался в своей чудесной писсине»[183].
Для молодых это было настоящее новоселье. Особенно довольна была Александра Федоровна, скованно чувствовавшая себя в доме свекрови – в Аничковом дворце. 31 декабря 1895 г. царь записал в дневнике: «Оба спали прекрасно на новоселье. Солнце прелестно освещало мой кабинет, пока я утром занимался. В 11 час. поехали в Аничков к обедне; странно себя чувствовать там гостями! После завтрака сошли в наши старые комнаты и выбрали все картины и фотографии и последние вещи, какие еще оставались, для перевозки их тоже в Зимний. Днем сидели у себя и приводили все в порядок. Ксения принесла Ирину к ванне дочки. В 7 1/2 поехали к молебну в Аничков и обедали с Мамá».
Вечером 31 декабря 1894 г., за несколько часов до Нового года, в Зимний дворец принесли поздравительную телеграмму от Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны, в которой вновь упоминалось о новом доме царской семьи: «…Целуем трио нежно. Так счастливы, что Вам нравятся комнаты»[184]. 1 января 1895 г. молодая семья ответила следующей телеграммой: «От души благодарим и поздравляем Вас. Не насладимся новыми комнатами. Аликс. Ники»[185]. Великий князь Сергей Александрович констатировал в дневнике: «…Вот снова ожил Зимний – дай Бог, в добрый час»[186]. Так началась семейная жизнь Николая II в Зимнем дворце.
В ходе ремонтных работ, проведенных в 1895 г. на втором этаже северо-западного ризалита, сформировались две императорские половины.
Спальня Николая II и Александры Федоровны (зал № 184)
Пожалуй, впервые со времени Александра I обе половины царствующих супругов разместились вплотную друг к другу. А с учетом особенностей личной жизни Александра I, половины Николая II и Александры Федоровны фактически стали одной большой семейной «квартирой». Даже спальня, вопреки традиции, у них была одна с большой двуспальной кроватью.
Половина Александры Федоровны в Зимнем дворце включала комнаты, отделанные в неоклассицистическом стиле Людовика XVI: Первая (№ 187) и Вторая (№ 188, Серебряная) гостиные, отделанные в стиле ампир и примыкавшие к Малахитовой гостиной, Спальня (№ 184), Уборная (№ 183, Будуар) и Угловой кабинет (№ 185).
Одна из гостиных Александры Федоровны получила название Серебряной (№ 188). Мебель, стоявшую в гостиной, стулья, кресла и столы в классическом стиле, изготовили по чертежам архитектора Набокова. Мебель эта уцелела[187].
Серебряная гостиная Зимнего дворца получила свое название по той мебели, которой была обставлена гостиная. Мебель из березы, декорированная серебром, прекрасно сочеталась с чинцем[188], обтягивавшим стены.
Это была идея великой княгини Елизаветы Федоровны, настоявшей на широком использовании вощеного ситца вместо привычного шелка. Именно чинцем обтянули супружескую Спальню императорской четы. Такой вариант тогда справедливо считался более гигиеничным. В царской семье этому уделялось большое внимание, в том числе и потому, что в семье не собирались ограничиваться одной дочерью. Императрице по должности надо было рожать до появления мальчика-наследника.
Угловой кабинет императрицы Александры Федоровны (зал № 185). Фото 1900 г. В этом кабинете находилась горка, в которой хранились 10 пасхальных яиц фирмы К. Фаберже
Как это ни удивительно, но мебель Серебряной гостиной отчасти дошла до нашего времени. В 1920-х гг. мебель продали как не имеющую художественной ценности финскому предпринимателю, который вывез гарнитур в Хельсинки и распродал отдельными вещами. В 1996 г. эта мебель «всплыла» на одном из аукционов в Финляндии. Конечно, имелись утраты, конечно, мебель перетянули, но это был оригинальный гарнитур, созданный специально для Серебряной гостиной императрицы Александры Федоровны.
Комнаты Николая II, в основном выдержанные в аристократически темных тонах, включали стандартный, отработанный веками набор помещений: Адъютантскую, Бильярдную, Библиотеку, Первую и Вторую проходные комнаты, Кабинет и Уборную с бассейном. Из интерьерных решений 1894 г. до нас с незначительными потерями дошла только Готическая библиотека Николая II и Малая столовая, являвшаяся «звеном», соединяющим покои императора и императрицы.
Серебряная гостиная императрицы Александры Федоровны (зал № 186)
Когда в 1920-х гг. по этим комнатам проводили экскурсии, то перед экскурсоводами прямо ставилась задача высмеивать «мещанство, господствующее в убранстве покоев бывшего императора». Именно эта идеологическая задача вплоть до конца 1920-х гг. спасала покои от уничтожения. Примером такого «идеологического подхода» является следующий пассаж, довольно типичный для музейной фразеологии того противоречивого времени: «Теперь эта серебряная гостиная – одна из самых возмутительных по убранству, по своему мещанству, по полному отсутствию даже намека на какой-либо художественный вкус комнат половины бывшей царицы Александры Федоровны, со стоящим посреди комнаты диваном со вделанным зеркалом, долженствующим изображать поверхность озера, и на этом зеркале стояла фигурка лебедя. Осматривая эту комнату, нужно иметь в памяти описания малиновой гостиной, сделанной во вкусе Возрождения, исчезли две комнаты – будуар и цветник, вместо них появился чудовищный монстр – кабинет Николая II»[189]. Примерно так же характеризовалась и готическая библиотека Николая II. Сегодня же искусствоведы считают, что готическая библиотека царя «относится к лучшим помещениям подобного типа, созданным в конце XIX в…»[190].
Будуар императрицы Александры Федоровны (зал № 183)
Почти квадратный в плане просторный интерьер Библиотеки освещался тремя окнами, обращенными к Адмиралтейству. В ее отделке использовали мотивы резного готического орнамента – стрельчатые арки, прорезные трилистники, четырехлопастные розетки. У северной стены устроили узкую двухмаршевую лестницу на хоры Библиотеки. Для просмотра книг возле шкафов поставили три больших стола со стульями, выполненными в готической стилистике. Имелись в библиотеке и уютные кресла.
Возможно, для интерьера библиотеки использовали купленные лично царем в 1893 г. в Лондоне четыре стула и два кресла в стиле «Empire». Пригодились для императорской спальни и два матраса, «покрытых непромокаемою материю». Вся эта мебель, выбранная царем в Англии, обошлась ему в 90 фунтов стерлингов и 10 шиллингов[191]. На этом ремонты на императорской половине не закончились.
Со временем жизнь молодой семьи в Зимнем дворце устоялась. Конечно, кое-какие неизбежные изменения в комнатах происходили. Например, в 1896 г. императрица Александра Федоровна приобрела на выставке Общества русских акварелистов 16 картин.[192] Возможно, какие-то из купленных картин украсили ее комнаты в Зимнем дворце. Но больших интерьерных перемен в царских комнатах не было. Тем не менее в 1902–1904 гг. Николай II принял ряд интерьерных решений.
Кабинет Николая II. Фотография К.К. Кубеша. 1917 г. (Зал № 181)
Отметим для себя, что подобные решения царь принимал только с санкции императрицы Александры Федоровны. Видимо, супруги тщательно обдумали перемены в помещениях Зимнего дворца. Об этом свидетельствует то, что Николай II, отдавая соответствующее повеление, продиктовал целый список необходимых изменений: «1. В Концертном зале материю на мебели, на портьерах и на панно, на которых навешены блюда, переменить. Образцы материй Императорское Величество изволили утвердить; 2. Гардеробную комнату Его Величества перенести в гардеробную императора Александра III в 3-м этаже, а нынешнее помещение приспособить для дежурного камердинера; 3. Комнаты на антресолях, которые заняты поднянями[193], обратить в гардероб для августейших детей, а для поднянь отвести помещения, занимаемые дежурными офицерами Конвоя Его Величества, что на 4-й Запасной половине; 4. В 3 этаже Кабинет Александра III обратить в спальную комнату, для чего подобрать мебель и материю и образцы представить на Высочайшее утверждение; 5. Фарфоровый музей перевести в Эрмитаж <…> 6. Бильярдную комнату Императора Александра III в 3-м этаже отделить коридором, чтобы в ней устроить людскую для № 8 камер-юнгферского коридора; 7. Гобелен, поднесенный Ея Величеству покойным президентом Французской республики Фором, приказано было в феврале 1900 г. поместить в Зимнем дворце или Эрмитаже <…> 8. Подношения, сделанные Его Императорскому Величеству во время последнего путешествия во Францию, сдать в Эрмитаж, кроме бюста Его Величества и 4 гобеленов. Поместить в комнатах на 7-й запасной половине». Кроме этого, предполагалась переделка фойе Эрмитажного театра по проекту архитектора Л. Бенуа. В документе, датированном 16 апреля 1902 г., подчеркивалось, что, согласно высочайшему повелению, к работам «приступить немедленно и закончить к осени…»[194].
В этом документе обращают на себя внимание несколько позиций. Во-первых, появление этого распоряжения связано с тем, что в семье Николая II к апрелю 1902 г. родились уже четыре девочки. И тогда, в апреле 1902 г., императрицы ждала пятого ребенка. Тогда еще никто не знал, что летом 1902 г. лейб-акушер императрицы проф. Д.О. Отт диагностирует замершую беременность. Во-вторых, половина Николая II начала постепенно распространяться на третий этаж, занимая комнаты Александра III. В-третьих, кабинет императора Александра III распоряжением царя обратили в спальню. Известно, что у супругов с декабря 1895 г. спальня в Зимнем дворце была общей. К 1902 г. царь, видимо, счел необходимым оборудовать для себя запасное помещение на случай неизбежных семейных сложностей. Добавим попутно, что именно эту спальню в июле 1917 г. занял А.Ф. Керенский. Поэтому, если быть точным, демократический премьер спал на царской кровати в запасной спальне Николая II.
Что касается распоряжения Николая II о переводе Фарфорового музея в помещения Императорского Эрмитажа, то это повеление немедленно выполнили. В мае 1902 г. техник Дворцового управления барон Тизенгаузен представил проект и смету на «превращение Фарфорового музея в 1–2 квартиры». Очень характерно, что эти документы одобрила именно императрица Александра Федоровна, которая, стоя за спиной мужа, курировала этот проект. В результате в новые комнаты провели электричество, установили умывальники и ватерклозеты «с прокладкою труб». В переоборудованной и разгороженной под две квартиры бильярдной Александра II пробили новое окно[195].
Упомянем и о том, что в мае 1895 г. в Зимнем дворце, на первом этаже северо-западного ризалита, поблизости от Иорданского подъезда, разместили Канцелярию императрицы Александры Федоровны. Надо сказать, что тогда многие службы Зимнего дворца вынужденно «уплотнились». Это было связано с тем, что во дворце потребовалось множество помещений для размещения подразделений личной охраны императора.
17 апреля 1904 г. семья Николая II навсегда покинула Зимний дворец, переехав в Царское Село. Это был плановый весенний переезд на дачу. Тогда хозяева Зимнего дворца еще не знали, что из-за волнений, возникших в конце 1904 г., они уже не вернутся обратно.
Императрица Александра Федоровна и Николай II так и не полюбили свой дом в Зимнем дворце. Огромный дворец как-то не лег им на душу. Зато оба были привязаны к Александровскому дворцу в Царском Селе. Видимо, поэтому до нас дошло так мало фотографий, сделанных в Зимнем дворце в царской квартире.
После 1904 г. комнаты семьи Николая II законсервировали. Всю мебель покрыли чехлами, как и картины на стенах. Но при этом драгоценные десять пасхальных яиц работы мастеров фирмы К. Фаберже так и остались стоять на полках горки в Угловом кабинете императрицы Александры Федоровны.
Последний раз косметический ремонт проводился в комнатах царской семьи в 1911 г., когда на весьма скромные 1500 руб. отремонтировали «помещения Их Величеств, августейших детей и комнат императора Александра III»[196].
6 января 1915 г. в Зимнем дворце состоялся последний высочайший выход в честь дня Богоявления – последняя церемония торжественного Водосвятия на Неве. В августе 1915 г. Николай II и Александра Федоровна ненадолго посетили Зимний дворец, в Белом зале которого проходило первое заседание Особого совещания по обороне государства. На следующий день император покинул Зимний дворец и отправился на фронт, в Ставку Верховного Главнокомандующего армии. Тогда же было принято решение об организации в Зимнем дворце госпиталя под патронажем наследника-цесаревича.