– А девицы, что друг с другом лижутся? – не утерпела ее высочество. – Они как?
– Девицы твои есть дуры да несчастливицы, – отрезал епископ. – Но греха смертного в их забавах нет. Так, баловство одно… Женщина без мужчины как корова недоенная, мычит да бесится.
– Бесится? – нехорошим голосом переспросила ее высочество. – А мужчина без женщины, выходит, нет? Так чего ж ты на тех, кто плоть к воздержанию принуждают, кидаешься?! Кардинал ему не нравится, а ты его видел?..
– Не его, так другого. – Олларианец грохнул кулачищем по столу, испуганно звякнули стаканы. – Тоже шадди лакал да улыбался, а потом раз – и за горло!.. И твои еретики не лучше, иначе пили бы, как люди…
– За горло? – рассеянно переспросила Матильда. – Значит, за горло…
– Гица, – подался вперед Лаци, – что не так?
– Твою кавалерию, да все! – схватилась за дурную голову принцесса. – Адриан… Он не знал… Не мог знать!
Глава 2Старая Придда
Регент, по своему обыкновению, бродил. Дюжина шагов от окна к камину, дюжина – от камина к окну… Жермон подозревал, что старик прошагал всю ночь. Огонь в бывшем губернаторском кабинете, во всяком случае, не гас. Впрочем, это ни о чем не говорило: Рудольф Ноймаринен, как и положено волку, был зверем ночным. Он мог думать о вчерашних гостях, а мог в очередной раз прикидывать весеннюю кампанию, которая обещала мало веселого. Даже с учетом хексбергской победы.
– Ты разглядел Кальдмеера с его адъютантом? – взял быка за рога Рудольф. – Что думаешь?
Значит, дело не в нагрянувшем Придде и странной девушке, а в войне. Им осталось месяца три, от силы четыре, и сколько же дыр нужно залатать!
– За неделю мало поймешь. – Ариго, не дожидаясь приглашения, уселся на дубовую скамью. – Спросите Вальдеса и фельпца. Они с Кальдмеером сначала дрались, а потом путешествовали.
– Верно, – регент замедлил шаг, – моряки дрались, а нам только предстоит. Устричное море в этом году будет нашим озером, спасибо Альмейде, но даже переверни Рамон с Вальдесом вверх дном все дриксенское побережье, Бруно остается нам.
– Дриксам придется укрепить прибрежные гарнизоны. – Рудольф всегда любил, чтоб подчиненные подтверждали его мысли. Или опровергали. – Бруно резервов не дождется.
– Скорей, их будет меньше, чем Бруно хотелось бы. – Сутуловатая, обтянутая черным сукном спина застыла у серого окна: нынешнее утро было не чета вчерашнему. – Только и у нас с подкрепленьем не густо. За зиму из новобранцев вояк не сделаешь. Хорошо хоть Рафиано и Валмон оружием и фуражом помогут. Нет, мы удержимся… Должны удержаться. Вопрос – какой ценой.
– Это зависит от Бруно, – признал Ариго и тут же поправился: – Вернее, от него и кесаря.
– А кесарь зависит от эйнрехтского гусятника. – Регент, словно забыв о собеседнике, любовался метелью, когда-то Жермона это обижало. Герцоги редко думают, что их привычки обижают капитанов и даже полковников, а капитаны и полковники так ранимы… Особенно с позором изгнанные из дома. Спасибо Людвигу, рассказал о привычках тогда еще Первого маршала. В те времена Рудольф еще не сутулился и не хватался за спину.
– Кальдмеер и Фельсенбург, – регент отвернулся от ненастья и побрел к огню, – разбитый адмирал и родич Готфрида… Хотят они отыграться за Хексберг, причем немедленно, или нет?
– Трудно сказать. – Первая встреча, общий то ли разговор, то ли допрос, два ужина и вчерашний день… Молодой дрикс и Арно на солнечном снегу, пленный адмирал и рядом Вальдес с его шутками. Вчера все были словно пьяные, а потом явился Придд.
– Трудно? – передразнил Рудольф. – А ты попробуй. Не Райнштайнера же спрашивать. Бергер, пожалуй, скажет.
Ариго рассеянно подкрутил усы. Говорить о людях за их спинами генерал не то чтобы не любил, но боялся ляпнуть что-то неправильное или, того хуже, несправедливое.
– Фельсенбург вроде бы поладил с Арно, – наконец изрек он. – Адмирал молчит, но не думаю, чтобы он ненавидел того же Вальдеса или фельпца.
– И я не думаю, – зевнул регент. – Кальдмеер сейчас будет здесь. Если он поведет себя, как я надеюсь, я его отпущу. Пускай забирает адъютанта и отправляется выяснять отношения с теми, кто погнал его корабли под пушки Рамона.
– Там еще парочка трусов была, – напомнил Жермон, – удрали с поля боя, или что там у моряков…
– Тем более. – Регент снова принялся мерить шагами кабинет. – Минувшим летом Фридрих выкрутил Готфриду руки. Нужно, чтобы на этот раз взяли верх те, кто поспокойней. Фельсенбурги колебались, но Фридрих перетянул, вот пусть и получат наследника назад… Он им много чего расскажет.
– Если бы не гайифские деньги, – задумчиво пробормотал Жермон, – кесарь мог бы и отступить, но плату Готфрид взял. Не возвращать же.
– А если не брал? – спросил регент то ли Жермона, то ли самого себя. – Мы по привычке видим павлиний хвост и там, где его нет, и там, где и не было. Этот Придд привез много любопытного…
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Ариго, – но вы сначала выставили Арно, а потом и нас с Ойгеном.
– Савиньяк узнал однокорытника, Райнштайнер подтвердил кое-что из его истории, а ты расспросил про сестру. – Регент потер поясницу и поморщился. – Остальное вашего присутствия не требовало. По крайней мере, вчера.
Тучи, к радости сорвавшегося с цепи ветра, нахально сыпали снегом, так что о разминке во дворе не было и речи. Оставалось найти местечко под крышей, но в фехтовальном зале звенели шпагами какие-то офицеры. Отрабатывать при них вчерашний прием не хотелось ни Руппи, ни талигойскому виконту.
– Они скоро уйдут, – утешил себя и Руппи Савиньяк, – а пока можно и подождать. Вы ведь еще не видели здешний арсенал?
– Нет, – улыбнулся лейтенант его величества кесаря, – показывать врагам арсеналы не принято.
– Смотря какие, – не согласился виконт. – Старая Придда отвоевала свое еще в Двадцатилетнюю, а секреты тех времен перестали быть таковыми уже при Карле Третьем. Хотите взглянуть на трофеи маршала Рене или вам это неприятно?
– В Двадцатилетнюю погибло одиннадцать Фельсенбургов, – припомнил поучения бабушки Штарквинд Руппи. – Забыть о той войне – значит забыть и о них. По крайней мере, я этого делать не намерен.
– Мне кажется, вы с кем-то спорите, – предположил талигоец, – но я не могу понять с кем. Нам в черную дверь.
С кем? С Бермессером, Хохвенде и прочими ублюдками, зачеркнувшими былые поражения вместе с чужими смертями и чужим мужеством. Фридрих и его приятели желают помнить лишь о победах. Они бы и Хексберг забыли, но не выйдет, потому что Руперт фок Фельсенбург жив и он не забудет и не простит.
– Скажите, – желание рассказать хоть кому-то и о подвиге, и о подлости стало неистовым, – скажите, у вас в Талиге есть мерзавцы?
Глаза виконта вспыхнули. Черные глаза, очень светлые волосы, на левой щеке родинка… В прошлом круге за такое в Эйнрехте жгли.
– Мерзавцы в Талиге есть, – вряд ли виконт из рода Савиньяков осознавал, что похож на демонское отродье, – и один вчера свалился нам на голову. При случае я вам его покажу.
– Буду признателен, – заверил Руппи. – Жаль, не могу отплатить вам тем же. Адмирал Бермессер не из тех, кто сдается в плен. Он предпочитает удирать до начала боя.
– Значит, вам придется избавляться от него без нашей помощи, – сделал вывод Савиньяк. – Вряд ли ему понравятся приемы Вальдеса.
– Мы их еще не усвоили. Мой адмирал не зря сказал, что Вальдесом нужно родиться.
– Зачем? – не понял талигоец. – Мы уже родились нами. Меня это устраивает, а вас?
– Вполне. Я – это я, и я вряд ли сравнюсь в быстроте с Бешеным. Станьте им, если хотите, а я попробую стать бароном.
– Райнштайнером? – Брови виконта поползли вверх. – Он же бергер!
– Но он знает, как остановить Вальдеса. – Если Бермессер разминется с палачом, придется замарать о него шпагу. – Разумеется, я не попрошу его об одолжении и постараюсь не сидеть с ним рядом, но я хочу понять, что он делает, а поняв, научиться. И я научусь.
Вряд ли Кальдмеер и Райнштайнер получали удовольствие от общества друг друга, но дрикс и бергер вошли вместе. Офицер для особых поручений при особе регента мог думать о спутнике что угодно, на его лице не отражалось ничего.
– Господин Кальдмеер, – Ноймаринен прервал прогулку и опустился в украшенное волками кресло, – прошу вас сесть. Командор Райнштайнер, к вам это тоже относится.
– Благодарю. – Рука адмирала невольно метнулась вниз – придержать несуществующую шпагу – и схватила пустоту. Вот так держишься, держишься и ошибешься…
– Наш разговор не для разглашения. – Рудольф терпеть не мог беседовать сидя, но таким, как Кальдмеер, лучше смотреть в глаза. – Не знаю, сколько лет продлится эта война, но вы меня младше, и заметно, а граф Ариго и барон Райнштайнер несколько младше вас. Они – подходящие свидетели.
Адмирал молчал. Не враждебно, не вызывающе, а спокойно. Так бы, наверное, молчал фок Варзов, окажись он в шкуре дрикса. Рудольф опустил на стол широкую ладонь.
– Господин адмирал цурзее, вы понимаете, что вашего флота больше нет?
– Не могу согласиться. – Кальдмеер держит голову так прямо по привычке или виновата рана? – Северный флот цел, как и верфи Таубурга и Метхенберг, а жители побережья рождаются моряками.
– Не только они, – уточнил регент. – Вы родились далеко от моря, но у варитов в жилах течет морская вода. Тем не менее ответить Альмейде вы сможете нескоро. Будем исходить из этого.
Спорить Ледяной Олаф не стал, полностью оправдав свое прозвище. Он ждал, что будет дальше, не более того.
– Вы, разумеется, знаете, что адмирал Альмейда отпустил господина Бермессера. – Молчанье собеседника не произвело на Рудольфа ни малейшего впечатления. – Он исходил из того, что бездарный и трусливый дриксенский адмирал является невольным, но весьма полезным союзником Талига. В отличие от вас, Доннера, Бюнца, фок Шнееталя.