– Разумеется. Назовите цену.
– Вы и впрямь желаете ее знать, юноша? – удивился ювелир. На его лице была золотая маска с карасами вместо глаз. – Как странно.
– Верните камень! – Дик протянул руку, и на раскрытую ладонь равнодушно упала холодная черная капля.
– Бери! – Разбросанные драгоценности, стол, бюро, мастер, где они? Золотое одноглазое лицо висит в пустоте, медленно поднимаясь все выше и выше и словно выворачиваясь наизнанку. Золото неотвратимо наливается угольной тьмой, а единственный глаз желтеет, обретая сходство с лучшим из янтарей, но янтарь не светит. И не смотрит.
– Дикон? – Сюзерен стоит на вершине утеса, а над ним восходит желтая звезда. – Где ты был?
– У ювелира, – юноша торопливо разжал кулак, – это карас Раканов. Он выпал из меча, и я его нашел. Его украл Капуль-Гизайль, чтобы вставить в маску. Он принадлежит тебе.
– Мне принадлежит все, – улыбается сюзерен. – Нам принадлежит все. Этот камень займет свое место. Свое место должно занять все.
Черная капля покорно перетекает в ладонь Альдо, на мгновение замирает и срывается в пропасть.
– Мне принадлежит все! – кричит камень. Он растет, набирает ход, он торопится, он разгневан, он и есть Альдо Ракан, и место Ричарда рядом с государем. Юноша, отшвырнув плащ, мчится по склону, нет, не мчится – катится, ведь он сам камень и повелитель камней. Они пойдут за ним, как сам он идет за сюзереном. Таков их долг, их предназначение, их счастье! Только вперед, не споря, не медля, не сомневаясь. Вниз, скорее вниз! Там, где склон переходит в равнину, затаился враг. Сильный, неукротимый и вероломный. Пока он жив, камням не знать покоя, но кто остановит стремительный, яростный бег?! Скалы сильней и ветра, и волн, и молний, не говоря уж о жалких деревьях… Скалы терпеливы, они веками ждут своего часа, и горе тем, кто стронет их с места…
Высеребренная зимой кабанья рожа злобно щерилась на желтую звезду, запутавшуюся в ветвях давным-давно высохшего дерева с облезшей напрочь корой. Это место и днем-то не внушало доверия, а уж в полночь…
– Сейчас они пойдут, – Зоя остановилась, словно налетев на невидимый забор, – идите к нему.
– К кому «к нему»? – хмуро осведомилась Луиза, косясь на треклятую каменюку. – К кабану?
– Нет! – Зоя ткнула пальцем в сторону скрюченного ствола. – Туда. Там тень, там будет спокойно…
Тень? В новолуние? Бред, хотя дерево лучше булыжника. Капитанша с подозрением глянула на Зою, не отрывавшую взгляда от зависшей над камнем звезды:
– Иди первая, мы за тобой.
– Тупица. – Капитан уперла руки в боки не хуже самой Луизы. – Там тень. Их тень. Они ушли, тень осталась. Мне нельзя, а вы – горячие. Вы войдете, вас не увидят.
– Святая Октавия, – помянула заступницу Кошоне Луиза, не сообразив, что Зое это может не понравиться. – Да кто нас здесь увидит, кроме этой свиньищи каменной?!
– Туда! – рявкнула Гастаки. – Живо, если к Арнольду не хочешь!
– Хорошо. – Луиза решилась и шагнула. Ничего не случилось, разве что звезда стала не такой яркой. – Селина, иди ко мне. И что дальше?
В ответ Зоя повернулась спиной, широко расставив ножищи. Она чего-то ждала. Луиза завертела головой, пытаясь хоть что-то понять, и тут снизу ударило. Женщина потеряла равновесие и едва не свалилась на сжавшуюся в комок Селину. Зоя тоже устояла, хоть и пошатнулась. Вокруг грохотало и гудело, а в небе стояли четыре луны. Луиза ударила себя по щеке, отгоняя морок, хотя могла бы этого и не делать – утес трясло, как в лихорадке, кусты и ветки мертвого дерева мотались, как в хорошую бурю, но ветра не было.
– Мама! – Других слов у Селины не было. – Мамочка!
– Пошли. – Зоя, пьяно шатаясь, отступила назад, к самому краю мечущихся скрюченных теней, загородив полнеба. – Теперь все…
Удары продолжались, утес корчился и стонал, а у каменной чаши творилось что-то ужасное. Удержаться на ногах было трудно, и Луиза опустилась наземь рядом с Селиной. Зоя осталась стоять, только пошире расставила ноги.
– Зачем ты нас сюда затащила?! – Только б заболтать, закричать, перебить хоть чем-то этот гул! – За какими…
Новый удар был сильнее всех предыдущих. Капитан Гастаки, выкрикнув что-то непонятное, соизволила наконец присесть. Стала видна тропа, по которой они с Эйвоном поднимались к роднику, то есть не тропа, а тащившееся по ней каменное стадо. Окружавшие источник валуны сдвинулись с места и, подставив круглые спины лунным лучам, лениво ползли вниз. Не катились, а именно ползли, как черепахи из книжки Герарда. У свинокамня тропа круто поворачивала, огибая осыпь, и похожий на измятую серую грушу валун, ползший первым, неторопливо повернул, минуя опасное место. Маневр «груши» повторила глыба, несшая на себе растрепанный куст. Раньше она лежала в промоине справа от источника, как бы не трясло, ей было оттуда не выкатиться…
– Это стража, – Зоя все-таки обернулась, – стража Дома. Она уходит. Так надо.
– Кому? – выкрикнула Луиза сквозь шипящий скрежет. – Кому надо?!
– Поставившим. – Зоя, шатаясь, поднялась, вытащила из ножен клинок и подняла над головой. – Вечный покой вольноотпущенным! Они свободны… Навсегда.
Свободны… Как же это жутко! Кабанья скала тоже зашевелилась, освобождаясь от древних пут. Мелкие, жавшиеся к глыбе камни торопливо поползли в стороны, обнажив бока и брюхо гиганта. А тот раскачивался все сильнее, пока не опрокинулся навзничь, но не успокоился, а принялся тереться об уступ, словно свинья о дерево. И Луиза вдруг поняла, зачем: камень избавлялся от бронзовых морд…
– Сударыня! – Селина, судорожно сжав руки, смотрела на Зою. – Сударыня, что теперь будет?!
– Утро, – обрадовала капитан. – Вы тепло одеты, вас двое. Вы увидите утро и пойдете в другой дом. Этого больше не будет…
– Надор? – выдохнула Луиза, уже все поняв. – Они идут в Надор?!
– Нет, они просто уходят. Зачем стеречь то, чего к утру не станет?
– Айри! Там же Айри! – Селина рванулась вперед, но Луиза, изловчившись, ухватила дочку за рукав.
– Там не только Айрис. – Святая Октавия, Создатель, кто-нибудь, разбудите или прибейте! – Зоя, почему?! Почему ты не сказала?
– Так было проще. – У нее нет тени, только и всего. У Зои Гастаки нет тени, на небе четыре луны, а камни окончили стражу. – Проще всем. Те, внизу, должны платить, вы – нет. Я должна быть с Арнольдом, ты должна остаться горячей. Так и будет.
– Ты должна была сказать! – Селина снова дернулась, и Луиза обхватила дочь обеими руками. – Мы могли бы… Могли бы спасти всех!
– Они платят, – женщина без тени покачала головой, – чашу разбили, вода ушла, ничего нельзя изменить. Звезда взыщет долг и упадет, а луны зайдут. Останется зола, но вас это не затронет. На вас вины нет.
Не тронет… Эйвон, Айри, Реджинальд, девчонки, Джоанна, которой она обещала столичную жизнь, даже Мирабелла… Святая Октавия, за что?!
– Как же так?! – прошептала Селина. – Как же так?
– Так вышло, – отрезала капитанша, – мы все равно ничего бы не смогли…
– Это из-за меня! – Руки дочки бессильно упали на плащ, она больше не хотела бежать. Жить она тоже не хотела. – Если бы не я, Айри ушла… Она боялась, что я не выдержу… Дороги не выдержу! Мама, она вернулась из-за меня!
– Прекрати! – жестко сказала Луиза. – Айрис вернулась из-за метели, лошадей и приступа. Это она не могла идти, не ты…
– Те, кто платит, никуда не уйдут, – хмуро бросила Зоя. – Снег заодно с камнем. Снег караулил.
– Ты поняла? – Луиза ухватила дочь за плечи и как следует тряханула. – Никто ничего не мог сделать!
– Поняла, – голос Селины был мертвым, – но лучше б мы ушли… Вместе. Или остались…
Что лучше: замерзнуть, задохнуться в снежной замяти или угодить во сне под обвал? Если повезет, можно ничего не понять, как не поняла малышка Николь, когда случайный камень пробил ей висок, только спят ли сейчас в замке?
– Айри знала, что умрет, – из глаз Селины катились слезы, она их не вытирала, – она не верила, что придет завтра… Но ее никто не понял… Никто…
Айри что-то чувствовала, иначе она бы не рвалась из Надора на ночь глядя, и Эйвон тоже. Граф не сошел с ума, решившись все бросить и бежать, его что-то гнало прочь из замка. Это они с Селиной ничего не слышали и боялись метели и волков. Умом боялись, но ум на Изломе плохой советчик…
– Не говори ерунды! – прикрикнула Луиза, но это не было ерундой. Не было…
– Айри, все хорошо… Лошади знают, что делают. Там волки, обвалы, а может, и что похуже. Собаки зря выть не станут…
– Кузина! – Наль словно бы вырос на глазах. – Кузина… Клянусь, она больше никогда не посмеет… Если она скажет что-то оскорбительное, я…
– Не надо, – Айрис слабо улыбнулась, – спасибо, но… уже ничего не надо.
– Вот и хорошо. Теперь выпьем чего-нибудь горячего и спать. А собираться – завтра.
– Зачем? – Айрис устало бросила перчатки и хлыст на пол. – Пусть будет, как есть…
– «Пусть будет, как есть», – повторила Луиза. Зоя не поняла, пришлось объяснить: – Это сказала Айрис, когда я уходила к себе. А Эйвон вообще ничего не сказал… Рыцарь, раздери его кошки! Он ведь тоже знал… Не понимал, но знал…
– Ты его любишь, этого Эйвона? – подалась вперед Зоя. – Любишь?!
– Люблю. – Это все, что она может сделать для нелепого старого рыцаря. Солгать, и пусть эти проклятые булыжники слышат! Может, услышит и Эйвон, хотя, когда рушится дом, не до любви.
– Почему ты молчала?! – Глаза Зои полыхнули болотными огнями. – Дура!..
Сзади напирал гул и скрежет – камни все ползли и ползли. Луиза провела рукой по лицу и поняла, что плачет. И когда успела?! Зоя что-то хрюкнула, вскочила на ноги и, тяжело топая, побежала к каменному потоку. Судорожно вздохнула Селина.
– Куда ты? – завопила вслед Зое Луиза. – Осторожней!
– Якорь вам в глотку, – проревела на бегу капитан Гастаки. – Обеим! Я уже сдохла! Я холодная… Я их вытащу! И девчонку, и мужика!..
Темная плотная тень вспрыгнула на двугорбый валун, перебралась на другой, ползущий рядом, покачнулась, нелепо плеснув руками, и снова прыгнула, теперь на плоскую плиту. Та накренилась, но Зоя успела вскочить на соседнюю г