Я поспешил.
Конопатьев стоял у стола, держась за горло, а в спину ему стучали и хлопали все по очереди. Такое было впечатление. Нет, стучала одна Гурьева.
— Погоди, — я отстранил её, встал позади Жени, обхватил — кулак левой руки «под ложечку», большим пальцем к животу, правую руку поверх левой. — Не бойся, недолго осталось, — сказал на ухо Жени, вышло двусмысленно, но резко нажал обеими руками — в живот и вверх. Под диафрагму. Ещё и ещё.
Плюх! Изо рта выскочил шматочек сала. Так и знал.
Кондратьев задышал.
— Сядь. Рот открой. Открой рот, я говорю, — и пальцами залез ему в пасть. Вдруг что осталось? Нет, ничего.
— Посиди спокойно, всё кончилось, — и я ушел мыть руки заново. Мыло у Юрьева хорошее, вода тёплая, отчего ж не помыть.
Способ освобождения дыхательных путей от инородных тел описал Генри Иуда Геймлих, американец с российскими корнями (и активный сторонник сотрудничества врачей СССР и США). Публикация датирована 1974 годом, а уже в 1975 прием Геймлиха стал стандартной методикой врачей неотложной помощи.
Почему Чижик применил его в семьдесят третьем? Может, послезнание. А может, бабушка научила октябренка. Этот прием был известен с глубокой древности и, говорят, встречается чуть ли не в Торе. Заслуга же Геймлиха в том, что он этот метод описал и широко пропагандировал, сделав достоянием всего человечества.
Я настоятельно советую найти на Ютубе инструктивный ролик с приемом Геймлиха, посмотреть, а, главное, потренироваться хоть четверть часика на друзьях и знакомых, и так несколько раз, чтобы применять его на автомате, в любом состоянии. Приём этот из серии «должен уметь каждый», потому что никакая «скорая» за минуту к вам не доедет. Вряд ли. Бог даст, не понадобится, но Praemonitus, praemunitus, то бишь предупреждён — вооружён!
И да, режьте сало мелко! Оно и на дольше хватит.
Второе: пианино в квартире Семена Юрьева вовсе не рояль в кустах. В шестидесятые годы, в начале семидесятых возникло поветрие — учить детей музыке. Иметь в доме пианино стало делом обыкновенным, и стояло оно не только у интеллигенции, но порой и у рабочих. В шахтерском поселке, где рос мой добрый друг, для детей покупали даже рояли — небольшие, кабинетные. Шахтеры зарабатывали хорошо и на многое шли в надежде, что у детей жизнь будет светлее и лучше, чем у них.
«Petrof» — фирма известная, инструменты делала и делает хорошие, и наличие такого пианино свидетельствует как о достатке владельца, так и о серьезности намерений.
Третье: «Донское» и «Цимлянское» — очень достойные игристые вина, во всяком случает, в семидесятые. И я уже присматриваюсь к витринам: не успеешь дописать роман, как Новый Год!
Но я успею. ЕБЖ.
Глава 13ТУЛА ВЕКАМИ ОРУЖЬЕ КОВАЛА
Я ехал в тепле и уюте, слегка откинув кресло, а за бортом нашего «Икаруса» раскинулась матушка Русь во всей своей белизне.
Я протер платком окно, чтобы лучше видеть. Оттепель, плюс четыре, но прежнего снега, куда только достает взору, во множестве. Редкие села промелькивали нечувствительно, унылые неказистые домики, колодцы с журавлями, одинокие жители, бредущие в сельпо, и снова шли покрытые снегами поля, среди которых порой стояли брошенные кормоуборщики, видом своим напоминая утконосых динозавров, застигнутых непогодой, и, поражённые тем, застывших до весны, или навеки. Вот вдали показалась церковь, давно забытая, развалины высятся посреди поля, словно никогда и не было вокруг ни сельца, ни даже городка, а так и построили её посреди голого места во славу русского оружия…
Чувствовал я себя сродни Чичикову, который сто с лишним лет волею Гоголя странствовал по Руси с единственной целью стать человеком: заиметь, наконец, поместье душ в двести, а лучше в триста, жениться на милой барышне с приданым, и завести с полдюжины маленьких чичков себе на радость, Отечеству на благо.
А какова цель у меня? Уж точно не поместье. Нет, я бы и не прочь стать владельцем деревеньки, и даже крупного села (волшебство номер один), но только чтобы у меня был дельный, неутомимый и честный управляющий (волшебство номер два), поскольку я ни сельского хозяйства не знаю, ни понуждать людей не умею, а, главное, и не хочу понуждать. А два волшебства сразу — не жирно ли?
А что хочет человек обыкновенный, паренёк восемнадцати лет от роду, что он считает достойной целью, без которой и жизнь не мила? Мотоцикл, переносной магнитофон «Романтик», настоящие джинсы, отдельную комнату и, конечно, девушек.
Тогда я в порядке. И даже более того. Вместо мотоцикла — роскошная машина, вместо переносного магнитофона — рояль «Блютнер», магнитофон, впрочем, тоже есть. О комнате и говорить нечего, целый дом. Девушки? Надежда с Ольгой их от меня гонят, громогласно заявляя «наш Чижик, наш» — давая остальным понять, чтобы не зарились. Мне с Лисой и Пантерой весело во всех отношениях, чего ж ещё желать?
Вот только джинсов нет. Видно, судьба заботится, чтобы у меня оставалось в жизни неисполненное желание. Чтобы было зачем жить.
Мы въехали в город значимый: и дома в пять этажей, а порой и выше, и улицы пристойного вида, и афиша кинотеатра с новым фильмом заявляли, что это не какой-нибудь заурядный райцентр, а Ефремов, с населением за полста тысяч, и населением во всех отношениях приличным: люди работящие, трезвого поведения и почитают начальство.
Подъехали к автовокзалу.
— Стоим тридцать минут! — объявил водитель.
Все вышли — размяться и вообще.
Чичиков бы пошел в трактир, заказал бы того, другого, третьего и четвертого, да пару рюмок водки, но Павел Иванович был господином независимым: у него имелась тройка лошадей, имелась бричка, имелись кучер Селифан и малый на все услуги Петрушка. А я еду на общественном автобусе. Зато весь путь от Чернозёмска до Тулы займет семь часов, а Чичикову ехать верную неделю, если не заворачивать ко всяким плюшкиным, ноздрёвым и коробочкам. Ну, и в автобусе всяко покойнее, чем зимой в бричке: тепло, в лицо не летят ни колючий снег, ни лошадиные вони, от которых шарфы и платки спасают скверно.
Да и трактира для проезжающих не слишком богатых, но и не сказать, чтобы бедных, поблизости нет. В здании скучный буфет, никаких поросят с хреном, в ларьках и на лотках всякая снедь, выглядевшая, впрочем, аппетитно: крендели, ватрушки, пирожки, рулеты, запеканки, кулебяки, шанежки, творожники, коржи, котлеты в тесте, чебуреки и много ещё чего, названия которому я и не знал.
Но я не решился испытывать желудок. Купил только в газетном киоске свежую «Комсомолку», да обошел три раза автовокзал, и теперь с полным правом могу при случае сказать, что гулял по Ефремову, хороший город, добрый, гостеприимный.
От Ефремова автобус побежал резвее, чуя конюшню, где и покой, и тепло, и зададут корму сытного и вкусного.
В газете ничего не нашёл. Ни о рухнувшем самолете, ни о выживших. Утром, перед поездкой, слушал «Спидолу», передавали, что под Пермью упал самолет. Пассажирский. Они, буржуи, выходит, более осведомлены, чем советские журналисты? Или вот так нагло, по заданию ЦРУ, выдумывают клеветы, очерняя советскую действительность? Чтобы не летали самолётами Аэрофлота? А какими летали?
Сегодня утром Надежда и Ольга как раз самолетом Аэрофлота улетели в Минеральные Воды. Им, как состоящим в профсоюзе, выделили путёвки в санаторий. В Ессентуки. Наде нужно долечить остатки осеннего воспаления легких, Ольга надеется, что знаменитая тамбуканская грязь окончательно избавит от последствий осеннего же перелома голени. Вот что значит профсоюз! На это и взносов не жалко.
А я ехал в Тулу, на зональный шахматный турнир, отбор к первенству России по шахматам. Победитель проходит сразу в финал, призеры — в полуфинал. Мне бы, конечно, хотелось сразу, но соперники в Туле посерьезнее будут, нежели в первенстве нашей чернозёмской области. Почти все участники мастера спорта. Лишь я кандидат в мастера. Тем лучше для меня.
Остановились на минуту в Тёплом, тоже райцентре, но куда меньше Ефремова. И автовокзала-то никакого, а так… недоразумение без печки. Но дайте срок — и здесь будет автостанция, достойная замечательных жителей Тёплого. А что жители Тёплого достойны самого лучшего, никаких сомнений.
И откуда я это знаю? Выдумываю со скуки, как и Чичиков, верно, выдумывал Манилова, Собакевича и губернаторскую дочку…
В Тулу мы приехали точно по расписанию. В пятнадцать двадцать пять. Смеркалось, загорались уличные фонари, после автобуса стало холодно и неуютно. Я поспешил к стайке такси, что паслась у выхода.
— В обком, — сказал я, подавая водителю чемодан. Тот с каменным лицом уложил его в багажник. До обкома ехать всего ничего, ни плана, ни интереса, но если пассажир козыряет обкомом, значит, право имеет, перечить себе дороже.
Мне, собственно, нужно было не в сам обком, а в спорткомитет, что приютили в том же здании.
Зашёл. Зарегистрировался, как участник турнира. Получил направление в гостиницу и талоны на питание. Вернулся к ожидавшему таксисту и поехали в Центральную — так называлась гостиница.
— Ждите, — обнадёжил я таксиста, и налегке, без чемодана, пошёл в вестибюль.
Здесь вам не «Россия», здесь климат иной, и броня отыскалась сразу, но увы, это был четырехместный номер.
— Мне бы одноместный, и получше, — попросил я.
— Есть полулюкс, но ведь это дорого, — ответила регистраторша.
— Ничего, Мария Ивановна, покой дороже, — никакой щерлокхолмщины, ФИО указаны на табличке.
Она занялась оформлением вселения.
— Редкая у вас фамилия — Чижик. На «Огоньке» пели песню Михаила Чижика, он вам не родственник?
— Родственник, — но вдаваться в подробности не стал.
Сходил за чемоданом, отпустил таксиста, умеренно вознаградив за стойкость и мужество.
Поднялся в номер. Нет, не «Россия», но много ли нужно восемнадцатилетнему комсомольцу? Развесил и разложил в шкафу одежду, потом вспомнил о еде. В столовую? Поздно. В ресторан? Лень. Взял на вахте кипяток, и отужинал по-походному. Из домашних припасов, которыми снабдила меня Вера Борисовна. Бутерброд с копчёной колбаской, другой с пошехонским сыром, и кофе, индийский, растворимый, две ложечки на стакан. Вера Борисовна сделала так: взяла баночку с завинчивающейся крышкой, и наполнила его смесью: треть кофе, треть сухого молока, и треть сахару. Вышло хорошо, да и вообще много ли студенту, существу неприхотливому, нужно?