Не-Харючи сын говорит однажды своей матери:
— Мать! У меня отец-то был ли? Где отец мой? Не отвечает ему мать. Опять спрашивает:
— Мать! У меня отец был ли? Где мой отец, если был?
Опять не отвечает ему мать.
Третий раз он спрашивает:
— Мать! Если у меня отец был, где он?
Тогда говорит:
— Был у тебя отец.
— Где он?
— Не от болезни он умер. Его Манту-чизе убил.
— Як нему пойду. За отца мстить буду.
Сразу этот мальчишка из чума выскочил, к оленям побежал. Сразу он побежал тех пять знаменитых оленей ловить. Их сразу поймал. Кинул он тынзян передовому на рога — за тем сразу четыре пелея как привязанные пошли. Этих оленей к нарте Манту-чизе привязал. Сам опять к чуму побежал. Прибегает — совсем мальчишка, — кричит:
— Эй, мать, собирайся!
Второму мальчику, Не-Яркары сыну, говорит:
— Ты тоже собирайся. Вместе пойдем.
Ему отвечает:
— Как я пойду? У меня силы нет простого человека убить. Как с тем биться буду?
Тогда ему сын Не-Харючи кричит:
— Если ты не пойдешь, тогда я сам тебя убивать буду!
Сын Не-Яркары говорит тогда своей матери:
— Ты тоже собирайся. Если не пойду, он меня убьет. Нам вместе идти надо. Не станешь ведь смотреть, как твоего сына убивать будут.
Четверо на одну нарту сели, быстро пошли.
Теперь лахнаку опять только через три года пришло, как те едут.
Теперь лахнаку-слово пришло на ту землю, где раньше чумы Харючи-вэсэку стояли. Рядом лахнаку стало, смотрит. Все цело на стойбигце Харючи-вэсэку. Чумища как были. Шесты чумов на них стоят. Только ветер нюки из ледянг — бобра раздувает. Хлопают эти нюки. Видно издали, что на стойбище никто не живет. Некому смотреть за чумами, если не подвязаны как следует. Смотрит лахнаку: те четверо к стойбищу подъехали, прямо к своему чуму. В него зашли, там сели.
Тогда сын Не-Яркары, непростой женщины сын, говорит сыну Не-Харючи:
— Ты непростой человек, что ли? Ты дух, что ли? Я пропаду теперь с тобой. Я обратно лучше пойду. Пропаду я. Страшно мне совсем.
Не-Харючи сын тогда говорит:
— Ладно, поезжай теперь.
Из чума пошел сын Не-Яркары со своей матерью, на нарту сел, ушел.
Тогда лег отдыхать сын Не-Харючи. Три года он лежал. На третий год встал, говорит:
— Вот пришли мы Манту-чизе убивать. Убить его нельзя. Больно крепкий он человек. У него к небу, к духам семь ступеней есть. Я только шесть ступеней прошел. Нет силы у меня на седьмую стать, куда Манту-чизе ушел. У Манту-чизе есть также семь ступеней под землю. Я только на шесть ступеней ступить могу. Надо помочь мне.
(Сертку: «Это у шаманов, как и у духов, силы на разные ступени есть. Старики-то считали раньше, что чем дух сильнее, тем он дальше на небо или под землю уйти может. А если его шаман догонять будет, чтобы убить, он сильнее должен быть. Он должен столько же силы иметь, чтобы его дорогу пройти. А если дух дальше уходит, а у шамана, у непростого человека, дорога по силе короче будет, то не достанет его. Теперь этот мальчик, Не-Харючи сын, непростой человек. Он самого Манту-чизе догнать хочет. Теперь он спал три года — это он гонял дорогу этого Манту-чизе и на небе и под землей. Не может достать. У него сила кончилась его достичь. Это шаманы раньше тоже говорили, когда шаманили: «Я этого духа догонять буду». Тоже лежали, будто спали. Поэтому лахнаку так рассказывает, что этот мальчик три года спал».)
Этот мальчик говорит:
— Мне помочь теперь надо. Теперь на небе есть Черный Вора — Паридена Вора. Я к нему побегу.
Как только пойду, ты вниз, к речке, беги, которая под нашим чумом протекает. Ты к ее истоку беги, что силы есть. Там тридцать чумов стоит. Есть в этих чумах Нохо-мебето — силач Нохо. Ты к нему иди, говори ему — пускай ко мне придет. Если я впереди тебя к этому чуму приду, а ты позже меня сюда придешь, я тебя убью. Пускай ты моя мать, все равно убью.
(Сертку: «Это он вниз послал за тем непростым силачом Нохо. Тот тоже вниз ушел, это его седьмая верхушка сердца тоже под землю ушла. Теперь он у истока той речки, где парень тот в чуме сидел на стойбище Харючи-старика, оказался».)
Мать его из чума скорее выбежала. Эта женщина, когда оленей пасла, быстро бегать умела. Она теперь побежала, что силы у нее было. Теперь она сама говорит:
— Вот бегу я бегом. К истоку речки, где стойбище Харючи-вэсэку стоит, той речки, что мимо этого стойбища течет, бегу я. Пришла я — смотрю. Тридцать чумов стоит, тридцать Нохо-силачей около них. Меня они окружили. Говорю самому большому, не колеблясь близко подойдя: «Сын Ябено просил тебя помочь». «Сам приду, раз просил он», — отвечает. К ним в чум не зайдя, повернулась, обратно побежала. К своему чуму придя, не застала там никого. Только голос слышу через некоторое время: «Быстро ты бегаешь, мать. Я же пошутил — чего так боялась?»
Теперь лахнаку к ним в чум пришло.
Входит в чум тот парень. Мать ему тогда говорит: «Садись».
Сел парень. Так сидели какое-то время. Потом поднялся полог над входом — это Черный Вора пришел. Говорит Черный Вора:
— Через какое-то время тут твоя родня будет.
Время какое-то прошло, слышат — нарты пришли. В чум брат этого парня пришел, мать его пришла. Говорят они:
— Вот оленей тех снова привели, на которых ты Манту-чизе убивать будешь.
Так они оленей вернули. Как только пришли они, скоро Нохо-мебето тоже пришел. Так ничего не говорит. Сидит только. Тогда сын Не-Харючи говорит:
— Идти надо.
В одну нарту все шесть человек сели. К Манту-чизе пошли. Три года они идут. Пришли наконец. Совсем ночь, как пришли. Возле оленей они встали. Не стали близко к чуму его подходить.
Черный Вора тогда говорит:
— Сегодня темная ночь совсем, Манту-чизе должен оленей сторожить. Пускай этот молодой парень, сын Не-Харючи, будет главным. Пусть что делать всем, говорит.
Не-Харючи сын, Ябено сын, говорит:
— Смотреть будем, кто сторожить придет.
Так сделали. Ждут они. Скоро из Манту-чизе чума один молодой парень вышел. К оленям он идет. Смотрят пришедшие люди: совсем этот парень на сына Ябено похож. Он-то нарту взял, поволок ее к оленям, чтобы сидеть на ней. Близко ее притащил, сел на нее. На стадо смотрит. Те тоже смотрят, чего ищет он. Увидели — он ищет оленей. Нашел он. Пять оленей нашел, таких же оленей, на которых те пришли. Взял тогда парень тынзян, пошел их ловить. Поймал он пять оленей, в свою нарту запряг. Сам на нарту лег. Не спит он. Так просто лежит, поет. Так половину ночи он лежал.
Тогда Черный Вора говорит:
— Сейчас я его усыплю.
Как сказал только, захрапел тот парень. Тогда тихонько того, спящего, к нарте привязали, подальше его повезли. Как привезли его к сыну Ябено, тот проснулся. Говорит:
— Ты, незнакомый человек, откуда ты?
Сам замахнулся рукой, его ударить хочет.
Не-Харючи смотрит, то бледная станет, то красная.
Тогда Черный Вора говорит:
— Ты только брата своего не ударь.
Бросилась Не-Харючи к этому парню, стала своего сына нового целовать. Тот парень тогда говорит:
— Не знаю, откуда я, почему брат мой и мать ко мне пришли. Знаю только, что Манту-чизе меня сыном называет. У него я живу. Он такой человек: все живое на земле убивает. Теперь не знаю, что думать, если я не его сын. Теперь я его своими руками убью. Он-то меня учил убивать — я его теперь убивать буду.
Сам с нарты соскочил, к чуму Манту-чизе побежал. Там нюки руками рвет, срывает их с шестов. Кричит он:
— Манту-чизе, выходи! Видишь, я тебя зову, не нападаю я внезапно на тебя. Ты меня учил убивать, теперь тебя своими руками убивать буду!
— Ты, сынок, наверное, с ума сошел, — Манту-чизе отвечает. — Почему мне такое говоришь?
— Я не сошел с ума. Одевайся, выходи, сейчас биться будем.
Теперь Манту-чизе из чума вышел. Тогда схватились они. Как их руки друг о друга ударились, как ногтями ударились, даже искры полетели.
Те, что пришли, на людей Манту-чизе кинулись. Так они три дня бились между собой. Никто уже из людей Манту-чизе не остался. Только сам Манту-чизе и парень, которого он сыном называл, еще бьются. Этот новый парень Манту-чизе на снег повалил, на него сверху упал, нож достал. Манту-чизе грудь распорол он. Все снова сошлось. Срослось все сразу же.
(Сертку: «Как не срастется, если непростой этот Манту-чизе. Сам он, может быть, дух».)
Тогда опять этот парень в Манту-чизе ножевой воткнул, опять ему грудь распорол. Снова все срослось сразу же.
Третий раз он ножом распорол Манту-чизе, кричит сам:
— Не-Яркары, скорее переступи через него.
Та быстро через Манту-чизе переступает, пока тот парень еще режет его.
Теперь не закрылось разрезанное тело. Открытое тело осталось. Парень тогда сердце его вынул из груди. С семью верхушками это сердце оказалось. Седьмая верхушка, седьмой отросток в землю ушел. Только оттуда голос слышен:
— На земле-то вы меня сильнее оказались. Не могу я вас на земле победить. Теперь я из-под земли вас добывать буду.