(Сертку: «Это почему, когда баба через непростого человека переступила, тело его не закрылось? Почему погиб он? Это баба любая, когда через что-нибудь переступит, то тогда плохо бывает. Нельзя, раньше считали, бабе даже через хорей, или тынзян, или через ружье переступить. Тогда или тынзян переставал оленей ловить, или оружие не било дичь, или болел кто-нибудь. Простого шамана могла баба убить, если над ним сверху станет. Шамана еще так убить можно было: взяв кусок шкуры, на которой баба спала, на него положить. Вот поэтому она через Манту-чизе переступала».)
Теперь те люди всех людей Манту-чизе убили. Теперь оленей всех его погнали прямо к чуму Харючи-вэсэку. Туда пришли. Там тогда сын Ябено говорит:
— Теперь все дело мы кончили. Теперь я к себе пойду.
Черный Вора говорит теперь:
— Я тоже с вами не буду. Тоже к себе пойду. Мне от вас ничего не надо.
Только сказал это, ушел. Тогда сын Ябено говорит:
— Нохо-богатырь! У меня к тебе слово есть.
— Говори слово, — отвечает.
— У тебя сестра есть, — говорит сын Ябено, — Прошу тебя, отдай ее вот этому моему брату, который Манту-чизе убил.
— Ладно, пускай, — отвечает. — Она к вам сама придет. Мне за нее выкупа не надо. Ничего не надо мне. Так пойду.
Сказав так, ушел.
Сколько-то времени прошло, его сестра пришла. Как она пришла, две матери тоже собираться стали. Не-Яркары говорит:
— Я одна пойду.
Она теперь стала Я-Меню — старуха, которая мать всему живому.
(Сертку: «Это так старики раньше думали, что есть Я-Меню, которая всем детей дает. Теперь такая поговорка есть, когда женщина беременная станет; «Это около нее Я-Меню сидела близко». По-русски Я-Меню — значит Земля-Старуха».)
Теперь сын Ябено говорит своей матери, Не-Харючи:
— Ты теперь иди к Черному Вора. У него живи. Та говорит:
— Если так говоришь, то пойду я.
(Сертку: «Это он так сделал, чтобы Черному Вора дать что-нибудь. Теперь ему бабу дал за помощь».)
Теперь только два брата остались, сыновья Не-Яркары и Не-Харючи.
Сколько-то времени прошло, к ним две девки пришли. Те девки, что с ними у Нохо младшего были. Это он их прислал, чтобы им детей рожали. С тех пор так они жили.
Утро. Чай. Теперь хозяйка старается угодить Геннадию Емельяновичу. Он вызвался пойти со стариком и поставить на новом месте сети. Это потруднее, чем сети высмотреть. Для четырех сетей им придется покрошить льда.
Каждая сетка длиной в двадцать метров. Следовательно, Геннадию Емельяновичу предстоит для каждой сетки пробить четыре лунки. Всего шестнадцать прорубей глубиной в метр каждая. Это еще не все. Они рубятся шире тех, которые прорубают для вытаскивания сетей. Техника установки сети подо льдом несложна, но требует большого навыка. В крайнюю майну просовывается длинная, пятиметровая доска шириной с ладонь и толщиной пальца в два. Называется она норило. Это русское слово в ходу у гыданских ненцев. Норило подсовывается под лед так, чтобы прийти точно в то место, где прорублена следующая майна. Норило тащит за собой веревку. От следующей майны процедура повторяется. Когда веревка протащена в крайние лунки, то за один конец ее привязывается сеть и протягивается подо льдом.
Таня сегодня особенно благоволит к нам. Она, по строгому тундровому этикету, наливает чай так, что он через края чашек переливается на блюдце. После этого полагается отхлебнуть из чашки и вылить в нее чай, который попал на блюдце. Потом можно пить, как хочешь: хочешь — из блюдца, хочешь — из чашки. Если не напился, поставь чашку обратно на блюдце. Если сыт, переверни ее или положи на бок, сказавши «мась» (достаточно).
Мы сказали «мась» после восьмой чашки каждый.
Геннадий Емельянович и Сююку вернулись поздно. Светила луна, тундра просматривалась далеко. Уже издали было видно, что оба еле волочат ноги. Они ввалились в чум и рухнули на свои места. Вот тогда и стало совсем понятно, почему честь снять с мужа кисы издревле предоставлялась женщине.
3
Стадо рысило уже пятый час, то сбиваясь в клубок, то растягиваясь на встречных озерах, то растекаясь по заснеженным лайдам. Впереди ехал Юси. Его упряжка задавала темп всему стаду. Иногда старик останавливал своих оленей, и тогда стадо обтекало его. Животные пробегали вперед по инерции и скоро останавливались, начиная тут же копытить снег.
Мы ехали сзади. Оленей понукать не приходилось: они сами тянулись за своими сородичами, выдерживая почти неизменную дистанцию. Казалось, упряжка привязана невидимой вожжой к краю стада. Если последние олени прибавляли ходу, то моя упряжка тут же усиливала темп бега, сохраняя прежнее расстояние. Великое чувство стада никогда не покидает оленя, свободен он или же тяжко трудится на благо человека.
Ненецкая легковая нарта на Гыдане побольше и помассивнее, чем оленьи санки в других местах. У чукчей, юкагиров, эвенов и других оленных людей Северной Якутии нарты вообще напоминают легкие, изящные игрушки. Они делаются из тонких реек и связываются ремнями. Нарты эти кажутся чрезвычайно хрупкими. Детали их изготовляются по принципу «ничего лишнего». Запаса прочности они не имеют. Они прочны ровно настолько, чтобы выдержать вес людей и небольшого груза. С точки зрения классического сопромата, эти санки представляют собой идеальную конструкцию. В них рационально все и нет ничего лишнего. Но и риск большой: нет резерва прочности.
Чукотскую карточку легко поднимешь одной рукой, ее можно просто взять под мышку и унести. С ненецкой нартой такое не пройдет. Она массивна. Полозья толстые, солидные бруски переходят спереди в плоские, загнутые реи. Их изгиб изящен. Мне они всегда напоминают изысканный изгиб виолончельных и скрипичных грифов. Изгиб совершенен. На всех нартах во всех уголках Гыданской тундры он делается совершенно одинаковым. Отклонения от единого угла столь незначительны, что на общую картину никак не влияют. Тот же стереотип, что и в одежде, что и во всем вообще в тундре. Пример того, как рационально совершенное переходит в эстетически совершенное.
Концы полозьев увенчаны утолщениями, через которые пропущены поперечные стяжки. Эти утолщения называются головками и играют весьма видную роль в жизни любого ненецкого мальчишки. Дело в том, что тынзян учатся бросать, накидывая его на головки нарт. Если мальчишка на улице, то он беспрестанно бросает свой тынзян на головки нарт. У взрослых есть даже особый вид спорта — кидание тынзяна на меткость. Ставят нарту боком к бросающему, и он должен зацепить арканом дальнюю от себя, закрытую ближним полозом головку нарты. Это искусство — уметь так кидать тынзян. Так умеет не всякий.
В массивные полозья врезаны копылья — вертикальные стойки. Копылья называют ногами нарты. Они соединены попарно рейками. Здесь встречаются преимущественно нарты с пятью парами копыльев. Практически нарты — это соединенные между собой полозья с решеткой копыльев. Эта конструкция проста и очень надежна. По сравнению с чукотскими игрушками ненецкие нарты имеют такой же запас прочности, как танк по сравнению с гоночной машиной. Ненецкие нарты в пути сломать практически невозможно.
На головках нарт имеются вырезы, сквозь которые пропущены ремни основных блоков. Блоки — это кольца. Делаются они из дерева или рога. Сейчас щеголи привешивают к нартам металлические кольца. Упряжка тянет нарту за эти кольца. В них пропущена постромка, закрепляющаяся на крайних оленях — на передовом и правом. Передовой, единственный олень, который понимает язык вожжи, запрягается здесь слева. На нарте ненцы тоже сидят только слева. Это их национальная особенность, широко известная на Севере. По тому, как человек сидит на нарте, определяли еще издалека, свой он или чужой, друг или враг. На основную постромку между крайними оленями надевают другие кольца, за которые привязывают ремни пе-леев — «коренников» в оленьей упряжке.
Олень тянет нарту, как бурлак. Через плечо оленю надевается широкая кожаная лямка, застегнутая под брюхом костяной пуговицей. Олень вкладывается в нее грудью. Чтобы эта лямка не сползала, к ней прикрепляется нечто вроде чересседельника — кожаная полоса на том месте, где у оленя была бы талия, если его поставить на задние ноги.
Мою нарту тянут четыре рогача. Передовой — белоснежный бык с мощными рогами. Один глаз у него красноватый, как у кролика, другой темный, глубокий, как у всех оленей. Он бежит размашистой рысью, экономной и постоянной. Этот бык оправдывает святое ненецкое оленное правило: быки — для длинной дороги, важенки — для скорости. Если хочешь ехать долго и дорога трудная — запрягай быков. Если надо очень быстро проехать короткое расстояние — бери важенок. Моя упряжка смешанная. Правый у меня тоже бык. Он имеет имя Беломордый-С-Черными-Ушами. Обычно у оленей имен нет. Имя для оленя — большая честь. Этот бык — гордость Юси. Старик подчеркнуто возился с ним, когда собирал мою упряжку. Все-таки я гость, а старику хочется немного похвастаться. Пелеи у меня важенки. Небольшие, приземистые оленухи.
В моей упряжке особенно видно, как все-таки отличаются оленьи самки от самцов. Разница огромная. У собак, например, такого не увидишь. У важенок и быков совершенно различная конституция. Быки шире в холке, у них более массивные шеи и поджарые крупы. Более тяжелые рога венчают бычьи головы, как короны. У быков ровный, мощный бег.
Важенки намного изящнее и женственнее, что ли. У них и бег совершенно другой — вихляющий бег, при котором ноги выбрасываются в стороны, а копыта все равно попадают след в след.
Это вообще оленья особенность — бежать, ставя ноги след в след. Если спроецировать осевую линию брюха оленя на снег, то цепочка следов будет располагаться на этой прямой линии, на «брюшной оси». Олень бежит большей частью рысью — задняя правая ставится одновременно с левой передней. Задняя нога идет в след передней. Правая в правую, а левая в левую. Туловище слегка колышется из стороны в сторону, но не проваливается и не поднимается.