амерзли». Ты, Сюдабю-вэсэку, тоже ноги к огню вытягивай, чтобы не замерзли.
Послушался тогда его Сказочный Старик. Вперед вместе сложенные ноги, к огню, протянул. Тогда выхватил дурак из-под одежды саблю и сразу ему обе ноги отсек.
— Вот так, — говорит, — я маленьким становился.
Сюдабю-вэсэку тогда кричит совсем:
— Больно мне! Терпеть не могу!
— А ты, — ему этот дурак отвечает, — скорее руки к огню протяни, тогда не будет больно.
Тот Сюдабю-вэсэку тогда к огню руки скорее протянул. Этот дурак тогда своей саблей ему обе руки отрубил.
— Вот так, — говорит, — маленьким становился. Сказочный Старик тогда опять кричит:
— Больно!
— Ничего, не бойся, — ему дурак отвечает, — Мне сперва тоже немного больно было. Потом все на место стало. Ты только шею вытяни, тогда больно не будет.
Тогда Сюдабю-вэсэку шею вперед вытянул. Его по шее у даря, с одного раза голову отрубил. Голову ему отрубив, сказал:
— Под землю иди. Там живи. На земле будешь жить, ничего живого не останется.
Потом братьям, которые жарились, говорит:
— Вы-то совсем дураки. Таким дуракам незачем на земле жить. Вы меня со своим мертвым братом спутали. Потом понять не могли, как втроем можно огонь сделать. Незачем вам, таким дуракам, на земле жить. Нас тоже сперва десять дураков было. Тоже все девять от глупости умерли. Пусть такие, как мои братья и вы, на земле жить не будут. Вы совсем на земле не будете.
Так сказав, он обратно пошел к чуму, который нашел, когда бежал от богатой женщины. Этот чум найдя, он женщину, которая там была, себе взял. Тогда некоторое время там живя, говорит ей:
— Теперь каслать будем. На то место, где конец реки Неро-яха, пойдем.
Так сделали. К концу реки Неро остановились. Совсем там тальника много. Там стали жить. Теперь этому дураку имя пришло. Его стали звать Яу-Мал. Скоро у него дети родились. Это Илибе-перче, первые пастухи оленей были. От них все оленеводы пошли. Его жену, сестру тех двух дураков, Я-Меню звали — Земля-Старуха, которая всем детей дает. Этот Яу-Мал стал бог. Он теперь живет там, где все речки начинаются, далеко на юге. У него есть лошадь с белым лбом и семь оленьих телят пестрых. У него еще сабля есть. У него не чум — у него дом вроде балка с одним окном. Он все время возле этого окна сидит, все видит.
Мась (все).
…Все давно уже спали. Даже мой сосед, старый пес, похрапывал и никак не реагировал на прикосновения ногой. Простил. А мне все не спалось. Все лезли в голову различные мысли о происхождении гыданских ненцев.
Взять первую сказку, записанную у Сююку. Истинные чудеса! Чудеса не в сказочном повествовании, а в том, что гыданцы так мало знают о своих соседях.
Когда-то здесь жили энцы. Древняя Мангазея, которая была совсем рядом, кстати, называлась по имени энецкого рода. У рода Яптунай, который пришел первым на Гыданский полуостров, есть даже легенда о войне с энцами.
Недалеко от Гыды есть сопка, где лежат вещи легендарного Мохопчо Яптуная. Рассказывают, что этот самый Мохопчо Яптунай пришел с оленями и стал разорять энцев Манту. Осталось только двое Манту, которые побежали в сторону Енисея.
Почему в сторону Енисея, понятно: там жили другие энецкие роды, в центральных тундрах расселялись их родственники, воинственные нганасаны. На запад Манту бежать было нельзя. Там уже было полным-полно пришельцев-оленеводов. Сами Манту были охотниками на дикого северного оленя.
Так вот, Мохопчо погнался за ними на своих огромных быках, но ехать было очень плохо. Была поздняя весна, и тяжелые животные проваливались в снег. Тогда Мохопчо взобрался на сопку, чтобы лучше разглядеть, куда пошли Манту. Там он увидел, что враги выбежали на лед Енисейского залива. Мохопчо заколол обоих оленей концом хорея и побежал пешком. Сам он был очень силен и велик. Он добежал до берега и сразу же провалился в воду. Лед его уже не держал. Тогда Мохопчо вернулся. Говорят, что он сказал, вернувшись: «Двух отпустил, теперь пропаду».
Так оно и было. Беглецы добежали до своих. Свои не могли, конечно, допустить наступления на исконные земли. Это означало для всех смерть. Надо было остановить пришельцев. Тогда Манту с Енисея тихонько пришли на Гыданскую сторону и убили Мохопчо. Перебили они и других Яптунаев, которые были с Мохопчо. Однако не всех. Яптунаев и сейчас порядочно на Гыдане. Память о Мохопчо хранят черепа и кости его больших оленей на сопке, огромный боевой лук и стрелы с концами из мамонтовой кости. Их видели многие.
Но почему же ненцы рисуют в своих лахнаку Манту, с которыми они встречались, с землями которых граничат, какими-то людоедами, а отнюдь не скромными охотниками на дикого северного оленя, которые теперь почти растворились в енисейских ненцах — прямых родственниках гыданцев? Почему в ненецких лахнаку не упоминаются нганасаны, от которых им пришлось натерпеться всякого? Нганасаны отчаянно воевали с ненцами, и практически именно нганасаны остановили продвижение ненцев на восток.
Я опросил уже достаточное количество ненцев — знатоков этнографии своего народа, но ничего путного не добился. Более того, я с каждым днем все больше убеждаюсь, что знания гыданских ненцев об их соседях чрезвычайно скудны. Манту они то причисляют к тунгусам, как и нганасан, то считают чукчами. Ну, относительно чукчей — тут более или менее ясно. Имеются в виду некие сюпся, как называли пришельцы древнее население Арктики. В сказках о них рассказывают, что это люди, которые не ели пищи, а питались только ее запахом. Они и размножались совершенно особенным путем, выращивая под мышками у женщин глаза, которые постепенно обрастали мясом и становились взрослыми сюпся. Как всегда, о соседях плетется неведомо чего. Но ненцы все же не могли не заметить того, что и манту и нганасаны ничего общего с тунгусами не имеют.
Чрезвычайно ограниченны народные знания гыданских ненцев — именно традиционные знания — о народах северо-востока. Традиционно считалось, что сюпся так и живут на восток «до самого конца земли». А земля в народных верованиях все-таки кончалась где-то далеко. Впрочем, так же скудны народные знания ненцев и о их собственных сородичах на западе. Ничего старикам не известно о канинских ненцах или ненцах западных районов Европейского Севера. А между тем именно уровень знаний о сопредельных территориях может быть показателем того, сколь давно заселяют эту землю люди. Если давно, то и знания их соответственно полны. Если недавно — то что они могут знать о соседних землях? Это все стороны проблемы, которая в этнографии известна как этногенез — происхождение того или иного народа. А этот раздел науки не прост.
В этнографической науке существует великое множество проблем, далеких, мягко говоря, от окончательного разрешения. Изученность их колеблется в диапазоне от туманных представлений, базирующихся на довольно спорных сведениях, до весьма смелых гипотез. Впрочем, несправедливо считать этнографию монопольной владелицей таинственных проблем. Любые науки, и точные, и естественные, могут похвастаться чистейшей кабалистикой в некоторых областях.
Что касается вопросов, связанных с этногенезом, происхождением народов, то их смело можно отнести к области туманных представлений. Когда речь идет о периоде письменной истории, картина формирования народа представляется более или менее отчетливой. Все, что до письменной истории, темно и непонятно. Происхождение северных народов касается периода дописьменного. Жестоко, конечно, заставлять читателя погружаться в глубину этнографических изысканий. Однако ничего не поделаешь. Чтобы было понятно, что такое этнография гы-данских ненцев, о проблеме надо рассказать.
Еще в «старые добрые времена» было замечено, что северные народы похожи друг на друга. Об этом писали многие путешественники. В те же «старые добрые времена» каждый порядочный путешественник был этнографом, а порядочный этнограф — путешественником.
Сходство некоторых элементов культуры в такой зоне, как тундра, само по себе довольно естественно. Трудно, однако, понять, почему эти элементы были едиными у народов явно различного происхождения. И говорили-то эти народы на разных языках, и по физическому типу были разными, а культура очень похожая. Похожая — на первый взгляд. Знаний было мало, поэтому выводы были категоричными. Первая гипотеза о причинах такого культурного однообразия гласит: «Единообразие культур обусловлено географической средой». Эта точка зрения оказалась удивительно живучей. Ее разделяли многие ученые. В самом деле, чего проще: климат один и тот же, занятия те же, значит, и культура одинаковая. Все очень просто. Схема формирования различных народов на Крайнем Севере также весьма элементарна: разные народы пришли в одну зону и стали похожи друг на друга.
В науке бывают разные чудеса. Частенько исследование второстепенного, на первый взгляд, явления дает куда больше, чем фронтальная атака проблемы. Для арктической этнографии весьма плодотворным оказалось исследование одежды. Пятьдесят лет тому назад этнографы выделили два разновременных «пласта» в типах одежды на Севере. Возникла идея о двух компонентах культуры северных народов: об одном, общем во всей зоне, самом древнем, и втором, более позднем, который связывали с различными пришельцами. Появился впервые термин «циркумполярная культура». Он означал, что в Арктике, у ее коренного населения, была когда-то единая культура. Но, опять-таки, почему же единая? То ли среда этому причиной, то ли единство происхождения жителей всех районов Заполярья? Всяческих хитроумных точек зрения было высказано множество. Однако ни одну из них нельзя принять целиком. В итоге сложилось представление о некоем «этническом субстрате» — населении, которое заселило высокие широты еще в неолитическое время, этак тысяч шесть лет назад. Это проявившееся в реинструкциях этнографов население неожиданно стало играть во всех иссл