Времени это все равно отнимало порядочно.
В летописи школы есть такие строки: «Ежегодно огромные трудности возникали с подвозкой воды и продуктов. Свой транспорт — две лошади — не обеспечивал выполнения и половины всех работ, особенно в период осенних дождей. Летом на реке устанавливали насос и проводили временный водопровод во все помещения. Он действовал до морозов. У лошади Машки появился жеребенок, и культбаза подарила школе тоже своего жеребенка. Таким образом, гужевой транспорт школы увеличился на две головы». Вот так мало-помалу налаживалось хозяйство школы, которая сейчас по праву считается одной из лучших сельских школ округа.
Особенно трудно было обращаться с углем, который стали завозить в качестве топлива. Приходилось мыть все помещения школы вдвое чаще — дети всюду разносили уголь на ногах.
Наконец наступил торжественный день. Запустили котлы центрального отопления. Все беды сейчас стали уже потихоньку забываться.
Северная школа, как и столичный театр, начинается с вешалки. Вешалка — особенное место. Одежда в ней оставляется полярная, места она занимает много. Кто выбегает, кто приходит. Сегодня занятия окончены. Сегодня шестое ноября, канун праздника. Школа представляет собой обширную репетиционную. Завтра концерт. Из музыкального класса раздается традиционное: «А-а-а-а-а-а-а! До-ре-ми-фа-соль-фа-ми-ре-до-о…» У приоткрытой двери тихо толпятся мальчишки. Через их головы видно парня, наверное из седьмого класса. Преподаватель с аккордеоном кивает головой: «И-и…» И парень начинает петь по-ненецки незнакомую песню.
Из зала по соседству тоже раздается музыка с северным колоритом. И здесь у двери толпятся ребятишки. Там танцуют девочки. Как выясняется, это танец рыбаков и охотников. Маленькие девчушки одеты в белоснежные полотняные ягушки — женские верхние одежки, разрисованные ненецкими орнаментами. В настоящей ягушке не потанцуешь. В ней можно на снегу спать в тундре. Девочки исполняют различные па, держа в руках то изображения рыб, то настоящие песцовые шкуры. Красиво.
Зовут дальше, смотреть гвоздь программы — постановку гайдаровского «Мальчиша-Кибальчиша». Играют актеры из нулевого, первого и второго классов.
Репетиция происходит в спортзале. Народу полно. Не меньше, чем будет завтра на премьере. Реквизит богат необычайно. Прежде всего великолепны декорации. Они написаны по всем правилам. Над созданием их трудилось, очевидно, много народу. Каждая пядь их площади носит черты индивидуальности создателя. А тяга к изобразительному искусству обнаруживается здесь у каждого.
— Сколько ребят декорации делали? — спрашиваю шепотом учительницу, сидящую рядом.
— Это они сами, два класса, договорились между собой и за один вечер все и нарисовали.
Декорации исполнены в традициях живописцев эпохи Возрождения: на каждом пятачке изображено очень много. Если, к примеру, сравнить, сколько сюжетов вложено хотя бы в декорационный задник — сцену боя красных с буржуинами — и в фрески собора святого Петра в Риме, то собор, бесспорно, покажется весьма нерадиво расписанным учреждением. Эту декорацию надо рассматривать не один раз. К тому же, если соборная живопись выполнена в более или менее одинаковой манере, то этот задник несет на себе печать самой различной техники, пространственного и цветового восприятия. Уж батальные-то сцены выполнены мальчишками с большим энтузиазмом. Ребята разделили задник на три зоны: воздух, твердь и вода. Каждому выделили часть неба, земли и моря. Поэтому каждый изобразил что хотел в равных с остальными условиях — бой в трех стихиях.
Слева вторая декорация: на переднем плане изба Мальчиша и картины мирной жизни. Вот тут-то и появляются северные мотивы. Дом нарисован просто и в общем обычно. Дверь в нем устроена открывающаяся, и отсюда выходят и Мальчиш, и его отец, и брат. Но вокруг-то дома — картинки природы. Во-первых, позади дома течет река, у которой один берег высокий, другой низкий. На высоком берегу пасутся лошади, коровы и олени. Около дома лежат, сидят и стоят штук десять собак. Небо северное, холодноватое. Оно кишит птицами. Летят гуси и утки. По реке плывет семейство гагар. Около самой воды стоят два лебедя, а их потомство плавает тут же у самой кромки. За пасущейся скотиной, вдали, видятся трактор и вездеход. Там же раскинуты палатки, горит костер и люди что-то варят в котелке.
— Кто это там? — спросил я у мальца, ревниво наблюдавшего за мной. Он сидел у меня с правого бока и поглядывал то в сторону картины, стараясь угадать, что я рассматриваю, то на меня.
— Геологи, — пояснил он и застенчиво отвернулся.
«Автор фрагмента», — укрепился я в мысли и принялся изучать боковую декорацию дальше.
У берега реки, со стороны дома Мальчиша, была приткнута лодка, дюралевая казанка. Мотор, судя по рисунку, что-то вроде «Вихря», был аккуратно поднят и даже привязан за скобу к скамье. Это рисовал крайне хозяйственный парень. Там же пирамидой стояли багор, два весла и висела в пирамиде сеть. Местные рыбаки так сушат сети.
— Кто-нибудь из учителей помогал вам рисовать? — спросил я своего соседа.
— Нет, — сказал он гордо. — Сами.
Началось первое действие. Мальчиш был очень хорош. Отчаянный парень из первого «а». Остальные мальчишки, как мне казалось, давно привыкли к его предводительской роли в обычной жизни и играли самих себя. Мальчиш-Плохиш никуда не годился. Он никак не отличался от положительных героев и произносил свои реплики скороговоркой, невыразительно, стараясь присоединиться к остальной компании. Учительница со мной рядом заливалась краской и поправляла его беспрестанно. Она прерывала действие, как только начинал выступать Плохиш, и сурово выговаривала ему. Несчастный Плохиш тоже заливался краской и бурчал смущенно:
— Ла-адно…
Но совершенно великолепны были гнусный буржуин и представитель военных кругов капиталистов. Буржуин был в парике из зимней оленьей шкуры. На шкуре выстригли и выбрили безобразную лысину, оставив серые патлы на затылке и висках. Шкуру потом, как выяснилось, намочили, чтобы она растянулась, и высушили на мячике соответствующего размера. Парик ловко пришелся актеру-буржуину. В сочетании со скуластым, раскосым мальчишеским лицом и бородой из той же шкуры он являл собой нечто совершенно невообразимое. Одели буржуина в черную пару и полосатый жилет. Владелец поношенной пары подарил ее навечно школьному театру. Брюки с пиджаком соответственно подрезали и подшили. Размер брюк и пиджака оставили первоначальным — поджарого «буржуина», как сандвич, запечатали между подушками. Лакированные роскошные башмаки сорок третьего размера были даны напрокат. Жилет портить не разрешили, и он закрывал верхнюю часть ног. Словом, ничего не говоря и не лицедействуя на сцене, буржуин сразу же внушал отрицательное отношение к своей персоне. Актеру в этой роли приходилось туго. Мешали подушки, а более всего башмаки. Любая попытка его двигаться по сцене вызывала хохот у зрителей. Бедный буржуин подолгу дожидался, когда ему предоставят возможность говорить далее по роли. Юный художник, мой сосед, просто заходился от смеха, смеялась до слез учительница-режиссер, начинал хохотать и сам буржуин, глядя в зал. Успех был полный.
Совершенно иное отношение вызывал к себе агрессор — наемник капитала. Артист выступал в переделанной форме торговых моряков и рыбаков. Все ее узнали сразу. Она в полном комплекте имелась только у главного инженера по рыбодобыче. Младшеклассникам тут пришлось поступиться своими исключительными правами на спектакль. Главный инженер, молодой парень, недавно окончивший мореходку, сказал, что он головы поотрывает тем, кто вздумает испортить его форму. Поэтому актера искали под костюм. Инженер роста был порядочного, и пришлось пригласить на роль старшеклассника. Между старшими ребятами долго шел спор, кому выступать. Отобрали самых долговязых и бросили между ними жребий. Эти же ребята усовершенствовали форму. Они нарезали жестяных звезд и наделали кучу выразительных орденов, украсили мундир цепями и эполетами. У добрейшего участкового выпросили кобуру от пистолета. Смастерили саблю. Так как инженер категорически отказался дать свою фуражку, военизированный головной убор добыли у знакомых летчиков, часто бывавших в Гыде. Кокарда также была изобретена немыслимая. Агрессор играл с упоением. Особенно великолепно он кланялся, доставая головой чуть ли не до пола, чтобы увидеть лицо буржуина, а потом резко выпрямлялся и прикладывал два пальца к фуражке — отдавал честь. Буржуин задирал голову и начинал смеяться.
Батальные сцены поражали искренней игрой статистов и количеством участников. Мне подумалось, что большая часть охотничьего оружия фактории была в этот момент на сцене.
Последние слова о Мальчише, о людях, приветствующих его подвиг, произносила девочка. Искренний пафос, неподдельное чувство заставили многих взрослых, сидящих на этой генеральной репетиции, чаще моргать глазами и сморкаться.
Еще один гыданский парадокс. Специалисты-культработники повсеместно отмечают, что в самодеятельном искусстве сейчас женщин выступает больше, чем мужчин, во всех возрастных категориях. Оно и понятно. Нежная женская натура требует художественного выражения чаще, чем грубая мужская. Здесь, на фактории, все оказалось наоборот. Я пересчитал всех участников самодеятельности, классифицировал по полу и убедился, что мужчин больше. Объяснить причину затрудняюсь.
5
7 ноября. Праздник.
По местному времени мы с Геннадием успеваем сделать массу всего, пока из динамика трансляции, установленного на фактории, не раздаются звуки гимна и слова: «Внимание! Говорит Москва…» Время тут на два часа обгоняет московское. Когда в Москве шесть утра, здесь уже восемь. А мы с трудолюбивым художником привыкли вставать в шесть утра по любому времени.
Геннадий бредет сонный по воду на ближайшее озеро. Я затапливаю печь. Ставлю чайник, заношу с улицы рыбу, чтобы оттаяла. Емельяныч. однажды вкусив жареной ряпушки, теперь ест ее и по утрам. По случаю праздника приношу и копченого омуля.