Мередит свернула к родительскому дому, припарковалась и зашагала к воротам. Справа мужчина в спецовке подпалил красную дымовую шашку для окуривания сада. Мередит помахала ему и, проходя сквозь густой черный дым, зажала рукой нос и рот.
Войдя, она сняла куртку и позвала мать.
И замерла на пороге кухни.
Мать стояла на кухонном столе, держа в руках обрывок газеты и рулон скотча.
– Мама! Ты что вытворяешь? Слезай скорее. – Мередит бросилась к матери и помогла ей спуститься. – Давай-ка, держись за меня.
Лицо у матери было мертвенно-белое, волосы спутались. Она натянула на себя по меньшей мере четыре слоя не сочетающихся вещей, но была босой. На плите позади нее шипело и пузырилось в кастрюле какое-то варево, переливаясь через край.
– Мне нужно в банк, – сказала мать. – Надо забрать все деньги, пока еще можно. Нам почти нечего больше обменивать.
– Мама… У тебя руки в крови. Чем ты занималась?
Мать покосилась в сторону столовой.
Мередит метнулась туда, мимо самовара и пустой корзины для фруктов на столе. Большая картина, написанный маслом пейзаж – Нева на закате, была прислонена к столу; тут и там обои свисали со стен длинными клочьями, на обнажившейся штукатурке темнели какие-то пятна. Что это, засохшая кровь? Неужели мать так усердно сдирала обои, что поранилась? Оторванные клочки обоев торчали из вазы, точно жутковатый увядший букет.
Из кухни все неслось утробное бульканье. Мередит кинулась к плите, выключила огонь и увидела, что в кастрюле варятся обрывки обоев.
– Это еще что такое?
– Нам нужна еда, – ответила мать.
Мередит подошла к ней и осторожно взяла ее кровоточащие ладони.
– Пойдем, мам. Я тебя вымою, ладно?
Мать, похоже, ее не слушала. Она продолжала бормотать что-то про деньги, которые так важно забрать из банка, но все же послушно поднялась вместе с Мередит в ванную, где хранилась аптечка. Мередит усадила мать на опущенную крышку унитаза и нагнулась, чтобы обмыть, обработать и перевязать пораненные руки. Пальцы матери были в порезах. Такие ранки нельзя получить, лихорадочно отдирая обои. Порезы были слишком ровными.
– Что произошло, мам?
Мать озиралась вокруг.
– Я слышала выстрелы. И видела дым.
– Ты слышала, наверное, выхлоп фургона. Это Мелвин приехал, чтобы обработать сад дымовыми шашками.
– Дымовые шашки? – нахмурилась мать.
Обработав ранки и перевязав, Мередит уложила ее в постель и как следует укрыла. И тут заметила на прикроватной тумбочке канцелярский нож. Значит, мать намеренно себя порезала.
Господи.
Мередит дождалась, пока мать заснет, и спустилась на первый этаж. Она долго рассматривала царившую там разруху: варево из обоев, ободранные стены, вазу с бумажным букетом. Ей стало страшно. Когда она вышла на веранду, Мелвин уже уезжал, и Мередит еле сдержалась, чтобы не закричать на всю улицу.
Вместо этого она достала из кармана мобильник и позвонила Джеффу на работу.
– Привет, Мер. Что такое? Я как раз собирался…
– Ты мне нужен, Джефф, – тихо сказала она. Сколько бы она ни старалась делать все правильно и как бы ни хотела сдержать данное папе обещание, у нее ничего не вышло. Справиться с этим в одиночку она не могла.
– Что случилось?
– Мама окончательно слетела с катушек. Сможешь приехать?
– Буду через десять минут.
– Спасибо.
Мередит позвонила доктору Бернсу и попросила, чтобы он тоже срочно приехал. Сказала без колебаний: чрезвычайная ситуация. В ее представлении происходящее можно было назвать только так.
Он пообещал сейчас же примчаться, и Мередит набрала номер Нины. Она понятия не имела, который час в Ботсване, Зимбабве или где там ее сестра, – и ей было все равно. Одно Мередит знала наверняка: как только Нина ответит, она скажет, что в одиночку не справится.
Но Нина на звонок не ответила. Автоответчик выдал только запись с ее бойким голосом: «Привет, спасибо, что позвонили. Бог его знает, где я сейчас нахожусь, но оставьте мне сообщение, и я перезвоню, как только смогу. Asante sana»[7].
Бип-бип.
Мередит дала отбой, не оставив сообщения.
Какой смысл?
Она постояла еще немного с телефоном в руке, наблюдая, как постепенно рассеивается дым. Глаза пощипывало, но ее это не волновало, слезы лились и так. Она не заметила, когда начала плакать, и в кои-то веки ей было наплевать.
Джефф, как и обещал, подъехал даже раньше чем через десять минут. Он вылез из машины и быстро направился к ней. Поднявшись на верхнюю ступеньку веранды, он раскрыл руки, и Мередит упала ему на грудь, надеясь найти утешение.
– Что она натворила?
Прежде чем Мередит успела ответить, раздался грохот.
Мередит бросилась в дом.
Мать лежала на полу в столовой, в одной руке обрывок обоев, другая обхватила лодыжку. Рядом валялся стул – похоже, с него она и упала.
Мередит опустилась на колени подле матери и ощупала лодыжку, которая уже начала опухать.
– Помоги мне перенести ее в гостиную и уложить на кушетку.
Джефф тоже наклонился.
– Здравствуйте, Аня, – ласково сказал он.
Мередит вспомнила, каким хорошим отцом он всегда был, как легко мог осушить слезы дочек и вызвать у них улыбку. Какой же он замечательный человек: несмотря на все то, что натерпелся от ее матери за столько лет, несмотря на ее вечную отстраненность, он по-прежнему за нее беспокоится.
– Я отнесу вас в гостиную, хорошо?
– Вы кто? – спросила мать, вглядываясь в его серые глаза.
– Я ваш принц, помните?
Мать мгновенно успокоилась.
– А что вы мне принесли?
Джефф улыбнулся.
– Две розы, – ответил он, поднял ее на руки, перенес в гостиную и опустил на кушетку.
– Мама, посмотри, – сказала Мередит, – я принесла лед и приложу его к лодыжке, ладно? Держи-ка ногу вот так, на подушке.
– Спасибо, Оля.
Через минуту Джефф поманил Мередит в кухню.
– Она что, упала со стула? – спросил он, заглядывая в разгромленную столовую.
– Похоже, что так.
– Ого.
– Да уж. – Она посмотрела на него, не зная, что добавить.
Услышав, как к дому подъезжает машина доктора Бернса, Мередит с облегчением бросилась к двери.
Доктор выглядел каким-то издерганным. В руке он сжимал недоеденный сэндвич.
– Привет, – сказал он, входя в дом. – Что случилось?
– Мама отдирала со стен обои и свалилась со стула, – ответила Мередит. – Лодыжка уже опухла. Надувается как воздушный шар.
Доктор Бернс кивнул и пристроил свой сэндвич на столик в прихожей.
– Показывайте.
Однако, когда они вошли в гостиную, мать как ни в чем не бывало сидела с вязаньем – будто не варила только что суп из обоев и не кромсала себе пальцы.
– Аня, – сказал доктор, подходя к ней, – что произошло?
Мать широко улыбнулась. В ее голубых глазах читалась полная ясность.
– Я хотела освежить интерьер в столовой и сдуру упала со стула.
– Освежить интерьер? Так внезапно?
Она пожала плечами:
– Чего не взбредет в голову женщине?
– Могу я взглянуть на вашу лодыжку?
– Пожалуйста.
Он осторожно осмотрел лодыжку и наложил на нее эластичный бинт.
– Даже не больно, – сказала мать.
– А что у вас с руками? – спросил он, размотав повязки на пальцах. – Выглядит так, будто вы намеренно порезались.
– Глупости. Говорю же, я хотела освежить интерьер.
Доктор Бернс пристально посмотрел на нее и мягко улыбнулся.
– Пойдемте. Мы с Джеффом проводим вас в спальню.
– Конечно.
– Мередит, посиди пока здесь.
– С радостью, – сказала она, нервно наблюдая, как они поднимаются по ступенькам.
Когда все трое скрылись, Мередит стала беспокойно расхаживать по комнате и так сильно прикусила большой палец, что выступила кровь.
Вскоре мужчины вернулись, и Мередит посмотрела на доктора Бернса:
– Ну что?
– Она подвернула лодыжку. Если даст ноге покой, то пройдет быстро.
– Ты же понимаешь, я спрашиваю о другом, – сказала Мередит. – Ты видел, что с ее пальцами. И я нашла нож возле кровати. По-моему, она порезала себя намеренно. Наверняка это Альцгеймер или еще какой-нибудь вид деменции. Что нам делать?
Джим медленно кивнул, видимо собираясь с мыслями.
– Есть одно учреждение в Уэнатчи, куда можно поместить ее на месяц-другой. Ей скажем, что для лечения лодыжки. Страховка покроет расходы. Все знают, как долго любая болячка заживает в таком возрасте. Конечно, это только временная мера, но она даст ей – и вам – передышку, чтобы все хорошенько обдумать. Может, ей пойдет на пользу немного побыть вдали от «Белых ночей», где все напоминает об Эване.
Мередит поморщилась:
– Это что, дом престарелых?
– Никто не любит дома престарелых, – ответил Джим, – но иногда лучшего выхода нет. К тому же это только на время.
– Ты можешь сам объяснить ей, что это для лечения лодыжки? – спросил Джефф.
Мередит чуть не расцеловала его: он видел, как тяжело ей принять такое решение.
– Конечно.
Мередит глубоко вздохнула. Она знала, что будет снова и снова прокручивать их разговор в голове, с каждым днем, вероятно, презирая себя все больше. Знала и то, что папа никогда бы не согласился на это и не одобрил бы ее выбор. Но отрицать, что ей самой станет гораздо легче, Мередит не могла.
Она спит на улице… обдирает обои… падает со стульев… что будет дальше?
– Господи, дай мне сил, – прошептала Мередит, чувствуя себя одинокой даже рядом с Джеффом. Раньше она не понимала, что одно-единственное решение может возвести стену между человеком и остальным миром. – Я согласна.
Той ночью Мередит не могла уснуть. Лежа в кровати, она слушала, как на электронных часах с щелчком сменяют друг друга минуты.
Ее решение казалось ей абсолютно неправильным. Эгоистичным. Но как ни крути, отныне придется с ним жить.
Мередит лежала, стараясь расслабиться, сколько сумела вынести, но в два часа бросила попытки и встала.