— Ты что? — вдруг спросил Андрей, заглянув снизу в лицо Григорьева. — Ты боишься лететь? Не бойся!
Григорьев нашел и сжал его теплую ладошку:
— Хорошо, — сказал он. — Я больше не буду бояться.
Отпущенный с тормозов, самолет ринулся по полосе. Мгновенная дрожь от неровностей бетона пронзила придавленное перегрузкой тело. Взлетные огни трассирующей очередью полетели под крылом.
Ну, а как же мне быть
В эту ночь с городами твоими?
Как назвать их теперь,
Сквозь ночную метель проходя?..
И вот — ожидаемый и всегда внезапный миг отрыва. Мгновенно оборвалась дрожь. Тело, всё еще прижатое перегрузкой к креслу, подхватила зыбкая легкость полета. В окошечке, кренясь и уменьшаясь, погружалось во тьму зданьице аэропорта с игрушечными светящимися башенками. Поворачивался пунктирный чертеж огоньков взлетного поля.
Как любил я тебя,
Лишь сегодня почувствовал это…
Закладывало уши от нарастающей высоты. Самолет то и дело чуть проваливался, волна невесомости неприятно всплескивала в груди, но ее мгновенно сменяли запрокидывающая тяжесть новой перегрузки, вспышка рева двигателей, тугой и плавный рывок вверх, словно самолет по ступенькам, по ступенькам взбирался ввысь.
Как любил я тебя,
Лишь сегодня почувствовал это.
И, нахмурясь, стою
В обступившей кругом тишине.
И любовью былой
Мое старое сердце согрето.
И такой молодой
Возвратилась ты снова ко мне.
1982–2005