— А что? — усмехнулся Виноградов. — Боязно?
— Не боязно, а тэбэшники пристают. Звонят, приходят, грозятся акт составить. На меня и на вас!
— Да-а, — покивал Виноградов, — создал бог три зла: пожарников, охранников и технику безопасности. А ты на эти акты — плюнь, в обиду не дадим. Лучше скажи, почему так давно политинформаций в отделе не проводил? Ты в партком-то ходишь на лекции?
— Вчера только был.
— Ну, — заинтересовался Виноградов, — и о чем там говорили?
— О разном. Больше всего — про итоги арабо-израильской войны.
— А-а, это теперь долго будут жевать! Конечно, войнушка была, не то что вьетнамская партизанщина. И что интересного сказали?
— Что крупнейший конфликт после сорок пятого года. Свыше пяти тысяч танков с обеих сторон.
— Да ну — танки! — засмеялся Виноградов.
— Лектор говорит, общий итог войны — в пользу Египта и Сирии.
— Какой итог! — отмахнулся Виноградов. — Кто у кого больше танков подшиб или кусок пустыни отхватил — это итог? Или Киссинджер кучерявый с «челночной дипломатией»? Всё чепуха! Вот, что арабы нефтяное эмбарго объявили, что на Западе цены на нефть скакнули за месяц в пять раз — это итог! А то зачванились — штатники, европейцы, япошки: мы — хитроумные, НТР у нас, электроника-кибернетика! А им — бац по физиономии: ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ КРИЗИС! И приехали!.. Вот, что в Вашингтоне теперь улицы по ночам не освещают, а на бензоколонках очереди, как в каком-нибудь Тамбове, — это итог! Значит, кто войну выиграл? Не Египет, не Израиль. Шейхи черножопые, гаремщики выиграли, да мы придурошные, страна, которая отчитывается списанными деньгами. Те, у кого НЕФТЬ! Кому что от дуры-природы досталось, того не перешибешь, как ни изощряйся!
Разговор нелепо откатывался всё дальше в сторону, а Виноградов говорил и говорил, с удовольствием. И когда он взглянул на часы, Григорьев занервничал:
— Виктор Владимирович! Я вам сегодня обязательно должен результаты показать!
— Конечно, — кивнул Виноградов, — конечно, давай.
— Вот, — Григорьев стал раскладывать на столе таблицы, графики, образцы: — Я готовлю жидкую композицию, наношу капельку в зазор между электродами. После полимеризации получается токопроводящая плёнка.
— Маленькие какие плёночки! — удивился Виноградов. Он взял у Григорьева часовую лупу. Посмотрел сквозь нее, хмыкнул: — Чем ты капли наносишь?
— Вот, вставочкой, ученическим пером. Обмакну — и ставлю точку.
Вставочка почему-то заинтересовала Виноградова больше всего. Он повертел ее в руках. Для чего-то вытащил и всадил обратно стальное пёрышко:
— Ты ее что, со школы сохранил?
— Да нет, купил в канцелярском.
— Неужели продаются еще? — удивился Виноградов. — Кто ж ими пишет? Давно все на шариковые перешли. Ну, ладно. Так что — воспроизвел американский состав?
Григорьева задели его слова:
— Состав так просто не воспроизведешь. У нас же американских веществ нету. Я использовал…
Он вдруг заметил, что Виноградов как-то странно смотрит на него, и запнулся. Сверхчутье подсказало: что-то изменилось. Он не смог удержаться, он стал торопливо перечислять, какие брал материалы, но уже чувствовал, что говорит не то. Всё звучало по-ребячески, словно он набивал цену своей работе. Всё только усиливало внезапное и непонятное отчуждение Виноградова.
— Вот, — сказал Григорьев, — окончательная рецептура. Все компоненты — серийные.
(Это был его главный козырь. Простите, простите, печальные московские разработчики!)
— Гостовские? — спросил Виноградов, разглядывая листок.
— Тэушные. Но всё — серийное, недефицитное, я проверял! — И добросовестно добавил: — На московском новом полимере плёнка еще лучше выходит, сверхпрочная. Но полимер — опытный.
Виноградов молчал.
— А свойства плёнок — даже стабильней, чем у американцев. Вот осциллограммы импульсов.
Виноградов взял у него пачку фотографий, стал просматривать. Вдруг остро взглянул:
— Кто делал снимки? Что-то не помню, чтоб я тебе наряд в фотолабораторию подписывал.
— Я сам снимал. С экрана осциллографа, вон стоит. Старенький, но развёртка хорошая, и трубка послесвечение дает около секунды. Для съёмки хватает.
— Какой съёмки?! Ты знаешь, что проносить фотоаппараты на территорию запрещено?! — Виноградов почти кричал. Григорьев никогда его таким не видел, даже не представлял. Это было, как внезапная оплеуха: — Под режимников хочешь попасть и меня подвести?!!
— Я без фотоаппарата снимал, — сказал Григорьев. — Купил плоскую фотоплёнку и вот, рамку сделал, к экранчику прижимать. Ставлю — и даю разряд в полной темноте. Никакого аппарата не надо.
Виноградов покосился на темные шторы, закрывавшие окно. Усмехнулся:
— А-а, на материю наряд подписывал, помню. Остроумно.
Крик его еще звенел в «клетушке». Но последние слова показались примирительными. И Григорьев, словно ничего не произошло, с подчеркнутой деловитостью сказал:
— Конечно, кустарщина. Осциллограф нужен современный, с запоминанием. Я в салоне «Электроника» встал на очередь. В конце будущего года подойдет, они открытку пришлют.
— Сколько стоит — с запоминанием? — перебил Виноградов.
— Четыре тысячи.
Виноградов покачал головой:
— Ого! Как автомобиль! «Запорожец» новый можно купить. Где деньги возьмем?
— Как где? Со следующей темы, с ОКР. Ведь будет ОКР?
Виноградов не ответил.
Григорьев придвинул листки с таблицами:
— Результаты остальных испытаний. Температура, вибрация, влажность…
Виноградов, не глядя, накрыл таблицы ладонью:
— С какой технологией хочешь на ОКР выйти? Со вставочкой?
— В американской статье…
— Да что ты мне всё про американцев талдычишь!
— У французов такие же изделия, у западных немцев, даже у шведов. У всех, кроме нас!
— Ну… так что в статье?
— Схема электропневматического дозатора. Отмеряет капли и наносит на изделия.
— Какие объемы дозируются?
— Одна сотая кубического миллиметра.
Виноградов присвистнул.
— Это не так мало, — сказал Григорьев. — В институте биохимии я дозатор на тысячную видел.
— Ладно, — нахмурился Виноградов. — Давай коротко, выводы, самое главное, как на техсовете будешь докладывать.
— Разработано изделие типа «преобразователь» с токопроводящей полимерной плёнкой…
Он говорил и смотрел снизу вверх на неподвижный профиль Виноградова. Тот сидел к нему боком, положив руки на стол, и лишь слегка щурился, когда Григорьев называл главные цифры.
— …Таким образом, на стадии НИР выполнено техническое задание НПО «Энергетик» от семидесятого года…
— Преимущества перед серийным изделием? — всё так же, не глядя, перебил Виноградов. — Для нас?
— Внедрение плёночного изделия позволит высвободить семьдесят человек.
— Ско-олько?! — повернулся Виноградов. Брови его поднялись, он смотрел с насмешливым недоверием.
— Сейчас на двух заводах в производстве серийных преобразователей занято девяносто шесть человек. Все операции ручные: нарезка заготовок, склеивание, пайка. Для выпуска такого же количества плёночных потребуется человек двадцать пять.
— Это если будут дозаторы!
— Конечно. А как же иначе, Виктор Владимирович? Нам лектор, когда о внутренних делах говорит, только и повторяет: дефицит кадров, дефицит кадров! Сосчитано уже: в десятой пятилетке приток рабочих уменьшится, а после восьмидесятого года — резкое снижение численности. Рождаемость упала, эхо войны. А в «Литературке» была статья…
— Да слышал я эти причитания! — поморщился Виноградов. — Что ни директивное письмо из министерства, то крик: снижа-ай трудоемкость, выводи-и людей! Дожились, в России людей не хватает.
— И без директивных ясно, — сказал Григорьев. — Как бываешь на заводах, глаза бы не глядели: сидят за столами десятки женщин — с паяльниками, с ножницами, с кисточками. В цехе — шум от разговоров! Мануфактура средневековая. На Луну уже столько раз летали…
— А о чем они болтают — слышал? — усмехнулся Виноградов.
— Ну, о продуктах, о тряпках — кто что купил. О детях.
— И о мужиках! — наставительно сказал Виноградов. — Там такое подслушаешь, что никакому Фрейду не снилось… Та-ак. В чем выгода «Энергетика»?
— Упрощается конструкция их генераторов, надежность повышается. И мы с технологом «Энергетика» прикидывали: у них в отрасли высвобождается самое малое девяносто человек.
— Что еще? — спросил Виноградов.
— Еще то, что я теперь связь чувствую — между химическим составом и электрофизикой плёнки. Будет новое ТЗ — в полгода отработаю.
— В полгода?
— Может, и быстрее, если помощник будет. — Он помялся, потом всё же сказал: — Конечно, сейчас, чтобы серийное изделие чуть изменить, мы двухлетние темы берем.
Ему это казалось дерзостью, но Виноградов миролюбиво согласился:
— Берем, двухлетние. А потом еще продлеваем… — И вдруг, резко: — Ну, а как говорят в Одессе, что ТЫ с этого будешь иметь? — он не улыбался.
— Я?
— Ты, лично ты, Евгений Григорьев. С плёночного изделия. Что?!
Григорьев нашелся:
— Вот, — сказал он, доставая блокнот. — Две заявки на изобретения.
— Сразу две?
— Так на состав же и на конструкцию.
— Кто авторы? — спросил Виноградов.
— Я и вы.
Виноградов опять придвинул к себе листки с результатами испытаний. Неожиданно ткнул пальцем в колонку цифр:
— А вот — сопротивление изменяется после температурных перепадов!
— Плюс-минус пять процентов. Меньше, чем у серийных.
Виноградов задумался.
А Григорьев почувствовал себя опустошенным до слабости. Всё, что он копил к решающему разговору, что представлялось важным, было выброшено в считанные минуты и улетело во внезапно раскрывшуюся пустоту, не оставив следа.
Виноградов оттолкнул листки.
— Та-ак, — сказал он. — Значит, можно считать, плёночки твои, в первом приближении, соответствуют ТЗ. И семидесятого года… и семьдесят третьего.
— Как — семьдесят третьего? — растерялся Григорьев. — Разве в этом году было новое ТЗ?