Стянув футболку через голову, склонился ко мне, и я задержала руки на широких плечах, гладя их — сильные и крепкие — ласковыми ладонями. Подняла ладони на шею, зарываясь пальцами в волосы, и заглянула в глаза — на удивление ясные, не смотря на охватившее нас желание.
Слова вырвались сами, вплелись в поцелуй горьким вкусом, отозвавшись эхом из самого сердца:
— Я тоже тебя ждала, Дима. Долго! Где же ты все это время был…
Первый раз с нами происходило подобное. Первый раз мы занимались любовью под ярким светом дня, забыв об этом дне и о целом мире. Наслаждались друг другом, растягивая удовольствие, проникая глубже и отзываясь на все прикосновения.
Он скучал. Я чувствовала это по тому, как жадно его руки гладили мое тело, и как нежно целовали губы. Как он не отпускал, когда мы, успокаиваясь, лежали рядом.
— Отпусти меня в душ, Гордеев.
— Я покажу сам…
— Дима, мне надо вернуться на работу.
— Нет.
— Димка, сумасшедший, отпусти! — я засмеялась, когда он поймал меня в комнате и прижал к себе спиной. Мы стояли обнаженные, и дыхание Гордеева приятно грело затылок. — Я не сбегу.
— Нет, Малина, не сбежишь. Больше я тебя не отпущу.
Это странно прозвучало, и я повернулась к Гордееву. Удивленно выдохнула, но он уже шутливо опрокинул меня на постель. Опустился рядом на колени, погладил ладонью мою ногу и поставил стопу на свое плечо. Не отрывая от меня глаз, прижался к ней губами. Сегодня это прикосновение оказалось для меня самым интимным, мы были достаточно открыты, но я все равно покраснела. Вот честно, не краснела так, когда он целовал мою грудь, а тут как под воду ушла от смущения.
— Дима, не надо.
— Почему?
— Просто не надо, — это было не похоже на него, на гордеца Гордеева, но не могла же я сказать об этом вслух? — Зачем ты…
Димка нагло все повторил.
— Я хочу. Мне нравится. Ты нравишься, Малина, до помешательства. Я думал о тебе каждую минуту. — Он улыбнулся. — Нет, моя сладкая Маша, «Не надо» — не те слова, которых я жду.
Губы Гордеева прошлись по щиколотке, икре и поцеловали колено. За ним бедро… и я задрожала, почувствовав обжигающие поцелуи на своем животе.
— А каких слов ты ждешь? — потянулась к нему, поднимаясь. Обвив руками сильную шею, прижала к себе, с удовольствием встречая запах морозной свежести и тепло огня. Теряя голову от этих объятий.
— Когда-нибудь ты их скажешь, когда будешь готова. А я готов сказать прямо сейчас.
Ладонь ласково коснулась моего лица.
— Маша…
— Дима, не надо! Пожалуйста! — я вдруг испугалась, что услышу совсем не то, что ждет во мне женщина, и мое сердце обманется. Все это какое-то сумасшествие! Но я так боюсь, что оно закончится! — Не говори ничего, давай просто побудем вместе. Не надо, — еще теснее прижалась щекой. — А вдруг тебе это только кажется?
Я сказала тихо, но Гордеев мягко рассмеялся. Отстранился для того, чтобы я смогла увидеть его лицо. Протянув руку, погладил грудь, задев сосок большим пальцем.
— Боишься, Малина? А на фото была такая смелая…
— Димка, не вспоминай. Сама не верю, что оказалась на такое способна.
— …И такая красивая. — Мы снова поцеловались, и карие глаза удержали взгляд. — Машка, мне не кажется. Я совершенно точно знаю, что люблю тебя. Хочу все сделать правильно, но когда тебя вижу — превращаюсь в варвара. Мне хочется владеть тобой и не отпускать. К черту офис, Малина! Давай привезем детей и останемся у меня! Им здесь понравится. Зачем мне одному столько места?
Я ответила не сразу, настолько онемел язык от неожиданного признания, и душу захватили противоречивые чувства. Я все смотрела и смотрела на парня, думая, что это все сон, не иначе. Но вкус губ Димки — такой настоящий, просил меня ему верить.
— Дима, я не могу так сразу.
— Машка, я все сделаю сам, только соглашайся! Две ночи в гостинице без тебя были мукой. Не хочу повторения.
— А как же Игорь? Он ведь ждет. А дети? У них завтра утренник, и я должна все подготовить. И, только не смей смеяться, Гордеев, — серьезно сказала, — но… что я скажу маме?! Я не могу просто взять и сняться с места, ничего ей не объяснив. Я ведь теперь не одна.
Димка тоже посерьезнел. Качнул нехотя головой.
— Да, ты права. Надо семье сказать. День, Малина. Дай мне еще один день, и я постараюсь все расставить по местам.
Уже засыпая дома в постели, слушая рокочущий голос Димки, я решилась его спросить, прижав телефон к уху. Вопрос мучил меня весь вечер, не шел из головы, словно зацепка, заставляя возвращаться мыслями к словам парня.
— Дим… там, в своей квартире, ты сказал, что не дашь мне сбежать. Больше не дашь. Почему ты сказал больше?
Нас разделяло расстояние, но я услышала тяжелый выдох, а за ним и признание.
— Потому что однажды, Малина, ты от меня уже сбежала, и я даже поверил в то, что навсегда. Когда-то у меня был брат, которому я, считая его другом, признался в том, что люблю одну девчонку. И что это, кажется, серьезно и на всю жизнь — по-другому я любить не умею. И что собираюсь тебе об этом сказать. Я спросил его совета, а на следующий день потерял и брата, и девчонку. Он вдруг заметил тебя.
И все бы ничего, но он тебе понравился. Я долго не мог смириться, но мне пришлось. Когда он мне рассказал, что ты ждешь от него ребенка, и он сделал тебе предложение, мы подрались, и я забрал документы из университета. Дома был жуткий скандал. В общем, я уехал. Далеко. Как можно дальше от вас двоих и запретил себе вспоминать. А самое обидное, Малина, что ты обо мне даже не думала.
— Я не знала, Дед Мороз.
— Я сам виноват. Но вряд ли тогда, узнай ты о моих чувствах, что-то бы изменилось. Ты казалась такой счастливой.
— Кирилл никогда не делал мне предложения. Мы расстались с ним тем же днем. Увы, мое счастье только казалось настоящим.
Мы засыпаем с Гордеевым в разных квартирах, но все равно поздно. Оставшись в тишине ночи наедине со своими мыслями, я еще долго лежу, всматриваюсь в темноту перед собой, вспоминая юность. Школу, выпускной, университет… Димку Гордеева — темноволосого спортивного мальчишку, с коротким ежиком волос и серьезными глазами. В броне из гордости и ответственности, сквозь которую вряд ли могли пробиться чувства. Сейчас я это понимаю. Сколько же усилий приложил Кирилл, чтобы брат смог ему довериться. Зная Гордеева — немало. И как же запросто Кирилл это доверие предал.
Даже думать больно, что тогда чувствовал Димка, столкнувшись с предательством. Такие натуры, как он, долго зреют, взращивают характер, чтобы превратиться в настоящих мужчин. Но они совершенно точно умеют чувствовать.
Пусть я была слепой, но не Кирилл.
Не все было безоблачно в наших отношениях, но я хорошо помню, как он любил кичиться мной перед друзьями. Привирал, оказывал знаки внимания, на которые наедине не решался. Почти весь выпускной класс мы ходили в обнимку.
Да, тогда мне нравились его беззаботность и юмор. Легкость, с которой Мамлеев на все шел. Статус парня, уже студента, который из всех девчонок почему-то выбрал именно меня и не забывал об этом напомнить. Его шуточки о нашем зануде и гордеце Гордееве казались смешными. Я даже не задумывалась о том, что он никогда не отпускал их Димке в лицо.
Нравилось, пока мы не стали старше, и однажды все не закончилось в один момент. Так же просто, как и началось.
Я не искала с Кириллом встречи, я сразу решила, что это конец. Неделя молчания, невнятное объяснение в телефон, и он просто исчез из моей жизни. Я сама его вычеркнула и забыла. Думала, конечно, но вот так, чтобы тосковало сердце — такого не было. Я доверилась ему, а он предал меня так же легко, как брата. Я не смогла его простить.
Любила ли я Кирилла? Влюбленность, конечно, была. Но сумасшествия, такого, как с Гордеевым, и близко не было. Мы не сходили друг от друга с ума, когда физически чувствуешь расстояние, теперь я это точно знаю.
Утром глаза открылись, словно и не спала. Часы показывали шесть утра, а Феечка уже стояла на пороге, названивая в сотовый.
— Маруська, открывай! У-у-у, дубарь! Еле машину завела. И на какие испытания не пойдешь ради подруги!
Я распахнула дверь и чмокнула Наташку в холодную щеку. Феякина ввалилась в квартиру в шубе и с парикмахерским чемоданчиком в руке.
— Спасибо, Феечка! Даже не знаю, как тебя благодарить.
— Ой, не начинай, Машка! — подруга отмахнулась и шмыгнула посиневшим от холода носом. — Тем более, что пока и не за что. Лучше будь человеком и сделай кофе — погорячее! Я же глаза разлепила и сразу к тебе! У меня сегодня впереди не день, а свистопляска. До самого вечера у станка, так что я и от бутерброда не откажусь. А лучше сразу от двух! И давай, пока буду Дашку завивать, и тебе на голове чего-нибудь наверчу по-быстрому.
— Да ладно, Наташ, не надо мне. Сама соображу, не первый раз. Главное дочке. Она тебя вечером больше чем Зубную фею ждала.
— А вот это правильно! Настоящая принцесса растет! И что значит «не надо»? Ты у нас сегодня кто?
— Кто? — я хохотнула. — Разве не Мария Малинкина?
— Конечно, нет! Мать Снежной Королевы, вот кто! Так что не спорь, Маруська!
Наташка широко улыбнулась и напросилась разбудить малинок. И, конечно же, достала из кармана шубы два киндер-сюрприза.
Я тоже махнула рукой и умчалась в ночнушке на кухню — готовить всем завтрак, уверенная, что Феечка справится. Вот если и есть более действенный способ разбудить моих малышей, то мне он не известен.
Уже когда прощались (Дашка стояла в прихожей с уложенными в кукольные завитки волосами и румяными щечками, а у Лешки торчал модный ирокез, и обе малинки таращились на себя в зеркало), Наташка, сунув руки в шубу и схватив чемоданчик, напутственно сказала, влезая в сапоги:
— Машка, у тебя сегодня первый в жизни корпоратив — смотри в оба! Ты у меня еще тот дилетант по части кулуарных интриг. Налегай на салатики и меньше болтай о себе, поняла? Лучше слушай больше! А то знаю я эти пьянки. Сначала разболтают все друг о дружке под градусом, кто, где и с кем, а потом целый год глаза отводят, так стыдно. Но стыд еще полбеды. Хуже всего компромат! Ты удивишься, на что способны люди, особенно за прибавку к зарплате или место потеплее. Бьют метко и больно! Ну все, побежала я, подружка, увидимся! Будь умницей у меня!