асунуть в задницу штраф за превышение скорости.
— И тут они правы. Именно так следует поступать со штрафами, — заявила Уэзер.
— Неужели? — Лукас приподнял бровь.
— Да. Меня всегда забавляли копы, выписывающие штрафы. Миннеаполис разваливается на части. Людей убивают каждую ночь, а если ты оказываешься в центре, к тебе вечно пристают какие-нибудь попрошайки. Между тем в половине случаев, когда ты видишь полицейского, он навешивает штраф на какого-нибудь беднягу за то, что тот ехал со скоростью шестьдесят пять миль в час там, где разрешено только пятьдесят пять. И пока он возится с квитанцией, весь мир мчится мимо со скоростью шестьдесят пять. Я не понимаю, зачем полицейские так поступают. Ведь их ненавидят за это.
— Езда со скоростью шестьдесят пять миль в час является нарушением закона, — сказал Дэвенпорт.
— Чепуха.
— Ладно, согласен с тобой.
— А разве не существует квот на штрафы? — спросила Уэзер. — Я серьезно.
— Да, но это называется иначе. Там свои стандарты. Говорят, что каждый патрульный должен выписать за месяц определенное количество штрафов. Когда приближается конец месяца, он считает свои квитанции и говорит: «Вот черт, мне не хватает еще десяти». И тогда он находит подходящее место и проводит час, собирая недостающие деньги.
— Но это и есть квота.
— Тсс. Это намного прибыльнее для города, чем арестовать какого-нибудь накурившегося наркомана-грабителя.
— …Стеснялась и не могла сказать мне, чего хочет этот парень, — она только что закончила медицинское училище. Оказалось, что он хочет восстановить крайнюю плоть. Парень от кого-то услышал, что с ней секс гораздо лучше, можно сделать небольшой шов и все будет в порядке.
Лукас рассмеялся и подумал, что Уэзер наделена чувством юмора полицейского — наверное, оно развилось, когда она работала в приемном покое, где слишком часто случаются несчастья и нужно уметь закрывать глаза на плохие новости.
— Там осталось немного коньяка. Пойду налью его в бокалы, — сказала Уэзер, легко поднявшись с кресла.
— Можешь налить себе все, — предложил Лукас.
Вернувшись, Уэзер уселась рядом с ним на диване и закинула руку ему на плечо.
— Ты почти ничего не пил. Я выпила две трети бутылки вина, а теперь еще и коньяк прикончила.
— Плевать на коньяк, — проворчал Лукас. — Давай пообжимаемся!
— Не слишком романтично, — сурово сказала Уэзер.
— Знаю, но я нервничаю.
— И все же я имею право на романтику, — возразила она. — Но ты прав, пожалуй, действительно пора пообжиматься.
Через некоторое время она призналась:
— Не стану скрывать: я питаю слабость к стареющим полицейским.
— Стареющим?
— У тебя больше седых волос, чем у меня, — значит, ты стареешь.
— Ммм.
— Но пока я не собираюсь с тобой спать, — сказала Уэзер. — Хочу заставить немного помучиться.
— Как пожелаешь.
— А что ты думаешь о детях? — спросила она после короткого молчания.
— Мы договоримся.
В комнате для гостей было прохладно, потому что она находилась в северной части дома, и Лукасу пришлось надеть пижаму, прежде чем забраться в постель. Несколько минут он лежал без сна, размышляя, а не пойти ли в спальню к Уэзер, но интуиция подсказывала, что делать это не стоит. Вечер закончился долгой спокойной беседой. Уходя, Уэзер поцеловала его в губы — он в это время сидел, — а потом в лоб, взъерошила ему волосы и исчезла в задней части дома.
— Встретимся утром, — сказала она.
Поэтому он удивился, когда, уже засыпая, снова услышал ее голос возле кровати.
— Лукас! — Она дотронулась до его плеча и прошептала: — Снаружи кто-то есть.
— Что?
Лукас мгновенно проснулся. Уэзер оставила свет в коридоре на случай, если ему нужно будет ночью встать или захочется пить, и он увидел, что она держит в руках ружье двадцать второго калибра. Он отбросил одеяло в сторону, опустил ноги на пол и взял лежащий на тумбочке пистолет.
— Откуда ты знаешь?
— Я не смогла сразу заснуть.
— Я тоже.
— Рядом с моей спальней есть еще одна ванная комната. Я зашла туда за стаканом воды и почти сразу увидела фары снегохода, направляющегося к моему дому со стороны озера. Я знаю, что там нет дороги. Поэтому я продолжала наблюдать за ним, пока фары не погасли, но в свете луны я видела, что он по-прежнему едет сюда. У соседей есть складной причал, сейчас он лежит на лужайке. Думаю, водитель остановился сразу за ним. Там еще защитная лесополоса — сосны. Больше я его не видела. Кстати, у соседей снегохода нет.
Она говорила совершенно спокойно, словно перечисляла самые обыденные факты.
— Когда это было?
— Пару минут назад. Я продолжала наблюдать, мне казалось, что я схожу с ума. Потом я услышала какой-то странный звук, словно кто-то скребется.
— Похоже на неприятности, — сказал Лукас, досылая патрон в ствол пистолета.
— Что будем делать? — спросила Уэзер.
— Вызовем подкрепление. Нужно, чтобы сюда приехали полицейские и заблокировали озеро и дорогу. Нам нельзя спугнуть его, прежде чем он начнет действовать.
— У меня в спальне есть телефон. Пойдем, — сказала она и вышла в коридор. Лукас последовал за ней. — Что еще?
— Ему надо попасть в дом. Бесшумно сделать это он не сможет. Оставайся на кухне и слушай. Ляг на пол за стойкой. Я буду в гостиной, за диваном. Если ты услышишь его, тихонько приходи за мной. А сейчас давай позвоним.
Они вошли в ее спальню, и Уэзер сняла трубку.
— Ой, — сказала она, глядя на Лукаса. — Нет гудка. Такого еще ни разу не случалось…
— Провод перерезан. Проклятье, он совсем рядом. Ложись в кухне на пол. Я…
— Что?
— У меня есть телефон в машине.
Он посмотрел на дверь гаража. «Это займет десять секунд».
Громкий стук со стороны передней части дома заставил его обернуться.
— Что там? — прошептала Уэзер. — Это дверь на террасу.
— Оставайся здесь.
Лукас прокрался по коридору и осторожно выглянул из-за угла, но ничего не заметил. Шторы оставались незадернутыми. В окно светила луна, но на террасе за домом не было заметно никакого движения, никто не пытался заглянуть в дом. Ничего, лишь темный прямоугольник. Вновь послышался стук. Похоже было, что человек не пытается взломать дверь, а хочет разбудить Уэзер.
— Эй… — послышался мужской голос, заглушенный тройным стеклом.
— Что такое?
Доктор встала и направилась через кухню к гостиной.
— Ложись сейчас же на пол! — зашипел Лукас, махнув пистолетом.
Она остановилась в нерешительности. Лукас метнулся через комнату, схватил ее за руку и заставил опуститься на пол возле стены.
— Кому-то нужна помощь, — прошептала Уэзер.
— Чушь. Вспомни про телефон, — ответил Лукас.
Оба осторожно приблизились к углу и снова услышали голос, доносящийся словно издалека:
— Эй, в доме! У нас авария, авария!
Затем кто-то трижды постучал в дверь. Лукас выпустил руку Уэзер и быстро выглянул за угол.
— Не может быть, чтобы это был он. Просто я кому-то понадобилась, — сказала Уэзер.
Она шагнула к двери, ее белая ночная рубашка призрачно светилась в падающем из коридора свете.
— Господи, — пробормотал Лукас.
Сидя на полу за углом, он потянулся, чтобы схватить Уэзер за руку, но она сделала еще один шаг вперед и оказалась в прямой видимости с террасы, в восьми футах от стекла.
Окно взорвалось, стекла полетели во все стороны, огненный язык потянулся к Уэзер. Лукас успел рвануть ее к себе, и она растянулась на полу.
— Дробовик, дробовик! — закричал Лукас, трижды выстрелил в сторону двери и быстро спрятался за углом.
Вновь раздался грохот, по комнате, вгрызаясь в кожаную обивку дивана и ударяя в дальнюю стену, полетели осколки. Лукас осторожно выглянул из-за угла и сделал четвертый выстрел.
Уэзер на четвереньках ринулась на кухню и тут же вернулась с оставленным там ружьем.
— Сволочь! — закричала она.
— Не поднимайся, это двенадцатый калибр! — заорал Лукас.
Снова раздался выстрел из дробовика, а потом еще один — их разделяли долгие пять секунд. Всполох первого осветил переднюю часть комнаты, вспышка от второго показалась уже не такой яркой. По камину застучала дробь.
Прошло еще пять секунд, но нового выстрела не последовало.
— Он уходит, — сказал Лукас. — Решил сбежать.
Он вскочил на ноги, бросился в спальню Уэзер и выглянул из окна на лужайку. Примерно в ста футах от дома он увидел бегущего мужчину. До спасительной цепочки деревьев оставалось всего футов двадцать.
— Проклятье!
Лукас отступил на пару шагов и, выбив двумя пулями оконное стекло, наудачу выстрелил вслед удаляющейся фигуре.
Мужчина исчез среди деревьев. Лукас выпустил последнюю пулю туда, где он видел беглеца. Патроны в обойме кончились.
— Ты попал? Попал?
Рядом оказалась Уэзер с ружьем. Лукас вырвал у нее из рук оружие, промчался по коридору в гостиную, выскочил на террасу и побежал по снегу. Он пересек двор, по колено проваливаясь в сугробы, двинулся по следам, уходящим к деревьям, и увидел в трехстах или четырехстах ярдах красные габаритные огни снегохода, скользящего через озеро. От ружья на таком расстоянии проку не было никакого.
Лукас начал замерзать, мороз, словно тисками, сжимал его тело. Он повернулся и побежал к дому, но холод заставил его замедлить шаг. Он уже не чувствовал босых ног, тело защищала лишь тонкая ткань пижамы.
— Господи, Лукас, Лукас…
Уэзер подхватила его за плечи и помогла войти в дом.
Лукаса начала бить дрожь, и он никак не мог ее унять.
— В моей машине есть телефон. Принеси его, — с трудом выговорил он.
— А ты скорее иди в душ, не теряй времени.
Уэзер повернулась и побежала в гараж, на ходу зажигая свет в доме. Лукас сорвал с себя влажную пижамную куртку, чувствуя ужасную слабость, и, спотыкаясь, побрел в ванную. Температура в доме быстро падала, холодный воздух врывался внутрь через разбитые окна, но в ванной комнате все еще было тепло.