Макс мог бы тогда покинуть свое укрытие, а потом все они – включая Оливера – просто свели бы все к шуткам-прибауткам. «А помнишь, как мы думали тогда, что ты умер? А ты живой, чувак!» – и хлоп ладонью по спине, и приложиться по очереди к бутылке, и все хорошо, все забыто. Никто не сядет в тюрьму за убийство. Никому не придется прикидываться, будто им ничего не известно. Просто исчез парень со своей койки в лагере, и все. И никому из них не придется лгать до конца своей жизни, зная о том, что парень умер в ту ночь, когда они покидали лагерь.
Но я ошиблась. Не находила я Оливера живым.
И все, что случилось той ночью, нельзя было ни отменить, ни забыть. Парень по-прежнему мертв. И только я одна могу видеть его. Ведь только Уокер может видеть мертвых, видеть призраков среди самых темных теней. Наши глаза по-другому устроены, они способны видеть то, чего не видит больше никто.
– Мне очень жаль, – говорит Оливер таким тоном, будто это его вина. Будто ему жаль, что он мертв, и жаль, что он позволил мне поверить в обратное. Сожалеет о том, что теперь я тоскую по нему, сожалеет о том, что целовал меня в моей комнате и спал в моей постели, что дышал, как настоящий живой парень, и дал мне повод думать, что всегда останется таким.
«Темные дела творятся», – думаю я.
Пропавший парень нашелся в лесу. Мертвый парень.
Я опускаю руку, в которой держу книгу заклинаний, и смотрю на то, как с неба дождем сыплются частички пепла. Делаю вдох, и воздух, словно бритвой, режет мои легкие. Пожар слишком близко, подбирается к самому берегу. Он уже так близко. Но сердце мое молчит, и это ранит меня сильнее всего.
– Все это не имеет значения, – говорю я. Все равно уже слишком поздно. Оливер разбил мое сердце, а лес жарко пылает вокруг меня, и не осталось времени, чтобы сбежать отсюда.
Оливер протягивает руку, пытается прикоснуться ко мне, провести своим пальцем вниз по моей щеке, но я отшатываюсь. Оливер мертв, и даже если в этом нет его вины, он все равно мертв, мертв, мертв. И ничем, никак этого не исправить. Нет в книге Уокеров ни одного заклинания, которое могло бы вернуть Оливера назад, к жизни, которое могло бы сделать так, чтобы снова наполнить настоящим воздухом его мертвые легкие.
Того, что сделано, изменить нельзя.
Смотрю вдоль берега и вижу, что деревья, отделяющие нас от дороги, уже охвачены огнем. Пламя лижет их кроны, выбрасывая в небо вихри раскаленного воздуха и пепла. Перекрыта теперь даже тропинка, ведущая к моему дому. Выхода больше нет. Мы слишком долго тянули время, слишком долго ждали. Нет, это я ждала слишком долго.
На берегу начал таять снег, и из-под него уже выступает наружу почерневшая от сажи галька и смешанный с пеплом песок.
– Нора, – говорит Оливер, но я не хочу смотреть на него, потому что все плохо. Очень плохо. Потому что все пылает. Потому что огонь слишком близко, он уже окружает меня. А Оливер мертв. У меня по щекам текут слезы.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – говорит он и протягивает свою мертвую ладонь, чтобы стереть мои слезы. Парень, которого я могу видеть, к которому я могу притронуться, но этого не может сделать никто другой, кроме меня.
– Мне так жаль, – говорит Оливер. – Я так хотел бы все исправить.
– Но ты этого не можешь, – срываются с моих горьких от дыма губ горькие слова. Оливер так близко, что мог бы поцеловать меня. Стереть прикосновением своих губ память обо всем. Но я не хочу, чтобы он это сделал. Плоть и кости. Я не хочу чувствовать тепло его кожи, зная, что это лишь иллюзия, которая не будет длиться вечно.
Оливер никогда не был моим, чтобы я могла оставить его себе.
Я уклоняюсь от его прикосновения. Мое сердце сжимается в груди, легкие горят, как в огне, и вокруг меня тоже бушует пламя. Огонь подобрался так близко, что его жар становится невыносимым. Он опаляет мою кожу, осыпает мне волосы волнами пепла. Я не могу оставаться здесь. Я этого не переживу.
– Куда ты? – кричит мне Оливер.
– Прочь отсюда, – отвечаю я.
Он пытается схватить меня за руку, но я отскакиваю в сторону и выхожу на лед. Теперь это единственное место, где можно не сгореть заживо.
На озере.
– Нет, Нора, нет, – окликает меня Оливер каким-то дребезжащим, срывающимся голосом. – Это слишком опасно.
– Опасно? Только для меня, – жестко отвечаю я. Да, я единственная из нас двоих, кто еще может умереть, единственная, кому еще есть что терять. Понимаю, что времени уже не осталось. Все пути, по которым можно сбежать от огня, отрезаны. Если я останусь на берегу, то либо задохнусь от дыма, либо сгорю в пламени пожара.
Быстро, прежде чем Оливер может схватить и оттащить меня назад, выбегаю сквозь густую завесу дыма на лед. Один раз поскальзываюсь и падаю на колени, но тут же вскакиваю и продолжаю идти. Лед сейчас стал тоньше, чем в прошлый раз, когда я провалилась под него, и обжигающе холодная вода иглами впилась мне в кожу.
Все озеро скрипит и трещит, словно старое дерево. От чудовищного жара лед начинает плавиться, снова превращаясь в воду. Я спотыкаюсь, поскальзываюсь, но продолжаю спешить вперед, пока не добираюсь до середины – точки, от которой все берега озера находятся примерно на одинаковом расстоянии. Опираюсь ладонями о колени и пытаюсь отдышаться, но даже здесь в воздухе слишком много дыма. Он щиплет глаза, каждый вдох болью отзывается в легких. Внезапно меня охватывает твердая уверенность в том, что вот здесь я и умру. Что это для меня действительно конец всему.
Ну что ж, могу представить, что обо мне будет написано в книге заклинаний. «Нора Уокер утонула в озере, и ее тело никогда не было найдено. На ней прервалась долгая династия Уокеров». Все.
Прикрываю ладонью рот, чтобы хоть как-то защититься от едкого дыма, выпрямляюсь и поднимаю голову вверх. Вдоль всех берегов озера Щучья пасть пылает лес. Продолжается чудовищный пожар, начатый парнем по имени Джаспер, который похоронен теперь под землей. Заживо проглочен лесом.
В лагере часть построек уже исчезла, они сгорели дотла. Не могу с уверенностью сказать, остался ли еще кто-нибудь там, оказавшись запертым в ловушке своих хижин. Все вокруг пылает, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить это бедствие.
Поднимаю глаза к небу. Оно сейчас темно-серое, цвета пороха, и мне вспоминается, что я чувствовала, когда провалилась в озеро, когда с меня словно заживо содрали кожу, когда кольцо бабушки соскользнуло с моего пальца и исчезло во тьме. Ушло в бездонную глубину озера.
Но Джаспер нашел его потом в Чаще. Кольцо вернулось.
То же самое случилось, когда я нашла Оливера.
И он, и кольцо утонули в озере.
Я делаю глубокий вдох, стараясь поспевать за своими мыслями, пока они не разбежались прочь.
Мистер Перкинс говорил, что у золотоискателей была традиция бросать в озеро ценные вещи, и это жертвоприношение должно было умилостивить, успокоить Чащу. Старатели поступали так потому, что считали озеро живым, бьющимся сердцем здешних мест.
У меня в голове начинают складываться кусочки головоломки. Наконец-то стали видны падающие в лучах солнечного света пылинки.
– Вещи, упавшие в озеро, – говорю я вслух, обращаясь к ночному небу и пылающим деревьям, – возвращаются и вновь появляются в глубине Чащи.
Я трясу головой, неожиданно поняв все.
До этого я никогда не знала, каким образом появляются в Чаще потерянные вещи. Какая темная форма колдовства проявляется таким способом, чьи это злые шутки. Теперь я знаю: если что-то упало в озеро, оно вернется вновь в Чащу. Лес и озеро связаны друг с другом. Они единое целое.
Именно такую запись я сделаю в книге заклинаний, если у меня когда-нибудь появится такая возможность.
И вот в одну роковую ночь, во время сильной зимней бури, парень упал в озеро, и утонул в его бездонной глубине, и был снова выброшен на землю, оказавшись в Чаще. Этот парень оказался жертвоприношением озеру, сделанным в штормовую ночь.
А затем во время полнолуния я нашла его. В лесу. И он – мой. Чур, мое!
Теперь я все понимаю, теперь я все вижу, но это ровным счетом ничего не меняет. Оливер по-прежнему мертв. Да, лес вернул его, но вернул, как бы это сказать… не целиком, не полностью.
Холод от замерзшего озера пробирается сквозь мои ботинки, и я начинаю дрожать. Мне кажется, я слышу, как Оливер зовет меня, ищет, но не может найти, потому что слишком густым стал стелющийся над озером дым.
Огонь взлетает к небу с вершин растущих вдоль берега деревьев. Пожирающий все вокруг, злой, голодный огонь. Пожар гудит, словно несущийся по рельсам поезд, высасывая, выжигая из воздуха весь кислород. Я знаю, что моего дома больше нет. Ничего не осталось от него, кроме выжженного пятна на земле. Да еще кучки закопченных кирпичей и сажи.
Слезы наворачиваются мне на глаза, и я падаю на лед, становясь как бы частью озера.
Я родилась в доме, где обитали все Уокеры, жившие до меня. Теперь этого дома нет, и от него остался только пепел.
И это случилось по моей вине.
Как же я была не права, как же я ошибалась! Ошибалась, когда думала, что Оливер убил Макса. Ошибалась, когда думала, что моя смерть рядом. А может, и не ошибалась: возможно, смерть по-прежнему ищет меня. Здесь, на этом озере. В этом пылающем лесу.
Что лучше – сгореть заживо или утонуть? Что из этого менее болезненно? Невеселый выбор, если честно. Лед начинает прогибаться под весом моего тела. Теперь на его поверхность уже выдавился слой воды толщиной в пару сантиметров. Я зажмуриваюсь и стараюсь отогнать от себя холод и звук деревьев, с треском падающих на землю где-то в отдалении. И звук ревущего по краям озера пламени. Пепел усыпал мне волосы, тлеющие угольки падают к моим ногам, растапливая под собой лед.
«Я слишком долго ждала», – в который раз думаю я. Мне нужно было уходить вместе с Сюзи и мистером Перкинсом.
Вскоре лед треснет и расступится подо мной. Вскоре я упаду в озеро и утону, как Оливер в свое время.
Стану еще одним жертвоприношением озеру.