Зимняя Чаща — страница 47 из 51

Покрытая снегом растительность не должна гореть. Но ярость способна проделывать странные вещи. Сегодня ночью она, например, спалила лес. Будь здесь моя бабушка, она все исправила бы. Провела бы пальцем по воздуху, и деревья, послушавшись ее, перестали гореть. Ей под силу было сделать это.


Сквозь дым я вижу лагерь на другой стороне озера и нескольких парней, бегущих прочь от своих хижин. Они еще не все успели сбежать. Некоторые до сих пор остаются в лагере.

«Лес хочет сгореть», – думаю я, а затем повторяю это вслух – ни для кого, для себя только. Лес хочет сгореть и хочет, чтобы все мы сгорели вместе с ним. Может быть, лес заслужил это. Может, он слишком долго простоял на свете. Я крепче прижимаю к своей груди книгу заклинаний и думаю обо всех Уокерах, кто вырос, вышел из этих лесов. Обо всех легендах, что живут в этой земле и на страницах этой книги. А теперь все это сгорит.

Моя голова начинает гудеть, и у меня вновь возникает знакомое уже ощущение того, что я уже была здесь. Стояла на этом месте, на этом льду, и думала о том же самом, что сейчас, и чувствовала, как обжигает мои легкие пепел. Ощущение дежавю охватывает меня так стремительно, так сильно, что моя голова непроизвольно запрокидывается вверх, к багровому небу.

Тик, тик, тик, тик. Щелк!

Я моргаю, стараюсь сфокусировать свой взгляд и все крепче, крепче прижимаю к себе книгу заклинаний.

Лед колышется подо мной – настолько тонкий, что я вижу сквозь него черную бездну у меня под ногами. Слышу, как кричит где-то в дыму Оливер, повторяя мое имя. Судя по звуку, он уже где-то близко.

«Я выросла в этих лесах, – думаю я. – Как и все Уокеры. Этот лес принадлежит мне, а я – ему».

Лес волнуется, стонет, кричит вдоль берега, пламя бушует, подстегиваемое злобой и местью. Лед трещит подо мной. Страх когтями вцепляется мне в горло.

Откуда-то из дыма вновь кричит Оливер, но я не слушаю его, не откликаюсь, чтобы указать, где я нахожусь. Вместо этого я вглядываюсь в жуткое небо, в верхушки деревьев, которые я едва различаю над дымной пеленой. И меня не покидает чувство, что лес наблюдает за мной, прислушивается ко мне. Он знает, кто я.

– Я Нора Уокер, – тихо говорю я, как и всегда делаю это, входя в Чащу, но сейчас эти слова кажутся мне какими-то мелкими, ничтожными. В них не чувствуется никакой магии. Никакого смысла. Я думаю о моей бабушке, вспоминаю, какой крепкой она была – как якорь, который невозможно было сдвинуть с места без ее воли. Многие боялись бабушки – ее сильного высокого голоса, шапки ее буйных темных волос. Я никогда не видела, чтобы она расчесывала их, но вот что удивительно: растрепанные, спутавшиеся от сильного ветра, бабушкины волосы спустя мгновение уже лежали ровными шелковистыми прядями у нее на спине. Моя бабушка была просто чудо. Как мне хотелось бы, чтобы она сейчас была здесь, рядом со мной. Как мне хотелось бы знать все, что знала она. Уметь, как она, командовать растущими вокруг деревьями.

Я крепче сжимаю в руках книгу заклинаний, зная о том, какая сила заключена внутри ее страниц, как весомы слова, записанные в ней жившими до меня женщинами из семьи Уокеров. Я понимаю значение этих слов. Знаю, что Уокеры когда-то командовали этими лесами и этими темными небесами. Что леса и Уокеры тесно связаны друг с другом. Нас нельзя, невозможно отделить друг от друга.

– Моя мама – Тала Уокер, – сглотнув, добавляю я. Это нечто новенькое, напоминание деревьям о том, чья кровь течет в моих жилах. – А моей бабушкой была Ида Уокер, – с придыханием произношу я ее имя, стараясь как можно дольше задержать его у себя на языке. – И я тоже Уокер, – повторяю я.

В наших венах когда-то текла, пульсировала магия. Настоящая магия. Мы дышали, и лес прислушивался к нам. Мы роняли слезы, и на стволах деревьев сквозь кору проступали капли сока. И пусть теперь многие магические знания забыты, утекли, как вода в песок, но наша кровь осталась той же, прежней. И внутри нас все так же горит огонь.

Я чувствую, что Оливер уже близко, почти рядом со мной, но не оборачиваюсь.

– Я принадлежу этому лесу, – громко говорю я, желая, чтобы деревья слушали меня. Желая успокоить, погасить их гнев. Остановить пожирающее все, что еще осталось вокруг, пламя. – Я Уокер, – вновь повторяю я. – Ты знаешь мое имя. Ты знаешь, кто я.

Мои слова звучат как заклинание, как остатки былой настоящей магии, которая поднимается во мне, обжигая кончики моих пальцев.

Я делаю глубокий вдох и высоко поднимаю подбородок. Меня переполняет уверенность.

– Я Уокер! – кричу я, перекрывая своим голосом рев бушующего на берегах озера пламени.

Я не боюсь.

Я слышу, что Оливер всего в нескольких шагах от меня.

– Нора! – все настойчивее кричит он. А затем раздается новый звук – треск, свист, и что-то сразу меняется в воздухе.

А затем я вижу падающие угли и гигантскую сосну, целиком охваченную пламенем. Высотой эта сосна метров шестьдесят, не меньше, и ее ствол охвачен огнем от верхушки до самых вылезающих из размягчившейся почвы корней. Сейчас это дерево все сильнее клонится, клонится и начинает падать в сторону озера, прямо туда, где стою я. Завороженно слежу за тем, как сосна рассыпает по небу фейерверк своих искр. Смотрю с трепетом и восхищением. А затем все происходит как в замедленной съемке: я знаю, что мне нужно бежать, но меня приковывает к месту величественная картина падения этого громадного охваченного огнем дерева.

Спустя секунду дерево падает на озеро и с оглушительным грохотом проламывает на нем корку льда. Это удар чудовищной силы, от которого лед на озере моментально раскалывается на тысячу осколков, а само озеро содрогается под моими ногами.

Всего в паре метров от меня сосна погружается в черную воду, в темную зияющую пропасть. Летят в воздух льдинки. «Беги!» – панически кричит в моей голове голос. Но сердце замерло у меня в груди, мои ноги боятся тронуться с места. Лед издает странный, жуткий звенящий звук, словно готовый сломаться согнутый металлический лист. Словно долгий, нескончаемый вой. Я успеваю судорожно вдохнуть воздух перед тем, как это происходит.

Мои веки мигают.

Время замедляет ход.

Затем лед ломается, быстро расходится у меня под ногами, и я падаю в воду.

От удара воздух моментально вышибает из моих легких. Моя голова уходит под воду, книга заклинаний выскальзывает у меня из рук и уходит в бездонную глубину – точно так же, как до этого утонуло в ней бабушкино кольцо. Я выныриваю на поверхность, стремлюсь глотнуть воздуха. Пытаюсь крикнуть, позвать Оливера, но слова застревают в моем пересохшем горле, в слишком густом от дыма воздухе. Бью руками по воде, пытаюсь плыть к краю ледяной кромки, но ее больше нет. Весь лед расколот на отдельные льдины, плавающие по поверхности озера точно так же, как я сама.

А берег очень далек, он вообще не виден сквозь завесу дыма.

Я вновь пытаюсь закричать, но меня уже охватывает оцепенение, холод становится невыносимым, а вес намокшей одежды – неподъемным. Сколько времени я уже нахожусь здесь, в воде? Пару секунд? Час? Не знаю, сколько именно, но слишком долго. Моргаю глазами, глядя в затянутое пеплом небо, и чувствую, что мои руки отказываются служить мне. И ноги тоже перестали двигаться. Я вся окоченела. Весь мир вокруг меня превратился в размытое черное пятно.

Прежде чем я успеваю это понять, моя голова уходит под воду. Просто скрывается под водой.

Я тону.

Все сейчас намного хуже, чем в прошлый раз, когда я тонула. Холод режет кожу, как бритва, легкие лихорадочно ищут глоток воздуха, расширяются, грозя сломать мне изнутри ребра. Воздуха, воздуха! Когда я тонула тогда, все казалось похожим на сон, нереальным. Сейчас мне очень больно и страшно.

Я зажмуриваю глаза и чувствую, как меня затягивает вниз, в пучину, у которой нет дна. И все же я продолжаю сжимать рот, боюсь глотнуть воды, которая сразу заполнит мои легкие.

«Мне не хочется умирать вот так», – думаю я.

Я не хочу становиться жертвоприношением озеру, лесу. Не хочу утонуть, как Оливер, и стать бродящим в этих лесах призраком. Не должно все закончиться этим, не должно.

Не моя это история.

Ведь я Уокер.

Открываю глаза, но вижу только тьму вокруг.

Тикающий звук проникает откуда-то мне в уши – тихий поначалу, он становится все громче. Вода вокруг меня начинает вибрировать, словно запущенный в небо воздушный змей, дергающий на ветру нить, к которой он привязан. Что-то здесь не так.

Я погружаюсь глубже, в самый лютый холод, который когда-либо испытывала. Я тону, а мои мысли крутятся в голове все быстрее – настолько быстро, что я не успеваю ловить их, но в то же время что-то медленно и лениво тикает.

Это тиканье становится все громче, и я нащупываю лежащие у меня в кармане часы Макса. Они дрожат у меня в ладони, их стрелки нервно дергаются то вперед, то назад.

Я жду, что вот-вот почувствую под собой каменистое дно озера, и тогда в мои легкие хлынет вода. Но часы дрожат, громко отсчитывают секунды, и вода кажется мне воздухом. Такое ощущение, будто я плыву по течению среди темных облаков.

Представляю, будто мне не холодно.

Представляю, что не продолжаю бесконечно погружаться в бездонную глубину озера.

Представляю, что огонь не бушевал на берегах озера и что я никогда не ходила с теми парнями в Чащу. Представляю, будто мотылек никогда не бился в мое окно, а Сюзи никогда не просилась переночевать у меня. Представляю, что никогда не находила Оливера в Дремучем лесу, и он никогда не целовал меня. Представляю, что я и не утонула вовсе.

Представляю наконец, что я такая же сильная и смелая Уокер, как те женщины, что были в моей семье до меня.

Представляю, что могу все исправить.

«Я Уокер», – снова думаю я, и эти слова словно масло скользят по моей коже.

Я крепко сжимаю часы – холодный металл впивается мне в ладонь. Откуда-то знаю, что часы – единственная вещь, за которую я сейчас должна держаться.

«Когда будет нужно, твоя ночная тень явится к тебе»