– Он был красивым?
Элла потянулась и поправила руку-веточку.
– Не знаю, но уверена, что это было нечто потрясающее.
Таб поискала место для шишки на лице снеговика.
– А ты жила в пятнадцатом веке, бабуля? Ты видела того снеговика?
Элла отчетливо услышала, как мама чуть не задохнулась от возмущения.
– Нет, я не жила в пятнадцатом веке.
– Тогда бы бабушке было более четырехсот лет, – терпеливо принялась объяснять Элла. – Люди не живут так долго.
– Хотя порой утром я чувствую себя так, будто мне точно не меньше.
Элла не могла вспомнить, когда так приятно проводила время с мамой. Внутри появилось ощущение, будто она впервые в жизни попробовала сахар, тогда как раньше ела только соль.
– Броди сказал, что некоторым деревьям в лесу несколько сотен лет, значит, они старше людей. – Таб отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться снеговиком. – Наверное, лепить снеговика нравится мне больше всего на свете.
Элла присела рядом с дочерью.
– На прошлой неделе ты говорила, что больше всего любишь печь печенье. А за неделю до этого – что танцевать.
Гейл принялась поправлять шею снеговика.
– Ты ходишь на уроки балета?
Таб замотала головой.
– Я танцую с мамой. В нашем домике. – Таб запрыгала, словно мячик. – Бабуля, давай устроим танцы на снегу!
– А как же снеговик? Его надо закончить.
– Давай сначала потанцуем. И на снегу останутся красивые следы, как рисунки. – Таб подошла и взяла Гейл за руки.
– Я… не умею танцевать. – Гейл выглядела растерянной.
– Все умеют танцевать. – Не выпуская ее руку, Таб продолжала неуклюже прыгать: зимняя одежда и ботинки мешали сделать движения грациозными. – Мамочка, и ты танцуй с нами.
Элла засмеялась, взяла Таб за руку, подняла ее, и дочь закружилась. Это был момент абсолютного счастья. Элла непроизвольно потянулась, чтобы взять за руку маму, но та отдернула ее и покачала головой.
– Я лучше на вас посмотрю.
Реакция матери стала ощутимым ударом, Элла даже покачнулась, но сдержалась и повернулась к Таб. Она не позволит взглядам матери повлиять на отношения с дочерью. Этому никогда не бывать.
– Нам повезло, мама, что на этот раз мы танцуем. – Элла продолжала кружить Таб и улыбалась, видя ее радость. – На прошлой неделе она накрасила ногти лаком, на беду он оказался красным. Майкл, когда увидел, хотел вызывать скорую, мне не сразу удалось его успокоить.
Она ожидала, что мама рассмеется, но увидела на ее лице лишь слабую улыбку – доказательство того, что дети кажутся милыми и очаровательными зачастую только их родителям.
Элла чувствовала, что сделала все возможное, но все равно испытывала неловкость. Остановив Таб, она развернула ее к снеговику.
– Не хочешь его закончить? Нужен еще нос, и у меня есть то, из чего его можно сделать. – Элла загадочно подмигнула и достала из кармана морковку.
– Что нужно сказать, Таб? – спросила она, не дождавшись благодарности.
– Спасибо. – Дочь замахнулась и воткнула морковку, сверху на нее упал ком снега.
– Никогда бы не догадалась захватить морковь. – Гейл поморщилась и потерла ладонью ребра.
– Тебе плохо, мама?
– Все в порядке. Просто непривычно много наклонов.
– У бабули повреждены ребра, – сообщила Таб, сняла шапку и надела на голову снеговика. – А ты знала, что бабуля не лепила снеговиков с самого детства?
– Нет, милая, я не знала. – Она вообще не знала, что мама когда-то их лепила. Такое и представить было сложно. Это занятие для беззаботного, веселого ребенка, а мать всегда производила впечатление другого человека. Элла почти ничего не знала о прошлом мамы. Похоже, с Таб они об этом говорили. Она внимательно посмотрела на Гейл, но та, кажется, была полностью поглощена наблюдением за без умолку болтающей внучкой.
– Бабуля лепила снеговика со своей мамочкой, у него был красный шарф. Сначала бабуля не хотела со мной его лепить, говорила, что забыла, как это делается, но я ее научила.
Элла попыталась представить мать девочкой с горящими глазами, увлеченно лепящей шары из снега.
– Вы лепили его в Центральном парке, мама?
– Нет, – вздрогнув, ответила Гейл. – У нас был большой сад.
– Но ты ведь жила на Манхэттене.
– Тогда еще нет. Мы переехали, когда мне было шестнадцать, хотя, конечно, часто там бывали. Мы жили в Вермонте, когда я была маленькой, в большом доме на достаточно крупном участке земли. Лоси часто объедали деревья, и мама расстраивалась.
Элла задумчиво протянула Таб еще веточку.
– Ты никогда не рассказывала о Вермонте.
Значит, мама умеет лепить снеговиков. Почему же она с ними никогда не лепила? Что стало тому причиной?
Так много вопросов, и ни на один нет ответа.
Элла собиралась с силами, чтобы задать первый, когда неожиданно к ним подошел Майкл. На нем было шерстяное пальто, на шее – теплый шарф, воротник поднят.
– Как у вас дела? – Он выглядел спокойным и довольным жизнью, но его скорое появление подсказывало, что он быстро позавтракал, чтобы быть рядом и поддержать ее. – Как мои девочки?
– Весело проводят время, – ответила Элла. – Сегодня именно такой снег, какой подходит для снеговиков.
– Что ж, я как раз пришел, чтобы вынести вердикт. – Он повернулся и посмотрел на Таб.
– У нас не конкурс, – заявила та. – Снеговик всего один – мой. Значит, победила я.
– Ты победила. Официально объявляю твоего снеговика лучшим в Шотландии. А возможно, и во всем Северном полушарии.
– Ты шутишь, папочка.
– Не шучу, получился отличный снеговик. – Он склонился к Элле и громко прошептал: – Сказать, что ему, вероятно, понадобится пластическая операция носа?
В ответ она вскинула бровь:
– Думаешь, пастернак смотрелся бы лучше? Как прошел завтрак?
– Вам стоит отвлечься и попробовать. Я поэтому и пришел. К тому же вы наверняка проголодались. Рекомендую полный шотландский завтрак.
– Я уже ела тост, – сообщила Таб. – Лучше я здесь поиграю. – Она принялась сгребать снег, намереваясь создать что-то рядом со снеговиком.
Майкл присел рядом с дочерью.
– Будет еще один снеговик?
– Будет собачка. – Таб похлопала по холмику, придавая ему форму. – Ему же одному скучно.
Майкл поднялся на ноги и улыбнулся жене:
– Вы с мамой идите, позавтракайте.
– Нам некуда торопиться.
– Иди. – Майкл посмотрел многозначительно. – Лови момент.
Он явно намекал, что стоит проводить больше времени с мамой, и он прав, к тому же все складывается хорошо.
– А где Саманта?
– Недавно видел ее, она шла в библиотеку. Между прочим, там великолепное собрание книг. У нее встреча с Броди, потом, полагаю, он будет показывать ей поместье.
Интересно, сестра до сих пор обижена? Что она скажет вечером, после того как проведет весь день с Броди? Удастся ли ей преодолеть смущение из-за постоянно повторяющихся неловких ситуаций?
– Я побуду здесь, пока Таб не закончит лепить собаку.
– Иди, я с ней останусь. – Майкл обнял и поцеловал жену.
– Хватит целоваться. – Таб вставила два маленьких камушка туда, где на морде должны быть глаза. – Знаешь, бабуля, они постоянно целуются.
Элла совсем забыла о присутствии мамы и сейчас, покраснев, отошла от мужа подальше, а тот нагнулся и протянул дочери веточку для хвоста.
– Твой папа любит твою маму, и в поцелуях нет ничего плохого.
– Это противно.
– Противно? Думаешь, целоваться противно? – Майкл сделал страшное лицо, зарычал и потянулся, чтобы поцеловать Таб в шею.
Она взвизгнула, попыталась убежать, потом захохотала так, что повалилась на спину в снег. Майкл подхватил ее на руки, а Элла наблюдала за ними, качая головой и не зная, злиться ей или смеяться.
– Теперь она вся в снегу, Майкл.
– И ей это нравится.
Элла принялась отряхивать куртку Таб, потом сняла шарф и повязала ей.
– Так тебе будет теплее, – объяснила она и покосилась на мать.
Лицо Гейл выражало такую муку и боль, что Элла чуть не задохнулась. Даже в больнице она выглядела не такой несчастной и растерянной. Мать шла по жизни уверенно, как настоящий боец, гладиатор, никогда не позволяющий себе эмоции и срывы, оттого Элла и привыкла считать, что мама совсем не испытывает чувств. Почему сейчас у нее такое лицо? Причина в Майкле и Таб?
– Мама? – осторожно спросила Элла, а затем, не увидев реакции, повторила громче.
Гейл несколько раз моргнула и посмотрела на нее:
– Прости, ты что-то сказала?
– Я? Ничего… – Она не сможет понять состояние матери, когда рядом визжит и хохочет Таб, для этого надо остаться наедине и в тишине. – Знаешь, Майкл, я захотела есть. Ты прав, оставайтесь здесь с Таб, мы с мамой пойдем завтракать. Встретимся позже.
Она пошла в сторону дома, Гейл последовала за ней.
Получится ли поговорить с мамой? Раньше они никогда не обсуждали чувства друг друга. Как вообще начать этот разговор?
«Послушай, мама, ты выглядела так, будто твой ребенок умер у тебя на руках. Что с тобой случилось?»
Неожиданно Гейл заговорила первой:
– Он хороший отец.
– Майкл? Самый лучший. Веселый, с удовольствием проводит время с Таб. Ей очень повезло.
– М-м-м… А тебе?
– Мне? Разумеется, мне тоже повезло. Почему ты спрашиваешь?
– А почему нет? Ты же моя дочь. Твое благополучие по-прежнему беспокоит меня, несмотря на то что ты выросла и создала свою семью.
– Я должна была рассказать тебе о Таб. И о Майкле.
– Я бы очень этого хотела, но понимаю, почему ты не сделала. – Гейл подняла воротник пальто. – Я тебя не виню.
– Не винишь?
– Нет. Я плохо поступила в нашу последнюю встречу, обидела тебя и прошу за это прощения. Я всегда желала лишь одного – защитить тебя и твою сестру. Я, собственно, и не ждала, что вы меня поймете.
– Так помоги нам. Помоги понять тебя. – Элла остановилась, до дома идти минут пять, не больше, и она не хотела, чтобы столь важный разговор так быстро был кем-то прерван. – От чего именно ты нас защищала? Это из-за папы? Конечно, мне не понять, как тяжело потерять в столь юном возрасте любимого мужчину, но я вполне понимаю желание женщины защитить ребенка.